Каждый город почитал своего так называемого основателя, под чьими знаменами прибыли первые колонисты; его могиле, как правило, поклонялись, а его потомки обладали наследственными титулами и должностями. Например, в Эфесе потомки Андрокла, сына Кодра, обладали царским титулом со всеми регалиями царской власти, были жрецами элевсинской Деметры и председательствовали на играх еще в начале христианской эры. Поскольку поселенцы нередко происходили из разных областей материковой Греции, в каждом городе сохранялись традиции, культы и диалекты отдельных племенных группировок, из которых и состояла городская община. Так, в Милете, заселенном в основном ионийцами из Аттики, сохранились названия четырех ионийских фил, существовавших в Аттике; поселенцы из других частей Греции составили две дополнительные филы, борейцев и энопов, названных по именам родоначальников из Фессалии и Беотии. Важными святилищами в Милете были храм Афины в Ассесе и оракул Аполлона в Дидиме, жрецами в котором по наследству становились Бранхиды. Самос заселили в основном выходцы из Эпидавра, возглавляемые Проклом, которые сохранили культ аргосской богини Геры, а на Хиос вслед за поселенцами с Эвбеи, Беотии и Фессалии пришли ионийцы из Аттики, и поэтому на острове распространился ионийский диалект со следами эолийского. Но откуда бы ни происходили поселенцы, у них было много общего: иерархическое деление по филам, фратриям и gene (иногда называвшимся по-иному, например, на Самосе – «тысячами» и «сотнями»), наследные цари и жрецы, ведение генеалогий, что позволило Гекатею из Милета утверждать, будто бы его предок в шестнадцатом колене был богом.
Ионийцы захватили самые удобные места на прибрежной полосе Малой Азии, которая благодаря сильно изрезанной береговой линии имеет ярко выраженный средиземноморский климат и славится удобными гаванями, а Хиос и Самос контролировали прибрежный путь с севера на юг. В то же время материковые города, особенно Эфес и Милет, контролировали главные торговые пути, выходившие к морю по долинам Кайстера и Меандера. Однако ионийские города были неудачно расположены с точки зрения обороны от сухопутных малоазиатских держав. Отделенные друг от друга горными хребтами, они не контролировали даже все побережье, не говоря уже о сколько-нибудь широкой полосе внутренних земель. Имея общих врагов, они все почитали Посейдона Геликония в Панионии – храме, расположенном на мысе Микала. Происходя от самых разных племен, они, тем не менее, имели общее название «ионийцы», которое у азиатских народов трансформировалось в «яван», став обозначать всех греков вообще. Главной объединяющей силой ионийских городов была аристократия. Отплыв из Аттики во главе с Кодридами, аристократы ввели обычай отмечать афинский праздник Апатурия, во время которого во фратрии принимали новых членов. В VIII в. этот праздник, вероятно, соблюдался всеми членами ионийского додекаполиса. Он не только сохранял иерархическую организацию общества, но и подчеркивал связи ионийцев с Афинами. Более того, ионийская Аттика избежала вторжения, и потому вполне естественно, что заморские ионийцы вспоминали Аттику как свою родину и что Афины голосовали на Дельфийской амфиктионии в пользу ионийцев. Однако связи эти были почти исключительно религиозными; практические контакты, как те, что поддерживались между последующими греческими колониями и их городами-основателями, между ионийскими городами и Афинами, так никогда и не развились.
В ходе ионийской эмиграции некоторые неэллинские народы, особенно карийцы, были также изгнаны с островов центральной части Эгейского моря, и те были заселены эмигрантами из материковой Греции. На Кеосе, Серифосе, Сифносе, Наксосе, Теносе и Андросе поселились в основном ионийцы из Аттики, но названия фил и культы свидетельствуют об участии в этом процессе людей из Фессалии, Беотии и Локриды. Четыре названия афинских фил достались ионийцам Делоса, двум вождям заселения Пароса и одному из Нелеидов – основателю поселения на Миконосе. Китнос был занят дриопами, первоначально пришедшими из долины Сперхея. Хотя островитяне имели различное происхождение, они вскоре начали считать себя одной общиной. Начиная с VIII в., а может быть, и раньше, они вместе с жеенами и детьми проводили на Делосе священный месяц, устраивая в честь Аполлона танцы, музыкальные, поэтические и атлетические состязания. Избрав Делос в качестве религиозного центра, островитяне следовали традиции народов бронзового века. Вероятно, от них они унаследовали культ Ания и почитание Эйлифии, Гекаты и Бризо. Из материковых государств со священным островом в первую очередь были связаны Афины своими легендами о Тесее и марафонском тетраполисе; во времена Солона, а то и раньше, Афины, как старейшая ионийская страна, посылали представителей на делосский праздник.
