Ну, слава Богу, подумал я.
– А твои родители?
– Мама умерла. А отец пару лет назад женился во второй раз. Он добрый, хороший человек, его новая жена прекрасная женщина, но две женщины в одном доме... Ты понимаешь, что я хочу сказать?
– Полагаю, у вас возникли споры по поводу уборки своих пятидесяти или шестидесяти комнат, – пошутил я. – Прошлой ночью ты сказала, что твой любимый дядюшка оставил тебе полный кувшин золота. Но он не любил твоего отца. Какова же причина?
– Все очень просто, – сказала Сара. – Они были близнецами, но папа появился на свет всего на одиннадцать с половиной минут раньше своего брата и по закону стал наследником нашего родового поместья. Бедный дядюшка Гавин не смог ему этого простить.
Поместье Хэмбрей. Жемчужина графства Хэмбрей. Генерал-майор из жемчужины Хэмбрей, вспомнил я.
– Я служил под его командованием во Франции. Под командованием твоего отца. Он конечно же меня не помнит. Тогда я был всего лишь сержантом.
– Не надо, Джек. К лешему твою крестьянскую гордость.
Она придвинулась ближе и нежно прижалась ко мне.
– Он бы тебе понравился, Сэвидж, и ты бы ему тоже. Это уж точно. Вне всяких сомнений.
– Ну и когда же эта счастливая встреча состоится?
– Когда отправишься просить у него моей руки.
Самодовольная улыбка появилась на ее лице.
– Это старинная семейная традиция.
– Я знаю, ты мне говорила. Ей уже семь столетий.
– Хочу, чтобы все было надлежащим образом, – игриво сказала она.
– Не каждая ли девушка хочет этого, когда собирается выйти замуж?
Сердце мое забилось так, что готово было выскочить из груди. Я проглотил комок, застрявший у меня в горле, и, едва сдерживая нахлынувшие на меня чувства, сказал:
– Не знаю, ангел мой, но я все сделаю так, как ты хочешь.
Я заключил ее в свои объятия и нежно, словно ребенка, прижал к своей груди. Прохладный ветерок рябил морскую гладь. Мой отсутствующий взгляд был устремлен за горизонт.
* * *
Около полудня, держа путь на Кирос, мы вошли в Центральный пролив. Я доверил Саре управление катером и оставил ее одну у штурвала.
Утро было чудесным. Мы за это время успели побродить по острову, искупаться и поговорить так, как мне не доводилось ни с кем за многие годы.
Но всему приходит конец, и нам все-таки нужно было появиться на Киросе. Там нас ждал Алеко, а кроме того, мне было необходимо подготовиться к отъезду в Англию. Этого хотела от меня Сара. На меня вновь легла ответственность, и прежде всего за Сару. Это было ясно как день. Моя любимая фраза, лишенная какого-либо смысла. Если меня чему-то и учила жизнь, то понапрасну, и это было видно невооруженным глазом.
Как только я закончил возиться с чайником на камбузе, меня позвала Сара.
– Поднимись наверх, – сказала она спокойным голосом. – Кто-то подает нам сигналы, но я ничего не могу понять.
Интересно, кто бы это мог быть, подумал я и, не суетясь, поставил на поднос чайник, банку молока, две чашки и поднялся с ними наверх.
Мы были посреди Центрального пролива, на полмили южнее Синоса. В трехстах ярдах от нас виднелся катер Киазима. Я поставил поднос и поднял к глазам бинокль. На «Сейтане» я увидел Яасси, который прыгал по палубе и яростно размахивал красной тряпкой. Абу стоял у компрессора, и по кислородному шлангу и спасательной веревке, опущенным в воду, было ясно, что Киазим находится в этот момент на глубине.
Произошло что-то серьезное, чисто интуитивно сразу понял я. Или я уже был готов к этому? Отстранив Сару от штурвала, я взял управление катером на себя.
– Мы идем к ним. Это катер Киазима Дивальни, того самого здорового турка, который вчера вечером в таверне помог мне.
– Что он там делает? Ловит губки?
– На этот раз нет. Копается в корабле, затонувшем во время войны, на глубине ста тридцати футов. Слишком большая глубина и чертовски рискованная затея для такого подводного снаряжения, в котором он работает. Я предупреждал его, но он и слушать меня не захотел.
– Твоя вина в этом есть? – озабоченно спросила она. – Я не очень-то во всем этом разбираюсь, но, похоже, это серьезно.
Подплыв к «Сейтану» на достаточно близкое расстояние, я дал задний ход и отключил двигатели. «Ласковая Джейн» прижалась бортом к старым изношенным автомобильным покрышкам, которые свисали с борта катера Киазима. Яасси поймал брошенный ему Сарой канат. Он был сильно перепуган. Абу, стоявший рядом у компрессора, повернулся в нашу сторону, и я увидел, что по его щекам текут слезы.
