него русые вьющиеся волосы и привычка выкручивать пуговицы на рубашке.
— По степеням травматический шок тоже подразделяется на четыре степени: лёгкую, среднюю, тяжёлую и агонию.
Валентин много рассказывает, жестикулируя руками. Ученики любят его: никто не перебивает, если только этого не требует само задание лекции, слушают внимательно, а некоторые — даже с открытым ртом. Я сама стараюсь не отставать — спешно конспектирую всё, что слышу, едва ли улавливая саму суть.
По крайней мере, по записям у меня потом будет возможность наверстать упущенное.
— Кто-нибудь назовёт мне основные симптомы эректильной фазы? — Валентин бросает вопрос в толпу, и толпа отвечает ему поднятыми руками.
Но Валентин выбирает меня:
— Слава?
Я лихорадочно пробегаю глазами по написанным строчкам. Это должно быть просто, но слова рассыпаются на звуки, стоит мне только захотеть их произнести.
— Э-э-э, — протягиваю я нервно.
— Подумай о том, что именно для этой фазы травматического шока слово «шок» будет уместнее всего, — подсказывает Валентин.
Он не напирает, но явно не уступит, пока не получит от меня верный ответ.
Шок. Шок похож на тревогу. Тревога — на панику. А в этом я эксперт поневоле.
— Тахикардия, — говорю я. — Учащённое дыхания, дрожь в руках. Холодный пот. Тревога. Паника.
— Хорошо, — кивает Валентин.
Но его выдаёт беспокойство в глазах. Я быстро провожу ладонями по лицу, чтобы убрать остаток того, что во мне смутило Валентина.
Не только Валентин смотрит на меня. Сидящая рядом защитница, та самая, которая приехала с Беном, когда у нас с Таем были разборки, громко кашляет, привлекая моё внимание.
Теперь я знаю, что её зовут Лейла, и она метиска. Я не решаюсь предположить, сколько в её крови разных видов, но выглядит девушка поражающе волшебно со своими белыми волосами, смуглой кожей и глазами с полупрозрачными зрачками и радужками.
— Ты напряжена, — говорит Лейла.
— Так и есть.
— Ну ты, это, — Лейла долго глядит на свою руку, прежде чем всё-таки протянуть её и похлопать меня по плечу. — Не кисни.
Не знаю даже, как реагировать на такую сомнительную поддержку, а потому лишь выдавливаю:
— Вот уж спасибо.
Лейла, похоже, не улавливает иронию. Кивает, довольная своим выполненным товарищеским долгом. Больше к разговору мы не возвращаемся, и это не может не радовать, как и то, что Валентин больше не обращается ко мне с вопросами.
К концу полуторачасовой лекции я исписываю порядка семи листов и уже перестаю чувствовать некоторые пальцы, когда Лейла снова кашляет.
Чего мне ждать от неё в этот раз?
— Вы с Андреем встречаетесь?
— Ч-что?
— Вы много времени проводите вместе, — Лейла пожимает плечами.
Валентин увлечён разговором с двумя стражами за партой у окна, а потому совсем не обращает на нас внимание. Я пользуюсь этим, чтобы откашляться.
— Мы просто друзья. К тому же, Андрей встречается с Полиной.
— Видимо, вы достаточно близки. — Задумавшись на мгновение, я всё-таки киваю. — Он был очень взволнован, когда мы ехали на вызов, которым оказалась ваша с сыном Амадеуса перепалка.
— Он что-то говорил? — я принимаю правила этой игры, хоть и чувствую, что вероятность пожалеть слишком высока; как говорится, любопытство сгубило кошку.
— Он всю дорогу причитал, — поправляет Лейла. — Без умолку. О том, что в следующий раз он скорее тебя к кровати привяжет, нежели отпустит одну даже в конец коридора до туалета.
Я хмыкаю. Без труда представляю, как эти слова слетают с языка Бена.
— Он говорит такое разве что только Марку, — продолжает размышлять Лейла. — Но они, в отличие от вас, лучшие друзья со школы.
Наконец я понимаю — это не праздное любопытство, а личная заинтересованность. И решаю перейти из защиты в нападение:
— А тебе какое дело?
Лейла ничего ответить не успевает, потому что по помещению разлетается сигнал, оповещающий о конце лекции. Она быстро хватает тетрадь, на ходу засовывая её в сумку, и одной из первых покидает кабинет. Я хочу последовать её примеру, но находится ещё кое-кто, кто хочет поговорить со мной, не считаясь с моим желанием.
— Слава, задержись, пожалуйста, — просит Валентин.
Пока он прощается с другими ребятами, я перебираю в голове его теоретические вопросы, чтобы набросать хоть какие-то ответы, а иначе нас снова ждёт повторение ситуации на лекции: я буду страшно тупить, а он выжидающе сверлить меня взглядом.
— Как у тебя дела? — Валентин присаживается на место Лейлы.
— Лучше всех.
— Мигрени не беспокоят?
— Да нет.
— Спишь хорошо?
— Как обычно.
— Я слышал о твоей неудаче на занятиях у Антона, — Валентин поджимает губы. — Такое бывает даже с самыми лучшими, так что не принимай близко к сердцу и даже не думай ставить крест на своей дальнейшей судьбе.
Попахивает сеансом с психотерапевтом. Что мне следует сделать? Кивнуть и согласиться, чтобы меня оставили в покое?
— Я поняла, — киваю я.
— Вот и молодец, — Валентин взъерошивает мои волосы. — А теперь беги. И передай отцу, что я нашёл его адресную книгу.
Чтобы обойтись без дальнейших нравоучений, быстро хватаю свои вещи и пулей лечу на выход. Стоит только мне шагнуть за порог кабинета, как сталкиваюсь с Беном.
— Сюрприз, — объявляет он, подхватывая меня под локоть.
— Тебя так с натягом можно назвать.
— Я не про себя, вообще-то, — Бен тычет пальцем мне в бок. — Но для сведения: от такого сюрприза, как я, никто обычно не отказывается.
— Готова быть первой.
— Короче, у меня есть сюрприз. Сейчас я тебе кое-кого покажу.
Бен так странно произносит это и с таким заговорщицким огоньком в глазах глядит на меня из-под бровей, что я перестаю пытаться придумать ещё парочку глупых шуток и просто следую за ним.
— Лейла сегодня задавала мне странные вопросы на твой счёт, — говорю я по дороге.
— Так конечно, я ведь ей нравлюсь, — бросает Бен небрежно.
— И ты так спокойно об этом говоришь?
— Ну а что? Я уже привык к тому, что нравлюсь всем.
Бен ведёт меня в общую гостиную. Первая, кто виднеется мне ещё на подходе через настежь распахнутую дверь — Анита. У неё на коленях лежит планшет, в котором она печатает, иногда поднимая голову и обращаясь к кому-то в другом углу комнаты.
Я притормаживаю. Мы с Беном переглядываемся. Он кивает, отвечая на мой немой вопрос:
«Этот гость — и есть сюрприз?»
«Да».
Я прохожу в гостиную.
Мужчина, стоящий вполоборота к Аните, с любопытством разглядывает фотографии, расставленные на камине. На мужчине синие джинсы и синяя рубашка, и этот цвет оттеняет его глаза, делая их ещё более яркими — не алыми, а огненными, как языки пламени, что коптят деревяшки в камине.
Когда наши взгляды встречаются,
