Последняя фраза адресовалась не только «невесте».
— Или у «жениха» есть другие предложения? — Афанасий Николаевич развернулся к непривычно притихшему и прячущему глаза Бари. — Ты не стесняйся, звезда ты наша хоккейная, голубок сизокрылый. Все свои. За тобой на льду я присматривал, хоть и являюсь болельщиком красно-белых. Играешь-то ты ох как лихо! Да и в постели прыгать горазд. А вот как в семейной жизни… Посмотрим! Итак, играем свадьбу! Думаю, особых возражений не будет»…
Регистрация состоялась майским днем в знаменитом ЗАГСе на улице Грибоедова. Традиционно помпезно и чинно под знаменитый марш Мендельсона… «Распишитесь здесь… Свидетели жениха… Свидетели невесты… Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики вы объявляетесь мужем и женой…
А уж затем гомонящая компания ввалилась в ресторан «Украина». Как и предсказывал Командир, пир-торжество проходило весело. По-другому и получиться не могло. Сторона жениха (фактически вся хоккейная команда да прибывший из Города друг юности, которого в шутку звали Тривэ из-за имеющих одинаковые корни имени, отчества и фамилии) «сошлась» за свадебным столом с ведущими киноактерами страны. Популярны и те, и другие. Только у артистов здесь, в классическо-монументальном зале «Украина», наблюдалось колоссальное «игровое» преимущество. Они умели — и хотели! — веселиться. Пели, шутили, разыгрывали молодых и друг дружку, провозглашали немыслимые тосты. Анекдоты, рассказываемые колоритным басом Бориса Андреевского, задорные куплеты и пляски Людмилы Хятиевой, частушки любимой всем народом Лидии Смириновой, «подначивания» Эраста Горина да и неиссякаемый юмор самого Афанасия Николаевича довольно уверенно «сломали» традиционную спортивную тенденцию «много пить и вкусно есть». Поднимали бокалы искристого шампанского (и не только его!) за счастье молодых, желали долгих лет жизни и, понятное дело, детей. Словом, действительно «свадьба пела и плясала»…
На второй день в переулке Танеева веселье продолжилось в «узком» кругу. Правда, жениховскую «сторону» представлял только сам «молодой» и его друг Тривэ.
— Прихожу, звоню, и двери открывает великий артист, — вспоминает о том событии Тривэ. — Я прямо остолбенел, потому что рядом с ним здесь, в прихожке, стоит и бюст самого Командира. Афанасий Николаевич расхохотался при виде моей вытянувшейся физиономии и прямо у порога наливает водочки.
— А себе?
— Увы, я уже свое отпил лет так на триста вперед. Так что выпей, молодой человек, за счастье новобрачных…
— Ну, хоть чокнемся. Кто ж мне поверит, что с великим артистом я вот так поднимал рюмку?..
Тогда Командир снисходительно наливает себе минералочки, чокается со мной и залихватски подмигивает, мол, давай, не робей…
Неожиданный «семейный» фортель Бари Алехандрова подвинул к скоропалительному браку и его давнего верного друга Левого. Конечно, у того свадьба с таким размахом, да ещё в Столице осуществиться просто не могла. Поэтому проводили её в Городе, как сейчас говорят, на своей исторической родине. Кстати, по провинциальным меркам это свадебное торжество закатили на славу и с размахом.
— На улице Металлургической в те времена существовала знаменитая столовая Завода, — рассказывает непосредственный организатор застолья и её горячий участник Дмитрий Абоков. — Сразу после регистрации молодых и близких друзей усадили в наряженные «Волги». Именно в «Волги»! Это тогда считалось особенным шиком. И помчались мы после ЗАГСа кататься по достопримечательным местам, возлагать цветы к памятникам. К тем, кого расстреляли, кого сожгли, к вечно живущим… Поехали и дальше, в пригород. От регистрации до застолья нас отделяло часа три. Так что время было. Понятно, что в багажниках автомобилей свадебного кортежа находилось столько шампанского и водки, что при желании споить даже самых стойких труда не составляло. Так вот первым, как ни странно, «выпрягся» Бари. Буквально через три-четыре остановки в горняцком поселке Белобородово Алехандров находился уже в положении «ни тяти, ни мамы». На нем была (я и сейчас это хорошо помню!) белая кружевная рубашка. По тем временам мужской моды — нечто вообще невообразимое. И Алехандров, выпив очередную стопку, вдруг в каком-то необъяснимом порыве падает навзничь в этой красоте в грязную лужу. Мы его тащить, а он ни в какую…
— Балдею, — говорит.
Вернулись в Город, поехали к нам домой, переодели его и — на Металлургическую. Там уже гости заждались. Ну, Бари принял на грудь ещё одну стопку, и все. Вырубился! Мы его в кладовке столовой уложили и пошли в общий зал гужеванить. Спохватились через час. Заглядываем в кладовочку, а нет нашего друга. Исчез, испарился. Эмма, его молодая жена, в истерике, в слезах. «Уеду, — кричит, — немедленно. Где этот кобель?».