4. Ионийский мир и гомеровские поэмы
В ходе непрерывных войн в X и IX вв. ионийцы сумели основать города на островах и азиатском побережье и удержать их за собой. Материальное процветание пришло позже. Так, в производстве изящной керамики они отставали от ведущих народов материковой Греции. В то же время ионийцы, происходившие из разных частей материка, обладали отличными возможностями, чтобы собрать и передать потомкам эпические поэмы бронзового века; тем более что в силу обстоятельств они продолжали жить в условиях набегов и переселений, которым и обязана своим появлением эпическая поэзия. Преемственность традиций существовала также в Афинах и на Кипре; но они не были ведущими государствами героического века и к IX в. наслаждались устроенной жизнью. Эолийские эмигранты тоже были наследниками бронзового века, но, возможно, сельский образ жизни ослабил их интерес к эпической поэзии. Итак, вероятно, что в эпоху миграций эпические поэмы рассказывались при дворах ионийских царей и аристократов, которые во время пребывания в Аттике и в своих ионийских поселениях вспоминали пору своего былого могущества.
В таких обстоятельствах и была сочинена «Илиада». Традиционные поэмы, послужившие для нее источником, исполнялись уже на ионийском диалекте. Автором «Илиады» принято считать Гомера. Его потомки, Гомериды, жили на Хиосе, и этот остров наряду со Смирной претендовал на то, чтобы считаться его родиной. О времени сочинения поэмы ведутся бурные дискуссии. Дата, принятая Геродотом – около 850 г., – может считаться приблизительно верной, так как она приходится на конец периода ионийской эмиграции, предшествуя рассвету новой эпохи, в которую ионийские города занялись колонизацией.
«Илиада» замечательна объективным консерватизмом, с каким в ней изображается обстановка позднебронзового века. Анахронизмы в поэме редки до удивления. Такая достоверность скорее связана с эпической традицией, нежели гением Гомера. Однако «Илиада» в корне отличается от ранних поэм эпического цикла продолжительностью, передачей характеров и мастерством повествования. Авторский гений ни в чем не проявляется так явно, как в крепком сюжете, который объединяет поэму, требующую пять вечеров для полного прочтения, вокруг темы Ахиллесова гнева. Под стать композиционному мастерству автора и его талант к обрисовке характеров. Своих героев Гомер изображает четко и последовательно, а благодаря блестящему знанию людей перемены настроения персонажей показаны с крайней убедительностью. Ритм поэмы и производимый ею эффект говорят о непревзойденном мастерстве Гомера как поэта; даже если гекзаметр и эпический стиль являются итогом многовекового развития, Гомер пользуется ими с мастерством, в котором с ним и по сей день не смог сравниться ни один греческий или какой-либо еще автор. Благодаря этим сторонам гомеровского гения, проявившегося в условиях многовековой традиции и пользующегося языком одаренной нации, и появилась на свет прекраснейшая эпическая поэма всех времен и народов. «Илиада» – шедевр, полный непосредственности и изящества, присущих всей греческой поэзии, – обладает некоторыми особенностями, получившими большее развитие у ионийцев, чем у любой другой ветви греческой нации: тонкие мазки, искреннее выражение индивидуализма и захватывающее повествование. Возможно, эти качества более свойственны самому Гомеру и его ионийскому окружению, чем самым ранним фазам эпической поэзии. Если какие-либо сцены в «Илиаде» и рассказаны голосом Гомера и Ионии, то это, конечно, описание щита Ахилла, указывающее на бессмысленную жестокость войн.
Воздействие этой поэмы было колоссальным. Являясь столь непревзойденным выражением греческого мировоззрения, она вдохновляла поэтов архаического периода. Благодаря повествовательному мастерству и реальному интересу к жизни людей она стала образцом для трагиков при развитии аттической драмы. В основном под ее влиянием возродилась эпическая поэзия в эллинистическую эпоху. Будучи существенной частью просвещения в греческих государствах, поэма устанавливала канон гуманистических идеалов и религиозных представлений, являвшихся объединяющей силой в пестром мире греческих полисов. И даже когда гомеровские представления о богах стали несовместимы с философской мыслью и мирским материализмом, образы героев Гомера продолжали вызывать уважение и оставались объектом подражания для последующих поколений.
