— Вот видишь, Леша, мне еще спасибо скажешь, что не потворствовал слабине твоей.
— Шер вдруг разглядел еле заметные перекаты блесток по щекам соседа. — Ты что, плачешь? — остолбенел мошенник от столь неожиданного эффекта.
— Я никогда не плачу, просто иногда слезы текут, — потупил глаза Космонавт и, распрощавшись с остатками собственной гордости, продолжил: — Слава, пожалуйста, ну дай покурить! Я без курехи третий день проср… не могу.
…В понедельник на вечерней проверке дежурный помощник принес Заздравному две пачки «Явы».
— Держи, заслужил! — Слава после ухода вертухаев достал блок «Мальборо». — Молодец, добился-таки своего!
— Слава, братан, от души! Я тебя реально признал. Ошибался я в тебе. Не в обиду ошибался. Прости, дорогой! Благодарю, Слава.
В этот момент Леха готов был целовать Шеру руки.
Ранний подъем. Заказали «по сезону». Через час закинули на «сборку» — в пустую узкую хату на третьем этаже. Щели в окне залеплены хлебом с туалетной бумагой, видно, зима здесь выдалась тяжелой. Сон победил страх застудить почки, и я заснул на железной решетке нар. Еще часа через полтора лязгнули тормоза, в хату вошли четверо цириков. Все, как один, болезненно-недокормленного вида. Старший из них — прапорщик лет двадцати семи, но уже с огромной залысиной сел за протокол осмотра. Захваченные в дорогу «Мертвые души» изъяли сразу. Мол, не положено вывозить книги, вернем по приезду. Тщательно изучили носки, стельки от обуви, все складки на одежде. Затем вывели на продол, где на зеленом фоне гуиновского камуфляжа неприятно резанул глаза мышиный ментовский мундир.
Вперед! На этап!
Куда? Зачем? — Вопросы бесполезны и бессмысленны, на них никто не ответит. Вывели во двор. Весна! Сердце охватил сладостный и тоскливый трепет. Закружила ностальгия, словно кадры кинопленки запрыгали картинки вольной жизни. Вспомнилась деревня, почудился дымок паленой прошлогодней травы, послышались родные голоса. Как будто где-то рядом, за спиной, над мангалом колдовал дед, а чуть поодаль ворчала бабушка…
Но короткой оказалась пленка, оборвалась она быстро. Меня затолкали в зеленую «буханку». Последний раз я ездил на такой лет пять назад в археологической экспедиции. Только в этом УАЗике вместо лавок по бокам навинчены четыре глухих отсека, в один из которых меня заперли. Свет в стакан проскальзывал через узкое отверстие в кузове, скрытое с улицы металлическими «ресничками». Минут через сорок простоя в буханку загрузили еще троих бедолаг с «Матроски». Поехали.
Первая остановка — Бутырский суд. Следующая — Институт имени Сербского. В бойнице зеленого фургона запестрело Садовое кольцо. Проскочили Новый Арбат, Зубовскую площадь и Счетную палату, потом ушли куда-то налево. Снова дворы, шлагбаум, колючка и ребятишки в камуфляже. Однако территория мало походила на тюремную. Белые бордюры, вечнозеленые ели, столики со скамейками, одним словом — «дурка».
Остановились напротив двери с вывеской «Комната психологической разгрузки водителя». Хлопанье дверей и вновь круженье вдоль свежевыкрашенных поребриков. Машина встала, мотор умолк.
— Миронов! — раздалось снаружи.
— Здесь, — я стукнул по двери стакана.
Взвизгнул замок, и весна снова издевательски ухмыльнулась нежно-бархатным солнышком.
— За мной иди, — смердящий скотиной лысый и жирный мент в сержантских погонах затопал впереди. Вход в «Сербского» явно не парадный: обшарпанная дверь с фанерными заплатами, узкий коридор, снова дверь, за которой шло броуновское движение врачей, ментов и уголовников. В просторном закутке длинного больничного холла с пятиметровыми потолками располагалась клетка а-ля зоопарк, рядом с которой, уткнувшись в засаленные фуражки, скопом дремал младший сержантский состав. За решеткой уныло жались бедолаги, судя по виду, алкоголики-душегубы, порешившие жен и собутыльников.
Не успел я толком изучить новых соседей, как в горловине холла, словно видение, возникла девушка в наброшенном на тонкие плечи белом халате. Опасливо косясь на ментов, она чирикнула мою фамилию, и тут же раздалось быстрое цоканье ее удаляющихся шпилек.
Серая форменная масса пришла в ленивое шевеление, и лишь минут через пять, разминая затекшие от браслетов запястья, я сидел в огромном кабинете. Здесь, давя служебной необходимостью приветливую улыбку, восседала та самая, с тонкими плечами.
— Значит, Миронов Иван Борисович, — для верности девушка дважды глянула в бумаги.
— Так точно, товарищ доктор, — ответствовал я, пытаясь пробить ее натянутую серьезность, и не безуспешно. Уголки губ девушки уже было опрометчиво дернулись, но тут же поспешно замерли.
— Вам предстоит пройти расширенную психолого-психиатрическую экспертизу, — ее лоб нарочито съежился, покрывшись морщинками. — Зовут меня Оксана Николаевна. Я психолог.
— Очень приятно, Оксана… — оборвав ударение, я ловко поймал ее взгляд.
— Называйте меня Оксаной Николаевной, — девушка покраснела и отвела глаза.
— Сколько тебе лет, Оксана Николаевна? — надо было срочно развивать успех. — Здесь-то практику небось проходишь?
— Это не важно! И, пожалуйста, называйте меня на «вы», — она, верно, злилась, что ее врачебный статус в глазах обвиняемого оказался не слишком высок.
— Как скажете, Оксана Николаевна, — акцент на отчестве прозвучал издевательски.
— Вам будет предложено пройти ряд тестов, — казалось, вновь вернулась к привычной роли, хотя от дежурной серьезности Оксаны не осталось и следа.
— С вами все, что угодно, доктор, — не унимался я, наслаждаясь огромным кабинетом, больше похожим на залу, чьи высокие своды напоминали стены педагогического института, где минули без остатка бесшабашные студенческие годы.
Девушка, не поднимая глаз, улыбнулась и, слегка замявшись, протянула первое задание.
— Как все банально! Знакомые фокусы над человеческим сознанием! — передо мной лежали тесты, на которых мы проводили опыты с детьми при изучении психологии в институте.
— Конечно, методики-то все старые. — Оксана нисколько не удивилась моему замечанию. — Приходилось сталкиваться?
— Я же учитель по образованию. Готовили к работе с детьми. Кто ж знал, что это на мне в «дурке» будут испытывать.
— Да, точно! Вы же педагогический заканчивали. Историк, если я не ошибаюсь? — Оксана оживилась. — Ну тогда для вас труда не составит, хотя можете отказаться.
«Ага, отказаться! Сама ведь не поняла, что сказала, — размышлял я про себя. — Нет, миленькая, всю вашу ерунду будем проходить от начала до конца, долго и медленно!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