— Так он «скрылся» не один?
— Один не один, не знаю. Но часам к двенадцати ночи заявился тихенький такой, умиротворенный. По слухам, была у Алехандрова какая-то давняя подруга, которая его в свое время «бортанула». Вот он своей любвеобильностью, возможно, и доказывал, что прогадала именно она. Жена кинулась к нему с выяснениями, а он отпихнул её: «Заткнись, — говорит. — Не твое дело»…
* * *
Вообще алехандровские похождения в родном Городе тайными не являлись. Наоборот, их даже выпячивали. В один из летних приездов Бари, по его же собственной арифметике, за месяц «отлюбил» 38 «телок». Об этом рассказывал друзьям он сам. А подружки-однодневки, караулившие его на танцах в ДК, громогласно утверждали (вплоть до царапания нежных девичьих лиц и болезненного расставания с излишками волос) свое преимущество. И число таких бабочек-однодневок немалое…
— Никакая свадьба-женитьба Барьку не изменила, — так на мой вопрос о семейных делах Алехандрова категорично утверждал знаток всех закулисных дел Города Аркадий Трыбачев. — Ты думаешь, он не «шустрил» и под боком у грозного тестя, и под оком Эммы? Приехали мы как-то в Столицу, а хоккейная команда только-только прилетела из Сибирска. Сидим мы у Алехандрова на его квартире у метро. «Беркут», пивком балуемся. Барька, конечно, рассказывает, как проходили игры и сколько он там «навтыкал», как вдруг телефон «ожил». Алехандров поднимает трубку, буквально пару секунд слушает и отвечает: «Приезжайте. Только быстро». Являются две чувихи. Поклонницы. Барька, уже подогретый спиртным и нашей дружеской беседой, взглянул и говорит одной: «Давай шагай в ту комнату и раздевайся». В общем, мы на кухне, а он там… Потом заходит полураздетый: «Кто будет её до…? Никто не хочет?». Поворачивается к полуоткрытой двери: «Одевайся. Чтобы через минуту я тебя не видел»…
Семейная жизнь Бари Алехандрова не задалась. Роковой май… Даже невзирая на то, что вскоре после громкой свадьбы появился на свет божий чудесный ребенок. Бари же самоё отцовство казалось не счастьем, а скорее, наоборот тяжкими оковами, которые ограничивают его, алехандровскую, гусарскую вольницу. Все участившиеся скандалы привели к полному разрыву молодых людей, да так, что Бари фактически навсегда отказался от своего ребенка. Не возникало у него и в дальнейшие годы потребности общаться со твоей кровинушкой…
Как-то в разговоре с сестрой Бари Людмилой я невзначай вернулся к первому браку Алехандрова и попросил её просветить о причинах развода.
— Причина? Одна-единственная! — Категорично заявила она. — Все дело в квартире Афанасия Николаевича. Бари не захотели там прописывать, мотивируя, что он якобы хочет «отхватить» через женитьбу какое-то количество квадратных метров престижного и громадного жилья известного киноактера. И всячески изводили его этим. Вот он и не выдержал…
— Ну а потом, спустя годы, почему он не общался со своим ребенком? Отцовства-то его никто не лишал…
— Так ведь у Бари потом появилась новая семья. Опять же Тюшка родился…
Все это так. Правда, повторный брак у Алехандрова сложился после первого года через четыре. Сын же, любимец Тюша, так вообще родился в 1985 году.
— На мой взгляд, причина семейных и спортивно-карьерных неурядиц крылась в самом Алехандрове, — дал оценку своему приятелю Аркадий Трыбачев. — Как только он начал «звездить», то почувствовал себя единственным и неповторимым. Все уговоры родных и близких о прекращении «гусарства» — это как горох об стенку. Пока играл в главной команде страны, стал числиться «неприкасаемым». Значит, море по колено… Но, между прочим, и после того, как его перевели во второстепенный военный клуб, пить и буянить он, к великому сожалению, не прекратил. Я хорошо помню, когда он приехал в Город на пару деньков, чтобы оформить отъезд матери. Понятное дело, что вечером мы славно «погужевали». Но — тихо и спокойно. Утром же следующего дня мне позвонили и сказали, что Бари в пивнухе на Октябрьском, придя опохмелиться, кому-то наставил фингалов и оторвал воротник пальто. Ему тоже досталось: знаменитую дубленку разодрали, физиономию попортили. Понятное дело, что примчались «менты» и всех бушевавших союзников и противников Бари и его самого «повязали». Но дело в том, что Алехандров-то числился на воинской службе. И наказание ему выносили вояки. Врезали ему 15 суток «губы». Спустя пять дней ранним утром у меня дома раздался телефонный звонок:
