в одной землянке, как в общежитие. Золота не перевозили и не продавали. Они просто его намывали, а это административный штраф. Да и от него они отвертятся. Ребята ушлые, не дураки: законы знают. Посему организованной преступной группы нет. Надо брать Калашникова, только он может уличить старика-разбойника. Плохо, что и Чудь это понимает. Мужику недолго осталось… торопитесь ребята…
– Да, да, – согласился Роман, – Работа в вашем крае старцем проделана огромная. Но мы ведь сюда приехали не артели старателей накрывать, а расследовать убийство Героя Советского Союза Романовского, в ходе которого напали на след военного преступника, оказавшимся ещё и человеком, использующим государственную тайну в корыстных целях. Но этот след не наше дело. Когда мы найдём убийцу Романовского, дело золотоискателей придётся передать ФСБ. А пока не подлежит сомнению то, что у старика помимо морды злодея есть второе лицо – публичное, причём с хорошей репутацией. Наверняка его официальное лицо хорошо известно в Архангельской области и вкупе с его возрастом даёт нам основание думать, что он известный в городе человек и обязательно ветеран. Не мог он запамятовать такой отрезок своей жизни, чтобы не покрасоваться. Точно придумал себе героическую молодость и обставил сочинённую жизнь документально. Его биография должна быть безупречна. Ведь он не только скрывался от правосудия, и не только руководил подсудным бизнесом, он имел возможность перекопировать строго секретную карту перспективных золотых месторождений. Значит, имел к ней доступ… а туда сунуть нос мог только совершенно чистый человек.
– Необязательно, – возразил Исайчев, – он мог купить карту у до времени чисто человека. Золотишко многих способно сбить с пути истинного. Из какого фильма не помню, но фраза…
– Миш, – укоризненно взглянув на мужа, бросила Ольга.
Исайчев обиженно махнул рукой:
– Что ты будешь делать, ну не даёт блеснуть эрудицией…
Покряхтев, Исайчев продолжил:
– Итак, мы упёрлись в ветеранов и завязли, как в болоте.
– Тьфу! – неожиданно воскликнул Русаков, – мне надо позвонить отцу, успокоить старика…
Увидев вопрошающие лица коллег, Александр Егорович, пояснил:
– Позавчера, в нашем управлении в Архангельске, кто-то испортил стенд ветеранов. Содрал часть фотографий. У отца там висела дорогая его сердцу фотка его юности. Она у него единственная… распереживался старик, давление подскочило, даже «скорую» пришлось вызывать… Я сегодня утром позвонил начальнику управления, хотел пожаловаться. Оказалось, он это безобразие видел и дал нагоняй инспектору, который отвечает за оформление стендов, а тот оправдался тем, что прежде чем повесить стенд снял со всех документов копии и через недельку доску восстановит, будет лучше прежнего.
– Во! – воскликнул Васенко, – может кто-то не просто стенд испортил? Может, там фотография злодея была? Много ли у вас ветеранов?
Русаков недоумённо поднял бровь:
– Он золото добывает, а не нефть. Что ему делать в нашем управлении?
– И всё же, Саш, пусть инспектор отправит фотографии с доски ветеранов на этот телефон и на этот. Первый телефон Валентина, второй Ольги. Пусть посмотрят ради интереса. Я думаю, то что мы упёрлись в ветеранов может быть и не плохо. Был бы он лет на надцать моложе, где бы мы его искали? А так их конечно много ну и не так много, чтобы непочатый край. Оль, что ты молчишь? Ты ведь пылишься в архивах. Мысли какие-нибудь появились?
Ольга до этого отрешённо смотревшая в окно, встрепенулась:
– Мне кажется наш сомик в данный момент залёг на дно. Подчистил за собой всё и ушёл под коряжку. Оттуда за нами наблюдает. Он знает о нас больше чем мы о нём. Чудь где-то близко, я его чую. Он сделал всё, чтобы нигде не пересечься со своим вторым лицом. Я же сказала: лысых много подходящих нет. И потом, Чудь здесь дома, а мы в командировке, которая не может длиться долго. Старик нас пересидит… Посему предлагаю пошевелить дно, может сомик всплывёт?
– Или, наконец, умрёт от страха и старости, – ухмыльнулся Роман. – Он хоть и залёг под коряжку, но чувствует себя там неуютно. Предлагаю пустить слух, будто Валентин очнулся и начал просматривать фотографии, а ещё сказать, что у Валентина способности открылись к рисованию и он по памяти набрасывает портрет, а?
