— Ничего! Руки потом с мылом вымоешь, у тебя там душистого кусок припрятан. Ну, а изнутри винцо хорошо промывает! — Нунна-пальван достал из кармана поллитра «ашхабадского», налил себе в пиалу, выпил и с удовольствием закусил овечьим сыром.

Глава десятая

В этот день Кейкер пришла из школы сама не своя. Она повесила на стену сумку, но не села, как обычно, возле матери, а осталась стоять у двери, задумчиво глядя вдаль.

Тетя Дурсун смотрела на нее и не могла оторвать взора, словно впервые увидела свою Кейкер. Каштановые до колен косы отливают бронзой, бордовое шелковое платье облегает тонкий и сильный стан, тюбетейка украшена монетками. Вот так и растут дети: не заметила, как дочь заневестилась. Не зря, значит, сваты начали приезжать: самим-то все кажется — ребенок, а со стороны виднее… И удалась дочка, ничего не скажешь, не из родии, а в родню: стать Юрдамана, красота Нокера, скромность Пашиджана. Надо бы лучше, да нельзя, уберечь бы только от дурного глаза!

Последние слова тетя Дурсун нечаянно произнесла вслух.

— Ты все что-то шепчешь, мама! — Кейкер с улыбкой подошла к матери и села возле нее.

— Прошу бога, чтоб не сглазили мою Кейкер. Взрослая стала совсем…

Кейкер опустила глаза, смутилась. Взрослая! Еще какая взрослая — мать и представить себе не может, — сам учитель Ахат Аннамамедов написал ей любовное письмо! Настоящее любовное письмо, разукрашенное розочками.

Ей давно казалось, что учитель Ахат смотрит на нее не так, как на других. Правда, во время урока она тоже не отрывает от него глаз, по ведь он учитель, на него положено смотреть. Все смотрят, не только девушки, мальчишки глаз не могут оторвать от учителя Ахата: высокий, стройный, лоб широкий, соколиный взгляд. И совсем не заметно, что левая рука у него не гнется. Только когда в волейбол играет…

Неделю назад писали сочинение, учитель остановился позади ее парты. Чувствуя спиной его взгляд, Кейкер тряхнула головой, перебросила через плечо косу, зачем-то поправила воротник — писать она не могла. Ей казалось, она ощущает на щеке горячее дыхание Ахата. Наконец не выдержала и обернулась. Учитель ласково улыбнулся ей, сверкнув горячими карими глазами. Он доволен ее сочинением? Нет, не то, совсем не то означала его улыбка.

А сегодня после уроков отдал ей письмо: «…Я рад, что судьба привела меня в вашу школу и я встретился с тобой, Кейкер. Я люблю тебя. Когда ты уходишь домой, я иду в класс, сажусь за твою парту и думаю о тебе. Я ничего не прошу — я согласен на все. Хочу одного — быть достойным твоего доверия».

Никогда не писали ей таких писем. Должно быть, ее еще никто и не любил. Правда, Илли смотрел на нее нежно и один раз у колодца даже попросил напиться, а отпил совсем мало. И когда она обернулась, уже возле своей кибитки, Илли все стоял и смотрел на нее. О любви ничего не говорил; может, и сказал бы, но с первых дней войны его взяли в армию, а потом пришла похоронная, и Кейкер долго плакала, спрятавшись за кибиткой. Она любила Илли, казалось ей тогда, и решила хранить ему верность… Кейкер грустила, даже написала сочинение, в котором под видом Аннагюль, у которой погиб любимый и которая навсегда отказалась от личного счастья, изобразила себя.

Что же сейчас отвечать Ахату, если он спросит ее? Сказать, как Аннагюль, что, кроме Илли, никогда никого не сможет полюбить? Это неправда…

Так они и сидели молча, мать и дочь. Кейкер думала о том, как ей теперь относиться к учителю Ахату, а Дурсун грустила о своем. Выросла ее любимица, и хочешь не хочешь, придется скоро отдать ее чужим людям. Растет дочка, и знаешь, что рано или поздно придет за ней свадебный караван и опустеет твоя кибитка, и все-таки, когда это случается, кажется, что еще слишком рано. Да ведь и Анкар не торопится сбыть дочку с рук — такой свахе отказал! Может, он до двадцати лет хочет дочь при себе держать, как городские делают? Поди узнай его мысли!.. А в городе, говорят, некоторые и в двадцать пять выходят, если учатся. И правда, куда спешить, раз девушка скромная и держит себя достойно?

Снова с мельчайшими подробностями вспомнила Дурсун, как приезжали сватать Кейкер.

Дело было к вечеру. У кибитки остановилась арба, запряженная парой сытых, породистых лошадей. С нее слезла нарядная, полная женщина лет сорока. Она направилась прямо к Анкару-ага, стоявшему возле топчана, и уважительно поздоровалась с ним. Кейик, недавно пришедшая с поля, сразу смекнула, что это не простая гостья. Поставила на огонь все кумганы, а когда свекровь вышла из кибитки, сказала ей:

— Мне надо в контору, мама. Воду для чая я поставила, а заварите сами. — И добавила, усмехнувшись: — Как бы не пришлось нашей Кейкер каждый день этой толстухе чай заваривать. Важная какая: не иначе, жена председателя!

