печально на прочности общего противобольшевицкого фронта: уральцы, стремясь на соединение с войсками Самары, выполняя не только приказания, но и все пожелания главного командования, после казанского похода сильно охладели к Самаре, усмотрев в факте взятия Казани неблагоприятный для них признак, а именно перенесение центра тяжести главных операций на правый фланг, а не на ближний им, левый. Они стали к голосу Самары почти равнодушны: “Раз со своими не умеете справляться, то нет вам нашего подчинения — вы сами себя лишили права на это. Ваша зараза передастся и нам — надо от вас держаться подальше”. Так ответил мне, начальнику штаба фронта, один из крупных начальников ближайшей к Николаевску группы Уральской армии генерал [М.Ф.] Мартынов. Что я ему мог ответить?.. Со взятием Казани фронт на Волге необычайно растянулся: ограничившись закреплением за нами устья и нижнего течения р[еки] Камы, мы тем самым надежно обеспечили бы свой правый фланг и могли бы, перегруппировавшись, продолжать планомерное наступление к Саратову, заручившись прочной поддержкой казаков»[272]. Сторонники Каппеля, однако, оспаривали эти замечания, утверждая, что помочь Махину Каппель попросту не мог[273].
После этого Махин сосредоточил усилия на других участках, расширяя подконтрольную ему территорию и содействуя соседям. В целом, операции Махина были успешными, хотя и носили локальный характер. Его войска освободили от красных несколько волостей Самарской губернии и приволжские волости севера Саратовской губернии. Действовать приходилось и в Николаевском уезде Самарской губернии, известном своими революционными традициями с 1905 г. Возможно, Махину пригодился имевшийся у него опыт подавления революционного движения в этих местах в 1906–1907 гг.
О деятельности Махина в этот период высоко отозвался лидер эсеров В.М. Чернов, который писал, что «видел на Вольско-Хвалынском фронте крестьян-добровольцев Самарской и Саратовской губернии, которые начали борьбу с большевиками чуть не голыми руками; это была горсть людей, которые, под командой с. — ра полковника Махина, начали борьбу с одной жалкой пушкой, с разнокалиберными винтовками, почти без патронов; но я уже застал их довольно сносно экипированными и вооруженными из захваченных большевистских обозов, не боящимися атаковать вчетверо сильнейшего неприятеля и гордыми своей военной добычей — двадцатью семью орудиями, отнятыми у большевиков и обращенными против них же. Я был свидетелем злосчастного финала борьбы — когда этих, дравшихся как львы бывших фронтовиков восторжествовавшие реакционеры перебросили, безопасности ради, из родных мест, в которых они каждую пядь земли готовы были орошать своею кровью, — в чуждые, дикие пустыни Средней Азии, где палящий зной и бездушность дутовского казачьего режима медленно, но верно иссушили их усталые сердца»[274].
Не ранее 16 августа Махин подписал листовку к красноармейцам с призывом переходить на сторону Учредительного собрания: «Опомнитесь, куда вы идете! Ведь вас все еще обманывают, когда весь народ понял, что лживая и разбойничья власть большевистских комиссаров ведет страну к гибели.
Народ не хочет быть рабом и не хочет преклоняться пред генералами Вильгельма и их приказчиками Лениным и Троцким, которые продали Россию Германии, а вас заставляют сражаться против своих же братьев.
Вам говорят, что против советской власти вооружились кулаки, помещики и буржуазия. Все это — ложь…
Против советской власти сражается не белая гвардия буржуазии, а Народная армия, в ряды которой призваны ваши братья. Она одинаково борется со сторонниками старого режима и защитниками разбойничьей советской власти.
Поймите, ведь только на ваших штыках еще держатся проклинаемые всем трудовым народом комиссары, которые вас обманывают и заставляют идти против народа и против Учредительного собрания.
Оставьте ваших насильников комиссаров, избавляйтесь от их разбойничьего и предательского владычества, переходите на сторону Учредительного собрания, и вам простятся ваши ошибки и заблуждения, и вы, тем самым, приостановите братоубийственную войну.
Да здравствует единая независимая Федеративная Российская Демократическая Республика!
Да здравствует народовластие!
Да здравствует Всероссийское Учредительное собрание!
Да здравствует Народная армия!»[275]
Базируясь на Хвалынск, Махин действовал от него в нескольких направлениях — на запад, юго-запад, юг и юго-восток, содействуя в своих операциях в том числе и уральским казакам.
Полковник Розенбаум, впрочем, оценивал своего начальника критически. Например, он считал, что в результате боя за деревню Опалиха в начале августа 1918 г. путь на Саратов был открыт, «однако наши силы были не столько велики, чтобы сразу продолжать наступление, а [под]полковник Махин не был настолько дальновидным человеком, чтобы сразу провести общую мобилизацию и уже большей силой идти дальше в наступление»[276].
Махин отличался большой личной храбростью. Так, в бою под Левенкой (в другом написании — Левинкой или Ливянкой) 8 августа 1918 г. он, находясь на передовой, всего в 100 шагах от неприятеля, был ранен ружейной пулей в лицо, причем была пробита правая верхняя челюстная кость. Связано это было с тем, что при наступлении Махин обычно ехал в экипаже впереди головной заставы своих сил, перед ним двигались лишь дозоры. При обнаружении противника Махин оставлял экипаж и лично производил разведку. В этот раз красные сделали вид, что сдаются, а когда народоармейцы приблизились, открыли по ним огонь. Одна из пуль попала Махину в голову, войдя возле носа и выйдя в районе уха[277].
Несмотря на тяжелое ранение, Махин до конца боя остался в строю и руководил боем. Более того, один из мемуаристов писал, что «в самый, как казалось нам, разгар боя к батарее (2-й Самарской. — А.Г), неожиданно на тройке подъехал раненный в шею полковник Махин и приказал немедленно сниматься с позиции и отходить назад. Предупредив, что все и на всех участках фронта давно уже отступили, он куда-то быстро умчался…»[278] Красные в Левенке имели большие запасы имущества, около 500 000 руб. Первоначальный успех войск Махина сменился неудачей после провокации красных, надевших отличительные знаки Народной армии и вывесивших белые флаги. Последним Махин явился на перевязочный пункт. Махина перевязали на пароходе, а затем перевезли в штаб в Хвалынск, где он снова вернулся к работе, игнорируя категорический запрет врачей[279].
По итогам боя Махин 13 августа издал приказ войскам Народной армии Хвалынского района № 31, первый параграф которого уместно воспроизвести целиком: «Солдаты-граждане! Бой 8 августа под д[еревней] Левинкой обещал нам крупную победу. Противник в Левинке имел большие запасы военного имущества. При отряде находились более полумиллиона рублей денег. Героическим порывом назначенных для атаки рот первое сопротивление противника было сломлено. В рядах его произведена паника. Расстройство неприятеля увеличилось после того, как был убит главный бандит, Баулик[280]. Неприятель в панике бросился к восточному выходу из деревни, пытаясь спастись бегством от занесенного над ним удара. Но в самый