– Пожалуйста. Пожалуйста, мистер Сэвидж, – воскликнул он на ужасном греческом. – Помогите отцу. С ним случилось плохое.
Я обратился к Яасси:
– Давно он там?
– Полчаса, может, минут сорок пять. Все было нормально, а потом что-то произошло. Буквально перед тем, как вам подплыть, он трижды подал сигнал бедствия.
Четыре коротких рывка за сигнальный трос, повторенные трижды, на языке подводников означают: «Быстрый подъем наверх». Обычно его дают, когда ситуация – хуже не придумаешь.
– А что потом?
– Мы попытались поднять его наверх, но трос даже не двинулся с места. И с тех пор от него никаких сигналов.
Абу ухватил меня за рукав:
– Спуститесь к нему, мистер Сэвидж. Поднимите его.
Все было бы нормально, но в баллоне моего акваланга почти не было кислорода.
– Ты поняла, что случилось? – спросил я Сару.
Она кивнула.
– Что ты намерен делать?
– У меня нет выбора. Я спускаюсь за ним.
Она сдвинула брови:
– Но ты сам сказал, что акваланг почти пуст.
Я даже не возразил ей и, перебравшись к себе на борт, подхватил подводное снаряжение. На одевание костюма уже не оставалось времени. Когда я, пристегнув акваланг, повернулся, то увидел, как Сара что-то быстро говорила Яасси по-гречески. Я уже перелез через перила, когда тот подбежал ко мне и, упершись рукой мне в грудь, закричал:
– Нет, мистер Сэвидж, только не так. Отец никогда не позволил бы вам этого.
Я отстранил его рукой и прыгнул в воду. Находясь уже под водой, я отрегулировал подачу кислорода и, следуя сигнальному тросу Киазима, головой вниз, рассекая зеленую толщу воды, быстро стал спускаться.
Неожиданно подо мной возникла мачта затонувшего корабля, и мне пришлось податься немного в сторону, чтобы на нее не напороться. Я сразу понял – случилось что-то непредвиденное, и догадался, что именно. На носовой части корабля не было зенитного орудия.
Спустившись ниже, я обнаружил орудие, привалившее вместе с пятидесятитонной кучей других стальных обломков спасательную веревку Киазима и его воздушный шланг. Пользуясь ими как ориентиром, я миновал груду стального хлама и наконец увидел своего друга лежащим на спине и прижатым к песчаному дну. Совершенно беспомощный, он напоминал муху, приколотую булавкой к картонке.
К счастью, воздушный шланг чудом не повредило, но долго в таком положении Киазим находиться не мог. Пара длинных массивных железных балок, угрожающе покачиваясь, нависала над ним. Я прижался маской к лицевой пластине его шлема и увидел, что он улыбается, наверное решив, что конница подоспела вовремя. Но он не знал, что кислород в моем баллоне уже на исходе.
У меня неожиданно пересохло в горле и отчаянно заколотилось сердце. В глазах Киазима появилось волнение. Я уже слишком долго находился под водой, и мне было пора как можно быстрее выбираться на поверхность. Едва успев вынырнуть из воды, я оказался рядом с лестницей, свисавшей с борта «Сейтана». Выплюнув изо рта резиновый мундштук, я судорожно глотнул свежего морского воздуха.
Яасси и Абу помогли мне взобраться на катер, и я, переступив через его борт, начал было снимать акваланг, но не удержался на ногах и рухнул на палубу. Сара опустилась на колени рядом со мной.
– Ты ужасно выглядишь. Что там произошло?
– Похоже, последние пятьдесят футов я прошел при пустом баллоне, – ответил я и, повернувшись к Яасси, сказал: – Он еще жив, но Долго не протянет. Обломки корабля завалились на его воздушный шланг.
Глубоко верующие мусульмане в подобных ситуациях уповают на волю Аллаха, но, когда к их отцу дюйм за дюймом все ближе подкрадывается смерть, никто не сможет сравниться с ними в мужестве.
Абу упал на колени и, сложив руки словно в молитве, истерично закричал мне что-то по-турецки. Не надо было знать турецкого языка, чтобы понять, что он кричит.
– Может, позвать кого-нибудь на помощь? – спросила Сара.
– Поблизости никого с соответствующим снаряжением нет, да и он в любом случае долго там не протянет. Когда я покидал его, обломки все еще продолжали сыпаться. Раз это началось, то в любой момент эта махина может на него рухнуть, и тогда все будет кончено. Я уже с этим сталкивался.
Я специально сказал это на греческом, чтобы Яасси мог понять, потому что на английском он ничего бы не понял. Яасси выпрямился и спокойным голосом сказал:
– Ничего не поделаешь. Я был бы благодарен вам, мистер Сэвидж, если бы вы смогли перерезать ножом его шланг.
