Враги нового строя имелись и в низах, в массах. Это были и «бывшие», в том числе — из среднего класса и т. п., и простые люди, не понимавшие, что основные перемены в стране совершаются во имя если не их ближайшего благоденствия, то уж точно — во имя благоденствия их детей.
То есть репрессии были необходимы. При этом наиболее деятельную антиобщественную часть как верхов, так и низов необходимо было устранить из жизни общества физически.
Во-первых, антисталинские верхи даже в той их части, которая происходила из «старых большевиков», были не такими уж и старыми. Например, Авелю Енукидзе (в партии с 1898 года) в год расстрела было 60 лет, Постышеву (в партии с 1904 года) — 52 года, Чубарю (в партии с 1907 года) — 48 лет. Что уж говорить о членах партии с 1917 года! Многим из них, доросшим до высоких постов и на этих постах переродившимся, не было в 1937 году и сорока лет.
Просто снятые со своих постов, просто лишённые власти, бывшие «верхи» тут же начали бы за неё бороться любыми способами. Опыт-то имелся.
«Низовые» активные антисоветчики тоже были не стары, но перевоспитать их убеждением, словом, было уже невозможно.
Масштабы расстрелов в 1937–1938 годах ныне серьёзно преувеличены, но вряд ли они составляют число менее 200.. 250 тысяч человек, включая как низовой слой репрессированных, так и верхи.
Представим себе — что было бы, если бы несколько десятков тысяч репрессированных бывших руководителей не расстреляли, а направили в лагеря? И если бы не было расстреляно сто-двести тысяч низовых антисоветчиков…
Возьмём бывшие верхи… Это ведь была очень опасная компания, имеющая опыт подпольной работы, Гражданской войны, локальных конфликтов, а также опыт организационной и агитационной работы. Соединившись с не расстрелянной, а просто направленной в лагеря наиболее активной частью антисоветской массы числом в сотню-другую тысяч человек, эти бывшие верхи в сочетании с заключёнными из низов д али бы такую взрывчатую смесь, что под угрозой оказалось бы само существование СССР.
В реальном масштабе времени это понимали и сами репремированные, и, естественно, Сталин и сталинское Политбюро. Сталин, конечно же, не мог допустить возможности дестабилизации обстановки в стране, да ещё и в условиях вполне реальной внешней агрессии, возможно — польской, возможно — польско-германской, возможно — японской, возможно — общеевропейской под рукой Антанты.
Тогда жертвы мы считали бы на большие миллионы!
Вот почему в 1937–1938 годах было так много «расстрельных» приговоров — этого требовала суровая историческая реальность тех дней.
Полные своды протоколов допросов арестованных в 1937, 1938 и 1939 годах высокопоставленных деятелей ВКП(б), НКВД, РККА и промышленности, в том числе, например, показания Евдокимова, Дагина, Фриновского, не говоря уже о Ежове, Ягоде, не обнародованы по сей день. Нет полной картины и по следственным делам тех лет в «низах».
Рассекречены крохи.
Но, как по капле морской воды можно судить о солёности всего моря, так и крохи правды о тех годах позволяют представить их картину если не во всей полноте, то достаточно объективно. И становится понятно, что арестованные и расстрелянные были действительно виновны в том, в чём их обвиняли. Даже, в большинстве своём, в низах.
Ясно видно и то, что историческая и нравственная правота — безусловно за Сталиным и Берией.
Ведь те, кого пришлось арестовывать Берии и кого пришлось осуждать на смерть Сталину, долгое время были их товарищами по общему государственному делу. И эти бывшие товарищи, скатившиеся до интриг и прямого предательства, в своё время не так уж мало сделали для успеха той борьбы за новую Державу, участниками которой были Сталин и Берия.
Но если Сталину и Берии предстояли ещё годы великих трудов и побед, то для Ежова, Фриновского и их подельников всё было позади. И такую судьбу они уготовили себе сами. Скажем, 4 августа 1939 года Ежов на допросе говорил интересные вещи, а именно:
114
«Первые результаты операции для нас, заговорщиков, были совершенно неожиданны. Они не только не создали недовольства карательной политикой советской власти среди населения, а наоборот вызвали большой политический подъем, в особенности в деревне. Наблюдались массовые случаи, когда сами колхозники приходили в УНКВД и райотделения УНКВД с требованием ареста того или иного беглого кулака, белогвардейца, торговца и проч.
В городах резко сократилось воровство, поножовщина и хулиганство, от которых особенно страдали рабочие районы.
Было совершенно очевидно, что ЦК ВКП(б) правильно и своевременно решил провести это мероприятие…»
То есть всё начиналось разумно. В стране действительно имелось немало антиобщественных элементов, способных на активные действия в случае обострения ситуации или внешней интервенции. За партии крупного капитала на выборах в Учредительное собрание голосовало примерно 17 % избирателей. Эта цифра не может быть принята как представительная потому, что в выборах в октябре 1917 года (к слову, они прошли уже после Октябрьской революции и при поддержке новой власти) смогли принять участие не все, особенно в сельской местности. К тому же через двадцать лет многие антисоветски настроенные граждане или умерли от естественных причин (возраст), или эмигрировали. Тем не менее если предположить, что активно антисоветски было настроено всего 3–4 % населения, то при взрослом населении СССР к 1937 году примерно в 120 миллионов человек размер потенциальной «пятой колонны» мог достигать 4–5 миллионов человек. Но, даже по раздутым данным хрущёвцев и всех последующих фальсификаторов истории, в 1937–1938 гг. было репрессировано не более 2 миллионов человек.
Сколько из них пострадало невинно? Не имея возможности подробно вдаваться в анализ этой стороны дела, всё же замечу, во-первых, что общее число репрессированных в 1937–1938 годах ниже, возможно, вдвое и даже более того, чем это обычно утверждается. Во-вторых, действительно невинные жертвы 1937–1938 годов вряд ли составляют больше трети от общего числа репрессированных. Это тоже немало, но тому есть свои причины. Некоторые из них вскрылись во время следствия по делу Ежова, но об этом чуть позже.
Сама же репрессивная операция в условиях возможной близкой внешней агрессии против СССР была необходима. При этом наиболее активно проявившие себя социально опасные элементы (кулаки, бывшие белогвардейцы и белобандиты, участники карательных отрядов, полицейские, уголовники-рецидивисты и т. п.) состояли на оперативном учёте в местных органах ОГПУ — НКВД. Так что первый репрессивный удар пришёлся почти полностью на безусловно виновных — в пределах первоначально определённых «лимитов», цифры которых были взяты не с потолка, а по данным, повторяю, оперативного учёта.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
