Лидия Павловна Грот
Прерванная история русов. Соединяем разделённые эпохи
Книга издана при участии ООО КБ «АйМаниБанк» и ООО «Неформат»
Знак информационной продукции 16+
© Грот Л.П., 2013
© ООО Издательство «Вече», 2013
Предисловие
Ложь застревает в памяти надежнее, чем правда, – сказал один герой Э. Ремарка. Эта мысль вполне применима и к истории начала российской государственности, которая полна искажений. Ответить на вопрос, как такое могло случиться, – не просто. Дело в том, что из нашей исторической науки выпало или было пропущено очень важное звено – поразительное явление в истории западноевропейской исторической мысли!
Шведский король Карл XII указывает на восток. Памятник в Стокгольме
Я имею в виду традицию приписывать своим странам величественное древнее прошлое, основанное на фантазиях. Традиция эта вошла в западноевропейскую историю под названиями готицизма и рудбекианизма и развивалась ни много ни мало в течение XVI–XVIII вв.
Больше всех в этой области преуспели шведские историки, которые создали три фантастические версии древнешведской истории: первая – Швеция была прародиной древнего народа готов и шведо-готы являются основоположниками германской культуры, вторая – Швеция была древней Гипербореей и шведо-гипербореи выступают основоположниками древнегреческой культуры, и третья – «Варягия» находилась на Скандинавском полуострове, ровнехонько на месте Швеции, а шведо-варяги являются основоположниками древнерусской государственности. Эти фантазии поддерживались шведской королевской властью так же рьяно, как и Аугсбургское вероисповедание – официальный вероисповедательный документ лютеран. Они играли роль того, что сейчас назвали бы новой информационной технологией. Смысл ее заключался в том, чтобы через картины величественного прошлого способствовать выработке национального самосознания шведов и сплотить их как нацию. Выдуманная древнешведская история входила во все образовательные программы, по ней учились поколения и поколения шведов того времени.
Но мало того. Эти произведения старались распространять в Европе, ими повышался и международный престиж Швеции. На Европейском континенте ими стали увлекаться первейшие властители дум. Объясняется это тем, что готицизм, в рамках которого пропагандировалось величие древнего народа готов, очень поддерживался мыслителями Германии, стремившимися с его помощью отражать нападки итальянских гуманистов на немецкоязычное население Священной Римской империи. К XVII–XVIII вв. готицизмом заинтересовались английские и французские мыслители. На этой волне труды шведских историков-фантастов с благосклонностью читали и в Англии, и во Франции. Монтескье, Вольтер писали: вот ведь, надо же какая великая Швеция… была в древности! Этими фантазиями увлекался и Байер, познакомившись с ними через переписку со шведскими литераторами и филологами и затем перевезя их в Петербург как модные достижения западноевропейской мысли.
Гулливер в экзотической академии: «Я вошел в другую комнату, запах был так отвратителен»
Все это показывает еще и уровень западноевропейской научной жизни в XVII–XVIII вв. Были там блистательные ученые, но была и масса надутых посредственностей, которых Свифт высмеял как членов великих академий Лапуту и Бальнибарби, где были популярны многие экзотические «академические» прожекты.
Клио – муза истории. Художник Пьер Миньяр, 1689 г.
Однако время шло, и шведские утопии кусок за куском стали отваливаться с исторического полотна западноевропейской науки. Сначала к разряду причуд фантазии были отнесены шведо-гипербореи. Затем выяснили, что и готы не выходили из Швеции. Так что сейчас из трех фантазий осталась последняя: шведо-варяги с Волчьего острова – так якобы называлась Швеция в древности согласно историозодчеству шведских историков. Научного смысла в этой фантазии не больше, чем в идее гипербореев из Швеции.
И вот здесь мы подходим к ответу на вопрос: как могло произойти, что в России со школы в массовое сознание ввинчиваются идеи, которые не находят научного подтверждения? И в чем причина долгожительства таких исторических утопий, как идея Руси из шведского Рослагена или идея о безродном наемнике Рюрике, не то завоевателе, не то контрактнике, сочиненных в ненаучной мифологизированной историографии?
