– Я пробуду здесь еще несколько недель. Мне ваша мама тоже писала, и я непременно ей отвечу.
Вдовствующая королева сделала жест, означающий, что беседа окончена, и Фрэнсис вскочила со стула.
– Не забудьте, что я сказала вам, дитя мое. Положение королевы Екатерины очень сложное во всем, что связано с леди Каслмейн. Я полагаюсь на ваш такт. Никакого открытого разрыва или конфликта. Сейчас вы сможете без труда сделать это, потому что леди Каслмейн некоторое время будет жить в своем загородном доме, в Ричмонде. Королева великодушно разрешила ей отлучиться.
Фрэнсис молча сделала реверанс и поцеловала протянутую руку. Она не давала никаких обещаний, и ее первая мысль была о том, как скучно будет без Барбары, особенно теперь, когда лето кончилось. Великодушное согласие королевы Екатерины на отъезд Барбары в Ричмонд, разумеется, не что иное, как завуалированное изгнание, на которое Екатерина бы не отважилась, не чувствуй она поддержки свекрови.
Вряд ли Барбара станет от этого страдать. Она очень скучала в Гемптон Курт и, как казалось Фрэнсис, проявляла гораздо больше интереса к юному Генриху Джермину, чем к королю. А поскольку Генрих Джермин перестал появляться при Дворе практически одновременно с Барбарой, Фрэнсис решила, что она попросту увезла юношу с собой.
Фрэнсис надеялась, что переезд на зиму в Уайтхолл внесет какое-нибудь оживление в жизнь Двора. Она понимала, что Уайтхолл как место, где был казнен его отец, вряд ли способен обрадовать короля Карла, но зато там апартаменты леди Каслмейн были расположены по соседству с его собственными, а никому лучше, чем Барбаре, не удавалось развлечь и развеселить его. У нее всегда были интересные идеи, Букингем участвовал во всех ее замыслах, и им был прекрасно известен вкус короля. Чтобы затея действительно понравилась ему, в ней непременно должны были присутствовать ум, шарм и оригинальность. Она могла быть сколь угодно двусмысленной и рискованной, но в ней не должно было быть ни малейшей вульгарности, потому что вульгарность отталкивала его и наводила на него тоску. Поэтому маски, шарады и балеты, которые придумывались для короля, были лишены грубости и полностью соответствовали его вкусу. Сладострастие всегда представлялось либо в блеске остроумия, либо с помощью такой отточенной, изысканной вежливости, которая была недоступна даже придворным Короля-Солнца.
Обсуждалось очень много таких планов, но пришло время, когда Фрэнсис начала сомневаться в том, что им суждено осуществиться. С наступлением осени эти сомнения усилились, и все стало скучным и унылым. Кавалер де Грамон ежевечерне устраивал игру в карты, нисколько не сожалея о том, что король, взяв с собой Букингема и юного Джемми, отправился в Ньюмаркет, где они объезжали лошадей и проводили время исключительно в мужской компании.
Государственные дела были сведены к минимуму, король и его спутники вынуждены были довольствоваться весьма примитивными условиями жизни, и прелестные дамы наверняка стали бы отворачивать свои носики, если бы увидели этих галантных кавалеров в заляпанной грязью одежде и почувствовали запах стойла.
Однако такая передышка была абсолютно необходима Карлу, который изрядно настрадался после приезда матери от ее нравоучений и с трудом сдерживался, чтобы не нагрубить ей.
Наверное, и зима в Уайтхолле будет такой же, думала Фрэнсис, совершенно забыв, что в прежние времена, в Шато де Коломб, нынешняя скучная жизнь показалась бы ей сплошным веселым праздником.
Постоянная карточная игра утомила ее и надоела ей так же, как и самому королю, и ей уже не хотелось дразнить де Грамона. Генриетта-Мария не спускала с нее глаз, и каждый вечер Фрэнсис скучала в обществе двух королев и их придворных дам, слушая бесконечные баллады, концерты и игру на лютне.
Заметное место в их жизни занимала и религия. Поскольку обе королевы были весьма рьяными католичками, они проводили немало времени в собственной часовне Екатерины, и Фрэнсис, для которой религия не значила ничего и заключалась в нескольких обиходных выражениях, вынуждена была следовать их примеру. Ей пришлось подчиниться, потому что недовольное, обиженное письмо, которое она послала матери в Шотландию, вызвало ответ, содержащий мягкий укор. Фрэнсис не должна забывать, что они очень бедны, и это до сих пор заметно волновало миссис Стюарт, несмотря на заверения короля после Реставрации и помощь богатых родственников. Королева Екатерина при желании может отказаться от ее услуг, а это будет для всех больших огорчением. «Мне кажется, – писала миссис Стюарт, – что ты забыла, как важно твое пребывание при Дворе, и твое легкомыслие может все испортить».
Пора тебе подумать о более серьезных вещах, чем веселые развлечения. Я надеюсь, что отныне твои мысли будут заняты тем, как удачно выйти замуж. В связи с болезнью маленького Вальтера я была вынуждена прислушаться к тем, кто считает длительное путешествие вредным для него, иначе мы все были бы уже в Лондоне. Сейчас же мы сможем приехать только после Рождества. Я буду очень огорчена, если моя дорогая благодетельница, вдовствующая королева, уедет во Францию, и мне не удастся повидать ее. Прошу тебя, пожалуйста, поклонись ей от моего имени. Я очень завидую тому, что ты имеешь возможность ежедневно видеть ее. Будем молить Бога о том, чтобы весной все изменилось и один из наших родственников Блантиров, как и обещал, предоставил бы в мое распоряжение свой лондонский дом. Тогда, дитя мое, у меня будет возможность помогать тебе во всех делах…»
На этом письмо еще не кончалось, в нем было еще много всего. Фрэнсис не могла припомнить, чтобы ее мать когда-нибудь прежде писала такие длинные письма. Но у нее не было ни малейшего желания читать его от начала до конца. Оно вполне может подождать. На ее прелестном личике мелькнуло выражение раскаяния, когда она засовывала мелко исписанные листки в свое бюро. Фрэнсис была огорчена тем, что ее поведение разочаровало мать. Она предпочла бы получить письмо от какого-нибудь знатного господина с изложением серьезных намерений…
Однако она вынуждена была признать, что ее шансы получить такое письмо весьма не велики, ибо она по сию пору не относилась серьезно ни к кому, кто пытался оказывать ей знаки внимания. Может быть, она воспринимала более серьезно и благожелательно одного лишь Букингема, который был хорош собой, очарователен и умел развеселить ее. Но в то же время она была в дружбе и с его юной женой, которая относилась к ней с полным доверием и восторгом, и возможность обмануть Мэри Фэйерфакс просто не приходила Фрэнсис в голову. Все, что она хотела, – иметь возможность легко и непринужденно флиртовать и постараться избежать романтической влюбленности в кого бы то ни было.