Дурсун только вздохнула в ответ: чем она тут поможет — судьба дочери в отцовских руках.

Кейик угадала — гостья и впрямь оказалась женой председателя; их колхоз тоже переселился из Ербента.

За чаем шел нейтральный разговор, приезжая не торопилась сообщить о цели своего появления, и Дурсун даже засомневалась было… Но когда женщина начала громко восторгаться их прекрасной семьей — причем она, оказывается, еще в Ербенте восхищалась доброй славой, какую завоевали у односельчан Анкар-ага и Дурсун-эдже, — стало ясно: это сваха. Ее мужа, продолжала она, тоже все очень уважают, Санджаров пьет у них иногда чай, а вчера приезжал Рахманкулов — после собрания даже ужинать у них остался. И чувствовал себя как дома: шутил, смеялся.

— Шутить всегда неплохо, — заметил Анкар-ага. — Особенно после работы.

— И не говорите, Анкар-бай, — зачастила гостья, по-своему истолковав его слова. — Здесь ведь так всем трудно! Молодые женщины и красавицы девушки ворочают прямо как лошади! За плечами кетмень, на ногах чарыки [9]— смотреть жалко! Ну, у нас, конечно, иные порядки: такая девушка, как Кейкер-джан, и в поле не выходила бы. У меня-то, правда, дочери нет, только сын. Восемнадцать лет недавно сровнялось. Учится в техникуме, дай бог ему здоровья… Он у нас головастый, с семи лет учиться пошел. И разговаривает-то все по-ученому. А уж тихий! Словно девушка…

— Вон ведь какой!.. — неопределенно заметила Дурсун и украдкой взглянула на мужа. Анкар-ага сделал ей жест, который мог значить только одно: «помалкивай».

За ужином, видимо решив, что почва подготовлена, гостья перешла к главному:

— Ну так вот, Анкар-ага, как говорится, пришел за айраном, не прячь посуду. Я ведь к вам по делу. — И она окинула хозяев вопрошающим взглядом.

Некоторое время Анкар-ага молчал. Потом поднял голову:

— Что ж… По любому делу рады с вами говорить. Если только не касаться сватовства.

— Ох, Анкар-ага, вы меня сразу и смущаете?

— Зачем смущать. Я так — для точности. А поговорить всегда недурно. Ночь велика, посидите вот с матерью, потолкуйте. — Он накинул халат, взял в руки шапку и, громко кашлянув, вышел из кибитки.

— Это как же понимать, Дурсун-эдже? Испытать он, видно, меня хочет? — Гостья недоумевающе пожала плечами. — Может, шутит ваш хозяин?

— Нет, — ответила Дурсун, смущенная резкостью мужа, — сказал-то он не шутя…

— Выходит, вы меня гоните? — Гостья не могла поверить в отказ. — Любая девушка сочла бы за честь… Я вас считаю равными себе, потому и приехала… Скажите, в чем дело? Если ваша дочь еще молода, мы можем подождать. Или вы уже с кем-нибудь договорились? Нельзя же так!

Ее раздраженный тон не понравился Дурсун, но, чтя законы гостеприимства, она и дальше старалась говорить со свахой как можно уважительнее.

— Мы очень вам благодарны, да сохранит вас бог, но уж такой у нас в семье порядок: сами за детей не решаем. И сыновей отец женил по их выбору, а единственную дочь и подавно обижать не станет.

Когда Кейкер поздно вечером пришла из конторы, арбы уже не было — важная гостья отбыла разгневанная, не пожелав ночевать в доме, где ей оказали такой холодный прием.

Дочери Анкар-ага ничего рассказывать не велел.

Глава одиннадцатая

В понедельник Паша принял от Довлиханова дела, а во вторник к новому председателю с самого утра начали приходить гости. Явился Поллык-ага, по, увидев двух колхозниц, промямлил, что заглянет попозже. Женщины прежде всего осведомились, как чувствует себя Бибигюль. Впрочем, здоровье Бибигюль оказалось только поводом — не прошло и двух минут, как гостьи завели речь о зерне.

— Да ведь я еще склады не проверил! — сказал Паша. — Подождали бы немного — скоро новое зерно будет. Вы из какой бригады?

— Из зерноводческой. У нас Нунна-пальван бригадир.

1 ... 22 23 24 25 26 27 28 29 30 ... 103

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Люди песков (сборник) - Бердыназар Худайназаров бесплатно.

Похожие на Люди песков (сборник) - Бердыназар Худайназаров книги

Последствия неустранимы: Жестокое счастье. - Михаил Черненок - Великолепные истории
Мужчина на всю жизнь - Герд Фукс - Великолепные истории
Энни - третий клон (СИ) - Раиса Николаева - Великолепные истории

Оставить комментарий