Как это ни смешно, но эти утопии в значительной степени держатся за счет их поддержки российской исторической наукой, поскольку до этого в течение многих десятилетий они подпирались всей мощью советской академическо-образовательной системы. Норманнский период в древнерусской истории был упомянут Марксом в одной из его статей, а куда же было деваться советским историкам от статей Маркса? Потому все официальные советские справочные издания, включая БСЭ, как солдаты на политучебе, до сих пор докладывают о варягах как о скандинавах. А сейчас норманизм держится еще и инерцией тех, кто писал в советское время.
Но российскому руководству академическо-образовательной системы пора начать задумываться над тем, почему российские школьники и студенты должны учить историю по программам, созданным в XVI–XVIII вв. для шведских учащихся с целью поднятия у них шведского национального самосознания?
Лидия Грот,
кандидат исторических наук
Как родился политический миф норманизма
Идея о скандинавстве летописных варягов – не выдумка немецких академиков. Это выдумка шведских сановников и литераторов, а немецкие академики выступили лишь ее пропагандистами.
В Смутное время. Художник С.В. Иванов, 1908 г.
Уяснение данного момента крайне важно, поскольку знание истоков норманизма помогает понять тот факт, что все его постулаты проистекают либо из фантазийного ненаучного источника (а именно выдуманного величия древнешведской истории с участием шведоготов и шведо-гипербореев), либо из конъюнктурных прагматических соображений, примером чему является жизнь шведского дипломата и писателя Петра Петрея (1570–1622).
Шведский принц Карл Филипп
Высказывание о шведском происхождении летописных варягов появилось в работе П. Петрея «История о великом княжестве Московском» (Regni Muschowitici sciographia), опубликованной в 1614–1615 гг. на шведском языке в Стокгольме, а в 1620 г. – на немецком языке в Лейпциге. В этой работе Петрей впервые в историографии неожиданно заявил, что варяги из русских летописей должны были быть выходцами из Швеции. Неожиданно потому, что эти слова шли вразрез как с распространённой в XVII а немецкоязычной историографической традицией (Мюнстер, Герберштейн), выводившей варягов с южного берега Балтии – из Вагрии, так и противоречили опубликованному двумя годами ранее собственному труду Петрея о древних гото-шведских королях, где в рассуждениях о древнерусской истории он упомянул о приходе Рюрика, Трувора и Синеуса из Пруссии.
Новое заявление Петрея не опиралось на какие-то вновь открытые источники, а явно родилось как плод двух обстоятельств. Первое – это внешнеполитическая обстановка того времени: военное присутствие шведских войск в Новгороде и переговоры 1613 г. в Выборге о кандидатуре шведского принца Карла Филиппа на московский престол. Второе – это специфика историографической традиции готицизма, сложившейся в Швеции к началу XVII в., в которой особое место занимало прославление готской истории как древнего славного прошлого всех германских народов. Рассмотрим и то и другое обстоятельство как фон для появления названного сочинения Петрея.
В реконструкции великого гото-германского прошлого большая роль выпала на долю Швеции, поскольку юг Швеции носил название Гёталанда, и эту область по созвучию стали связывать с прародиной древних готов. И маленькая Швеция оказалась в центре внимания широкой западноевропейской общественности того времени. Видения героического прошлого готов как прямых предков королей Швеции нашли горячую поддержку у королевской власти Швеции, благодаря чему данная концепция быстро стала утверждаться в шведской историографии и получила статус официальной истории Швеции. На изображении великих подвигов древних готов стали воспитываться поколения шведов начиная с XVI в. и вплоть до конца XVIII в. Примечательно в этом было то, что в древнешведской истории никакого реального гото-шведского величия не имелось и близко. Готы и выходили-то совсем не из Гёталанда, как сейчас стало доподлинно известно. Все было чистейшей выдумкой, фантомом. Но исторические фантомы во многом определяли идейную жизнь западноевропейских обществ XVI–XVIII вв.