– Как запустим? – удивился Русаков, – через кого? Мы вроде расследование ведём негласно?
– Ты своему отцу звонить собираешься? – спросил Исайчев, – давай очень мягко посвятим его в суть дела и расскажем про Валентина. Я думаю он непременно поделиться с товарищами о том, какой гад затесался в их ряды.
– Не хотелось бы его расстраивать…
– Сашка, – воскликнула Ася, – твой дед никакой не слабак. Он на медведя ходил в одиночку. Он тебя воспитал в одиночку и ничего выдюжил…
– Тогда не по телефону, – согласился Русаков, – сейчас поедем домой, он обед приготовил. За рюмочкой всё ему расскажем. Пора вас перед батей легализовать. Он и так давно понял, что вы здесь вовсе не нефтяные вышки открывать приехали. Раньше всё вопросы задавал, а сейчас пришипился и ни гу-гу… В глаза не смотрит… Думаю, если сказать, что вы ловите диких старателей и их престарелого вожака, к вечеру ветеранская братия будет в курсе. Они ребята дружные, они нам ещё и подсобят.
– То есть мы теперь кто? Легенда у нас какова?
Русаков задумался, уткнувшись отрешённым взглядом в потолок. Исайчев решил ему помочь, направить забуксовавшие мысли в нужное русло:
– Мы из столицы, из отдела по борьбе с незаконным оборотом драгметалла.
Васенко продолжил:
– Засекли большую партию песка родом из ваших мест. Взяли дилера, он раскололся и сообщил, что в группе диких старателей верховодит немолодой человек.
– Точно! – воскликнул Русаков, – Одно условие: про Романовского и всё связанное с убийствами старателей говорить не будем. Про вашего военного преступника тоже. Не к чему старикам все эти ужасы.
Русаков встал с места, давая понять, что пора и честь знать: Ася устала. Подвёл итог:
– Ну что разбежались?! Я на работу, Ася продолжает думать, а вы куда?
– Я в архив, – тускло обронила Ольга – к ветеранам…
– Я, как всегда, в злачные места, туда где тусуются дикие старатели, разговоры слушать, – сообщил Роман Васенко.
– Ага и пивко попивать, – не радостно заметил Исайчев, – а мне прямой путь тоже в архив, но в военный, вдова рассказала, что у Романовского был период, когда он служил здесь в спасательной авиации, может мелькнёт что-нибудь интересненькое помимо военного эпизода.
2010 год. Дом на острове Двинской губы в Белом море
«Ну вот и всё, – думал Чудь лёжа на парчовом покрывале, – кончилась твоя жизнь Ефим Абрамович. Не будет тебе никаких почестей и салютов.»
Он встал, подошёл к шкафу и из верхнего ящика вынул мельхиоровую коробочку, открыл: на дне белела небольшая пилюля, крикнул:
– Ахма, ко мне!
Росомаха в два прыжка оказалась у ног хозяина. Чудь ласково шлёпнул её по гладкому боку и покрутил перед носом зверя таблеткой:
– Их было две. Осталась одна – подарок отца. Он оставил это, когда они с матерью уезжали, бросили меня одного. Отец тогда сказал: «Пилюля для врагов! Я знаю: яд подлее пули, но уверен: выстрелить ты не сможешь». Он ошибался, Ахма… Я придумал оружие сильнее пистолета и ружья. Я придумал тебя! Но таблетки тоже пригодятся: одну уже отдал Майре, хотя она и не была моим врагом. Когда-то я её любил, а она предпочла другого. Но я не в обиде и убрал её не из-за этого. Просто она должна молчать. Смерть самая большая молчунья на свете.
Росомаха будто угадала намерения хозяина: густая блестящая шерсть на загривке Ахмы улеглась, пушистый хвост повис, и зверь отполз от ног старика, спрятался под кровать, только торчал торчал кончик блестящего чёрного носа.
– Боишься? – усмехнулся Чудь.
Он несколько раз подбросил пилюлю на ладони, обдумывая, повторил:
– Отец сказал для врагов, – Чудь вернул таблетку на место, захлопнул крышку шкатулки. – Для врагов, так для врагов. Папу надо слушать…
Старик вытащил из кармана куртки сотовый телефон и, выбрав номер, дождался ответа абонента:
– Кузьма? Валентин начал говорить и даже рисовать портреты. Купи старателям билеты на самолёт, пусть разлетаются по своим гнёздам. Сидят тихо. Сам приезжай завтра
