Я посмотрел на небо, солнце уже закатилось, облака ползут плотные, угрюмые. Если луна и высунется, такую толщу не пробьет, что в моем случае весьма, весьма.
— Ложитесь, — посоветовал я. — Утро вечера мудреней, как говорят мудрецы.
— Такое утро добрым не бывает, — ответила она невесело.
— Будет, — пообещал я как можно увереннее, так обещают детям, что завтра с утра заставят солнышко проснуться и вылезти из норки. — Правда будет.
…Деревья, что загораживают нас от замка, превращаются в темную стену, а та все чернеет, хотя солнце только что опустилось за край земли. В лесу всегда темнеет быстрее, понятно.
Пронеслась бесшумно сова, только воздух колыхнулся у лица. Летучие мыши, как вечерние призраки косо и страшно мечутся в теплом воздухе, ловят нечто смачно хрустят, иногда выплевывают изжеванные надкрылья жуков.
Черные тени от деревьев слились там, на равнине, затопили мир. Костер освещает только ветки ближайшего дерева: на всякий случай его развели в яме, чтобы отблески не насторожили людей в замке.
— Наблюдайте, — повторил я в который раз Максу. — Мыслитель из меня хреновый, планы строить не умею. А если построю, то это гарантия, что все рухнет и рассыплется. Иногда мне кажется, что лучший на свете стратег — Сатана, а вот Господь Бог — великий импровизатор. Ну а так как мы по образу и подобию…
Они слушали, слегка прибалдев, мне бы очковой змеей работать, но не той, которую выгоняют глистогонным, а опасной боевой змеей, что гипнотизирует.
— Сэр Ричард, — осторожно спросил Макс, — а чего нам ждать?
— Не знаю, — огрызнулся я. — Вы тоже… будьте готовы к импровизации. Если ничего необычного не заметите, сидите тихо. Если что-то начнет происходить… реагируйте.
— Как?
— По обстановке, — отрезал я. — По обстановке сэр Макс!
Я отступил в темноту, вошел в кусты и напялил личину исчезника. Дальше пошел быстро и целенаправленно, преодолел пустое пространство между лесом замком, тот на фоне звездного неба растет огромный подавляющий темным величием, на валу остановился, высматривая, затем медленно опустился в холодную, как жидкий лед, воду. Главное — идти очень медленно, чтобы не хлюпнуло. Жуткое по беспомощности чувство, когда молишься всем существом, чтобы луна не вылезала из-за туч, чтобы кромешная тьма здесь, внизу, длилась и длилась…
Удалось так же тихо выбраться на ту сторону рва. Луна выглянула и снова скрылась. Я выбрал момент, когда на стене поблизости никого, все чувства обострены так, что могу порезаться, зашвырнул наверх веревку с привязанной толстой палкой. Палку я на всякий случай заранее обвязал тряпками, чтоб не слышно было стука, и едва ощутил, что зацепилась прочно, торопливо полез наверх, кляня себя за то, что узлы навязал недостаточно толстые.
Не понимаю, как по веревкам взбираются в мгновение ока, я лез, лез, лез, и хотя стена на самом деле совсем не Эверест, мне казалось, что я муха на стене Эмпайр. Наконец ухватился руками за верх, но тут стражник на стене развернулся и пошел обратно.
Я стиснул зубы и остался висеть, зацепившись ногами за веревку, а руками за холодный камень. Стражник шел медленно, надо мной даже остановился чуть, я подумал, что если вздумает помочиться мне на голову, то я же не зеленый берет, который позволит над собой такое надругательство во имя скрытности, я этого гада сброшу со стены, как только развяжет веревку на штанах…
К счастью для обоих, стражник прошел дальше. Я втянул себя на верх стены, быстро переполз чуть левее, где с внутренней стороны ступеньки шли вниз, как можно тише спустился и вздохнул с облегчением в глубокой тени, двор я знаю как свои пять пальцев.
Хорошая охрана на воротах, вверху и внизу, на стенах, и почему-то несколько воинов с оружием наголо сидят у башни, в которой была моя спальня. Я подкрался ближе, треск костра мешает расслышать, я сосредоточился, отсекая лишние слухи, а тут еще из окон и распахнутых дверей в главное здание несется бодрый рев мужских глоток.
У входа в башню четверо могучего сложения стражей. Двое отдыхают, двое на ногах, я видел, как время от времени поднимают головы, прислушиваются.
— У него пять жизней, что ли, — пробормотал один из тех, что на ногах. — Я же сам всадил ему нож в бок!… А он развернулся и, не отскочи я, убил бы…
— Зато снес голову Корригану, — возразил второй.
— А что, — сказал первый обидчиво, — я должен был подставить свою голову?
— Да лучше бы свою, чем Корригана!…
— А чем он лучше? Пил больше?
— Я у него всегда в кости выигрывал! А ты хитрый жмот…
— Тихо!
Все четверо застыли, мне тоже послышался очень высоко какой-то шорох. Некоторое время стражи прислушивались, наконец один выдохнул с облегчением:
— Почудилось… Скорее бы смена! Другой сказал саркастически:
— Боишься, что он выбежит и всех нас порубит?
— Не боюсь, — ответил второй, — но у этой башни дурная слава. Тут люди то появлялись из ниоткуда, то; исчезали…
— Да брось! Этот Саксон уже лежит, подыхает от ран. Если уже не подох.
— Так пойди и проверь, — предложил один из тех, кто сидел на лавке. — Можешь даже сказать хозяину, что это ты его убил. Граф даст обещанную награду.
— Сам проверяй, — огрызнулся первый.
ГЛАВА 12
Я выудил из кармана монету, щелчком отправил в темноту. Она звонко запрыгала по булыжникам. Все четверо насторожились, тут же повернули головы.
Наконец один пробормотал:
— Что это было?
Они переглянулись, наконец самый решительный взял из костра головню и пошел в ту сторону, откуда донесся и затих звук. Вернулся он довольно скоро, морда обалделая, на ладони золотая монета.
— Здорово, — прошептал кто-то. — Не зря говорят, что тут по ночам Древние развлекаются…
— Древние?
— Ну, тени Древних… Еще один вытянул голову.
— Дай я попробую на зуб!
— Ну да, — сказал счастливец, — потом отбери у тебя! А на зуб я сразу попробовал. Думаешь, я зря пошел? Я по звяку золото отличу от чего угодно.
Я выждал, еще две монеты отправил щелчком еще дальше. Прислушивались одно мгновение, затем двое разом бросились в темноту. Остальные ждали, вытягивали шеи. Я видел отчетливо, как те двое вслепую шарят, факелами водят по булыжникам, хотя мне отсюда видно, где затаились монетки. Первую нашел снова тот же, что решился на поиск в одиночку, он чуть было не ухватил и вторую, но другой успел чуть раньше.
Вернулись с торжеством, второй громко рассказывал, как этот гад чуть было не заграбастал все три монеты, вот же сволочь пронырливая. Монеты рассматривали жадно, уже прикидывали, как истратят. Я выждал, когда ажиотаж достигнет сарая, или апогея, не помню, бесшумно вытащил остальные, их штук пять-шесть. Размахнулся и с силой отправил над поверхностью вымощенного булыжником двора, чтобы подскакивали, как «блинчики» над водой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
