кстати: убийству оперуполномоченного предшествовала целая череда других убийств, случившихся в этом же самом лагере. Убили сразу пятерых заключенных в течение двух ночей.
Связаны ли были все эти случаи между собой или дело обстояло как-то иначе — никто по сию пору сказать не мог. Но такие совпадения не могли не насторожить. Главное — в других лагерях все относительно спокойно, а в этом — и убийства пятерых заключенных, и последовавшее за ними убийство оперуполномоченного. А отсюда сам собою возникал вопрос. Уж не связаны ли все эти убийства между собой и не имеют ли все эти случаи отношения к задуманной немцами операции по уничтожению Транссибирской магистрали? Притом случились все они как раз накануне предполагаемого начала немецкой операции. Совпадение? Может, и так. Но что, если все-таки не совпадение, а закономерность? Покамест непонятная и неразъясненная, но закономерность?
И вот чтобы выяснить эту закономерность, разведкой и НКВД была придумана специальная операция. Суть ее заключалась в следующем. В то самое время, о котором идет речь, была организована специальная служба, получившая название СМЕРШ. Никто покамест толком не знал, каковы конкретные обязанности новой службы, а потому, в первую очередь, судили об обязанностях по ее названию. А оно было грозным, красноречивым и впечатляющим — смерть шпионам! А речь-то шла именно о шпионах и диверсантах, намеревавшихся уничтожить Транссибирскую магистраль. Потому, посоветовавшись, командование армейской разведки и НКВД решило возложить основную работу по выявлению вражеских шпионов и диверсантов на Транссибе именно на новую службу. Не снимая, разумеется, и с самих себя соответствующих обязанностей, потому что, как ни крути, а дело было общим. Дело было такое, что от него во многом зависела грядущая победа.
Новосибирский отдел СМЕРШа взялся за дело. За короткое время была разработана специальная операция — одна из первых в молодой, только-только становящейся на ноги службе. Решено было внедрить в тот самый лагерь своих сотрудников. Не в качестве официальных следователей — таковые в лагере уже работали, пытаясь докопаться до сути — кто же убил лагерного оперуполномоченного и пятерых заключенных. А в качестве заключенных. Чтобы, значит, с этого боку попытаться выяснить, что же на самом деле произошло в лагере.
Посылать на такое рискованное дело одного сотрудника было опасно. Мало ли как сложатся обстоятельства, да и что он может сделать один? Решено было послать двоих. Можно, конечно, было бы и троих, и четверых, да вот только где их взять? СМЕРШ только-только становился на ноги и потому штатом был еще не укомплектован. А ситуация между тем требовала немедленных решений и действий, время поджимало.
Но и двоих подходящих для такого дела людей найти так вот запросто было делом непростым. Кого попало в лагерь не пошлешь, здесь нужны личности особого склада. В конце концов, выбор пал на двоих. Оба они только недавно выписались из новосибирского госпиталя, до этого воевали на фронте, оба были разведчиками и офицерами. К тому же друг друга знали и даже, пока лежали в госпитале, сдружились. Вдобавок один из них, Афанасий Лыков, до войны работал в уголовном розыске, а значит, многое знал о нравах преступников, понимал их язык, разбирался в их неписаных законах. Другой — Игнат Раздабаров — был просто молодым человеком, веселым, легким в общении. Все это вместе давало шансы успешно провести задуманную операцию.
Решено было внедрять Раздабарова и Лыкова под видом уголовников. Тут имелся свой серьезный резон. Для политических они были слишком молоды, они выросли при советской власти, а потому — кто бы им поверил, что они в чем-то пошли наперекор власти, при которой выросли? Бытовики? А отчего они с самого начала войны не на фронте? По каким таким причинам околачивались в тылу до тех пор, пока не совершили преступление и не угодили за решетку?
Значит, оставалась третья легенда — уголовники. Еще в начале войны они якобы совершили преступление, долго скрывались и только недавно были пойманы и осуждены. Этим же объяснялось, отчего они не на фронте. Кто же отправит на фронт таких-то? Конечно, и у них была возможность попасть на фронт, но не такие они дураки, чтобы лезть под пули. Уж лучше отсидеться в лагере. Такова была их легенда.
Тут же, с ходу, придумали и преступления, за которые якобы были осуждены новоявленные смершевцы. Раздабаров — за мошенничество, Лыков — за вооруженные грабежи и налеты. А сдружились они, когда сидели в пересылочной тюрьме. Что тут удивительного? И вот с той поры и держатся друг за дружку. В лагере это обычное дело.
Тут же, не сходя с места, смершевцам были придуманы прозвища. Лыков стал Угрюмым, за то что был неулыбчивым, а Раздабаров — Музыкантом, потому что умел играть на разных музыкальных инструментах и хорошо петь. В основном — песни своего собственного сочинения.
Дошла очередь и до наколок, потому что без них какой же ты уголовник. В сути, смысле и значении наколок новоявленные смершевцы разбирались не слишком. Поэтому в качестве консультанта, а заодно и мастера по нанесению наколок был срочно найден некий любопытный персонаж по прозвищу Лева Гармидер — отбывавший сроки еще при революции и НЭПе, а затем основательно с таким делом завязавший в связи со старостью и сменой мировоззрения.
— Оно конечно, — философски заметил Лева Гармидер, когда ему объяснили суть задачи. — Нанести наколки — это можно. Хоть мошеннику, то бишь, я извиняюсь, фармазону, хоть налетчику. Да вот только к наколкам предполагается еще и соответствующий портрет. То есть, я извиняюсь, выражение лица. И какое же выражение лиц у этих мальчиков? Это все что угодно, но только не такое выражение, которое нам нужно! Где вы видели, я извиняюсь, налетчика и фармазона с таким портретом? Разве может быть у таких специальностей столько добра и ума на лице? Я читаю их портреты, а значит, их могут прочитать и другие и сделать выводы. И это, скажу я вам, будут очень печальные выводы для этих мальчиков… Где, я спрашиваю, свирепость на лицах, где холодное равнодушие, и я уже не говорю о таких вещах, как алчность и недоверчивость. А без всего такого отправлять этих мальчиков туда, куда вы собираетесь их отправить, — это я прямо-таки не знаю! Мое старое сердце обливается кровью при такой мысли!
— Так что же делать? — спросил у Левы Гармидера сотрудник СМЕРШа.
— Я думаю, что надо тренироваться, — пожал плечами Лева Гармидер. — Стать перед зеркалом и изображать фармазона и налетчика. И — запечатлеть такую маску на лице. А я буду наблюдать
