Хог: И вы пошли с ним на свидание.
Морган: Я слишком мало знала приличных парней. Тут с такими не познакомишься. И на вечеринки не ходила. Он повел меня в Оушен-парк. Мы катались на аттракционах и ели сахарную вату. Мне казалось, будто я снова в школе. Артур так нервничал, что болтал не переставая. Он говорил о том, сколько денег заработает. О том, как перевезет сюда мать. О…
Хог: О своем отце?
Морган: Нет. Это только через много месяцев, когда окончательно удостоверился, что я его люблю. После первого свидания он упал на колени и сделал мне предложение. Он так делал каждый раз, когда мы виделись, — а это случалось все чаще и чаще. Согласилась я примерно через полгода, когда они с Гейбом поехали в турне. Гейб был шафером.
Хог: Вы были счастливы вместе?
Морган: Поначалу да. Он меня обожал. Мне казалось, что он самый милый человек на свете. Плюс рядом с Санни Дэем вообще было веселее жить. Проблема была в том, что не так-то часто он бывал рядом. Они с Гейбом или снимали кино по четырнадцать часов в день, или уезжали в турне. А Артур был очень старомодный. Когда родилась Ванда, он настоял, чтобы я ушла из кино и занималась ею. Так что я торчала дома с его матерью, которая переехала к нам, когда мы купили свой первый дом в Пасифик-Пэлисейдс.
Хог: Вы с ней уживались?
Морган: Насколько это вообще возможно. Она была ужасная, злобная женщина. Мне неприятно это говорить, но это правда.
Хог: По его рассказам у меня такого впечатления не сложилось.
Морган: Неудивительно. Но она вечно его клевала, принижала, твердила, что его отец был бездельником и алкоголиком и он сам ничуть не лучше.
Хог: Когда у вас начались проблемы?
Морган: Довольно рано. Я хотела чего-то большего. Настоящих отношений. Но для Артура я была скорее трофеем. Свободное время он предпочитал проводить со своими ребятами — играть в карты, ходить на скачки. А когда они с Гейбом выступали в Вегасе, они… они спали с женщинами. С разными женщинами. Я один раз его поймала, когда он вернулся. Он оставил пачку презервативов на комоде. Может, специально, чтобы я увидела. Я была в ярости. Он расплакался. Сказал, что он меня не заслуживает, что он родился в грязи, где ему и место. Предложил разъехаться. Даже вещи начал паковать. Вынудил меня умолять его остаться. И я умоляла, хотя пострадавшей стороной была именно я.
Хог: А вы ревновали к этим другим женщинам?
Морган: Конечно, хотя он обычно настаивал на том, что он их вообще не хотел, это они его хотели, а он не смог отказаться. Артур очень комплексует по поводу своей внешности. Завоевательский подход к женщинам — это скорее Гейб. Стоило ему заметить в ресторане красивую девушку — при том что рядом сидит Лорейн, на минуточку, — он извинялся, отходил, перехватывал ее у бара и брал номер телефона. Артур никогда себе такого не позволял. Лорейн хватило ненадолго. Через два года она подала на развод.
Хог: А вы тогда не думали о разводе с Санни?
Морган: Мне с детства внушали, что если в семье неблагополучно — виновата женщина. Прошло много лет, прежде чем я перестала себя винить. И ведь была еще Ванда. Знаете, как он ее хотел назвать? Сторми. Сторми Дэй — «грозовой день». Я, конечно, этого не допустила. Она была такой жизнерадостной малышкой. Такой красивой. Никогда не видела, чтобы мужчина так любил ребенка, как Санни любил Ванду. Когда она научилась ходить, мы переехали в Малибу, чтобы он мог по утрам гулять с ней на пляже перед тем, как ехать на студию. Он спускался на пляж на рассвете и рассыпал по песку ракушки, чтобы Ванда потом их находила, а он мог любоваться тем, как она радуется. Думаю, она была единственной настоящей радостью в его жизни. Когда у нее начались проблемы, он очень тяжело это переживал.
Хог: А это когда случилось?
Морган: Когда мы вернулись из Нью-Йорка. Ей было лет восемь. Она стала мрачной и замкнутой, много плакала. Врачи думали, это потому, что у нас в семье такая беспорядочная жизнь — то на одном конце страны, то на другом, отец вечно в отъезде, а когда дома, то у него часто меняется настроение. Артур считал, что это он виноват, что он каким-то образом это заслужил. Ну конечно, весь мир вращается вокруг него одного.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Хог: Расскажите про переезд в Нью-Йорк.
