Да, он должен был покинуть страну, спасая хрупкое равновесие, и он мог себе это позволить, ведь все рассчитано и учтено. Все, кроме столицы. Квайр был и оставался опасным местом, здесь сошлись две неуправляемые силы: Братство и охранка Симага. То, что не сделали века угнетения, могут сделать недели террора; пружина и так слишком зажата, пустяк - и все полетит к чертям.
Он подсадил меня к Братству.
Нет, он вовсе не жертвовал мной. У меня была возможность и выжить.
Да, он не сказал мне ни слова. Знай я, в чем дело, я бы полез напролом, - и уже лежал бы под снегом в каком-то овраге. Да, он знал, что я пойду к Таласару и заставлю Братство следить за мной. Интересно, остальное он тоже предвидел?
Все я понимал и все мог оправдать, только вот легче не становилось. Я не жажду лидерства и готов подчиняться Баруфу - но быть куклой в его руках? Да нет, хватит, пожалуй.
И еще одно придавило меня: я понял, наконец, что такое Церковь. Не вера, скрашивающая тяготы жизни, не вечный набор молитв и обрядов, а каркас, скрепляющий плоть государства, то, что определяет жизнь человека от рождения до могилы. Она не была безвредна и в Олгоне - здесь она подчинила все. Она властвовала во дворцах и в избах, в быту и в науке. Любознательным она оставила философию и теологию, на естественные же науки был положен железный запрет. Медицину она свела к шарлатанству, астрономию к гаданию по звездам, химию - к колдовству, физику - к многословным рассуждениям о душах предметов и об отношениях этих душ.
Сомнение в общепринятом могло идти только от дьявола, вот так и рассматривался всякий эксперимент. Опытный путь вел прямиком к смерти; одних она убивала собственными руками, других - руками озверевшей от страха толпы. Исключений не было, никакого просвета, и будущее как-то не радовало меня.
Там, в лесу, под уютное молчание Эргиса, я наивно пытался рассчитать свою жизнь. Если я доживу, если мы победим, я оставлю Баруфа на самой вершине власти, отберу способных ребят - и буду учить. Сначала азы: основы механики и оптики, минимум теории, зато каждый шаг подтвержден или опровергнут экспериментом. Из предыдущего опыта вытекает каждая мысль и порождает новый опыт. Никаких переваренных знаний, просто все время чуть-чуть подталкивать их, заставлять до всего доходить своим умом. Я ведь это умею: немало моих ребят честно заняло свое место в науке, хоть для славы мне хватило бы и одного Баяса.
Очень смешно? Теперь я понял, как это смешно. Стоит начать - и Церковь станет стеной на пути. Не поможет ни хитрость, ни притворство все равно она прикончит меня, а со мною всех тех, кого я успел разбудить.
Баруф? А чем он мне может помочь, даже если мы победим? Враги внешние и враги внутренние, ненависть знати, оппозиция армии, где все командиры аристократы, могучая прокеватская партия и сам Кеват, всегда готовый ударить в спину. Ссориться в такое время с Церковью? Да нет, конечно!
Я не мог бы его осуждать, я мог лишь завидовать его стремлению к победе - к той победе, что порою мне кажется страшней поражения.
Ладно, Квайр останется - независимый и сильный. Мы сколотим из соседних стран коалицию, которая утихомирит Кеват. Но и только. Церковь мы не тронем, и еще сотни лет мрак невежества будет душить страну.
Мы не тронем хозяев - они опора Баруфа - и все то же бесправие и нищета останутся людям предместий.
Мы не тронем землевладельцев - это пахнет гражданской войной - и почти ничего не изменится для крестьян.
Так зачем же все это?
Да, я знаю: цель Баруфа - единственно достижимая, всякий иной путь ведет прямиком в бездну. К таким бедствиям и страданиям, что избежать их уже благо. Но поражение только убьет нас, победа сделает нас рабами, загонит в узкий коридор, откуда нет выхода... или все-таки есть?
Проклятые мысли замучили меня; я почти обрадовался, когда однажды ночью Асаг ввалился ко мне с вестью, написанной на посеревшем лице.
- Все. Акхон отправил гонца. Перенять ладились, да охрана больно велика.
- Значит, началось, - сказал я тихо, и он угрюмо кивнул. - Давай, Асаг, готовь и ты гонца.
- Куда?
- В Кас. К Охотнику.
- А я по нем не соскучился!
- По-другому не выйдет. Восстание без головы...
- А у нас, вестимо, головы не сыскать!
- Головы есть, даже ты сойдешь. Не пойдет народ за Братством.
- Что, старое заговорило?
Подозрение было у него в глазах, и я устало вздохнул. Здесь, как в Олгоне: человеческая жизнь - паутина, неосторожное слово - и ее унесло. Конечно, можно словчить, уйти от ответа, но я раз и навсегда положил себе не хитрить с Асагом. Я и теперь сказал ему прямо:
- А я тебе, кажется, не обещал, что отрекусь от Охотника.
- Значит, выбрал уже?
- Еще нет, - ответил я честно.
Он усмехнулся, покачал головой и спросил - уже мягче:
- Так за нами, говоришь, не пойдут?
- Пойдут, только недалеко. В день бунта за кем угодно пойдут. Важно, кто с нами завтра останется.
- Свои, кто же?
- Вот нас и задавят со своими. Крестьяне только и знают, что Братство в бога не верует, да лавки жжет. Богачи? Войско? Ну, как вы с Церковью ладите, не тебе объяснять.
- А Охотник что же?
- Он удержится. Крестьяне его знают и верят ему. Купцы? А он еще десять лет назад кричал, что счастье Квайра не в войнах, а в торговле. Войско? Ну, пока до них вести дойдут, пока Эслан на что-то решится, уже и распутица грянет. Охотнику хватит этой отсрочки. Не из чего выбирать, Асаг. Если опоздаем - Квайру конец. Сперва Квайр - потом уже Садан.
- Ловко это у тебя выходит! Значит, только и свету, что в твоем дружке? Самим камень себе на шею повесить?
- Это уже вам решать. Выбор небогатый: этот камень или кеватский ошейник.
- Одного другого не слаще.
- Может быть. Только с Охотником еще можно бороться, а вот с Кеватом...
- Да как знать!
- Асаг!
Он поднял голову.
- Война с Кеватом будет все равно. Если Охотник... мы хотя бы сможем сопротивляться. Если нет - никакой надежды!
- Да, - сказал он угрюмо, - лихую ты мне загадку загадал. Это ж мне голову в заклад ставить... да уж кабы только свою, - покачал головой и побрел к выходу.
- Асаг!
- Ну что еще?
- Когда начнется, я должен быть с Огилом.
- На две стороны, что ли?
- Нет. Не умею. Просто там я сумею больше.
- Оно так, - согласился он, - да ты и мне нужен.
- Там я буду нужней. Не торопи меня, ладно? Я правда еще не выбрал.
- А ты разумеешь, что с тобой будет, коль ты его выберешь?
- Конечно.
- Так на что оно тебе?
- Я не терплю вранья, Асаг. Если не веришь в то, что делаешь... зачем жить?
- Экой ты... непонятный, - как-то участливо сказал Асаг. - Ладно, долю свою ты сам выбрал. Держать не стану, а одно знай: больше года мне тебя не оберечь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