Морган: Я была за. Думала, если он будет на телевидении сниматься, то станет чаще бывать дома. Хотя бы не понадобится каждый год по тридцать девять недель проводить в разъездах. Для Артура стать звездой телевидения в Нью-Йорке было воплощением всех его мечтаний. Он жил в «Уолдорфе». Ему доставались лучшие столики в ночных клубах. Его имя упоминали в газетах рядом с именами Сизара, Берла, Глисона. Он был на седьмом небе.
Хог: А вы?
Морган: Мне не нравилось жить в гостинице. Он предложил купить дом в Коннектикуте, чтобы было где расслабиться. Я нашла нам чудесный коттедж с большим участком. У нас был план, что он к нам будет приезжать на выходные. Но никаких выходных не вышло. Мы владели этим коттеджем три года, а он его даже не видел. Ни разу. Мы с Вандой жили вдвоем. Там она пошла в школу Артур жил в городе, восемнадцать часов в день работал, а остальные шесть развлекался в ночных клубах. А когда им с Гейбом летом давали тринадцать недель отпуска, они уезжали в Лос-Анджелес сниматься в кино. Я ему говорила: почему бы тебе не расслабиться, куда ты гонишь? А он отвечал, мол, куй железо, пока горячо.
Хог: Так что вы его почти не видели.
Морган: И не разговаривала с ним. Он звонил мне, только чтобы узнать, как дела у Ванды, или пожаловаться на Гейба. Они ругались из-за денег, из-за того, кто будет первым в титрах, из-за всего на свете. Артур никогда не понимал, что у Гейба тоже есть чувства. Прошло четыре сезона, и Гейб решил, что больше не в силах сниматься в шоу. Артур тоже уже не выдерживал. Он так себя загнал, что попал в больницу. Так что они ушли с телевидения. Мы все переехали в Малибу. Вот тогда дела пошли совсем плохо.
Хог: Почему?
Морган: Ну, про проблемы с Вандой я уже говорила. И мать Артура умерла — после этого он как с цепи сорвался. У него появилась новая, сомнительная компания. Он подружился с Фрэнком Синатрой, что еще ни одному мужчине на пользу не пошло. И еще он завел первый серьезный роман — с молодой секс-бомбой Джейн Мэнсфилд. Он с ней еще в Нью-Йорке познакомился, и дело дошло до романа. Такого раньше не было — они встречались несколько месяцев подряд. Я узнала о них из колонки сплетен. Артур не стал отпираться. Он опять начал паковать вещи, но я уже не умоляла его остаться. На какое-то время он переехал в гостиницу. Потом они разошлись, и я приняла его обратно. Ради Ванды. Но от нашего брака к тому времени осталась одна иллюзия. Мы больше двух лет сексом не занимались.
Хог: Он мне говорил.
Морган: Это вы про беседу с ним в Вегасе по поводу ваших сексуальных проблем. Он так радуется и гордится, что вы ему доверились. У него почти не осталось близких друзей.
Хог: Он сказал, что вы ему стали скорее как мать.
Морган: Он стал бунтовать против меня. Начал кутить с совсем уж гулящими девицами. Я это долго терпела. Нас многое связывало. Состояние Ванды. Потом еще его разрыв с Гейбом. После этого он даже больше стал работать — писал, режиссировал. А потом связался с Трейси. Она была самой сексуальной киской того года — кажется, шестьдесят пятого. Артур этим бравировал. В газете опубликовали фотографию, где он в каком-то клубе покусывает ее за ухо. Он взял ее с собой в Вегас. Тут я решила, что с меня хватит. Больше я не собиралась разгребать последствия его выкрутасов. Поселилась отдельно. Предложила и Ванде жить со мной, но мы к тому времени на нее никакого влияния не имели. Она стала жить с тем французским режиссером и зарабатывать на жизнь как модель. Восемнадцать ей как раз исполнилось. Я вернулась к работе. Было до ужаса тяжело, но я выжила. Я люблю свою работу. Наверное, в ней теперь вся моя жизнь. Журнал «Пипл» в прошлом году признал меня любимой мамочкой Америки, знаете? Глупо, наверное, но это самое серьезное признание за всю мою жизнь.
