Анита решила выложить последний козырь.
– Кроме того, я уверена, что Ева Кристенсен тоже отправится туда… чтобы вернуть себе дочь.
Во взгляде Вила Хассла промелькнуло понимание.
– Женская интуиция? – Да.
И тут же уточнила:
– Это материнский инстинкт, свойственный всем женщинам, даже таким, как Ева Кристенсен.
В ответ комиссар что-то невнятно пробурчал. Он уже размышлял над ответом и взвешивал свое решение.
– Каков ваш план? Важный вопрос.
У Аниты пока не было никакого плана, разве что неясные наметки, которые она изложила Петеру. Но она ни в коем случае не должна показать Хасслу свои сомнения. Нужно играть в открытую, с Хасслом лучше не темнить.
– Для начала – Фару. Свяжусь с местной полицией, задам направление поисков, найду Тревиса – прежде чем это сделает Ева Кристенсен.
Должно получиться. Не может не получиться.
– Знаете, Анита, в верхах недовольны. Во всех кабинетах мне повторяют, что у вас ничего нет… У вас будет очень мало времени на то, чтобы собрать убедительную информацию.
– Знаю, именно поэтому я должна ехать как можно быстрее.
Хассл хитро прищурился:
– Ладно, полагаю, вы знаете даже номер вашего рейса?
Анита едва не хихикнула от радости.
– Да, – подтвердила она. – Через три часа я могу улететь в Фару и окажусь там в конце дня…
Она хотела сказать: уже сегодня я смогу приступить к работе, в крайнем случае – завтра утром.
Хассл позволил себе намек на улыбку.
Анита ответила своему шефу широкой благодарной улыбкой.
Она собиралась высказать ему свою признательность, но комиссар жестом решительно прогнал ее за дверь.
Секундой позже она начала действовать.
12
Рано утром, когда они проехали Дижон, Алиса проснулась. Она села, и Хьюго увидел ее заспанное лицо.
Хьюго снова спросил, не хочет ли она позвонить отцу, но девочка ответила, что у нее нет номера его телефона. Они проехали еще несколько километров, прежде чем Тороп озабоченно спросил:
– Но адрес-то у тебя, по крайней мере, есть?
– Да… есть… ну… последний адрес…
– И где он?
Алиса наклонилась вперед, и Хьюго увидел, как она дотронулась до своего лба.
Он обернулся и ответил ей хитрой улыбкой сообщника. Да-а, эта малышка могла бы стать лучшей ученицей Ари.
– Еще у меня есть фотография. Снимок дома. Она протянула ему через плечо полароидный снимок, и Хьюго искоса взглянул.
– А сколько лет фотографии и адресу?
– Наверное, года полтора…
«Неплохо, – подумал Хьюго, – это может пригодиться».
Около девяти они остановились на большой площадке для отдыха на южной окраине Лиона: бензозаправка, туалеты, кафе, супермаркет. Быстро проглотили плотный, но жутко невкусный завтрак и снова тронулись в путь. Алиса успела привести себя в порядок в туалете автозаправки,
– Что ж, прекрасно. Так почему вы еще здесь? Все утро Хьюго, как выпущенная из ствола
пушки ракета, летел по автобану вдоль русла Роны. В какой-то момент – он и себе не смог бы объяснить почему – Тороп поддался искушению; с сухим щелчком открыл дверцу бардачка. Достал диктофон. Убедился, что кассета вставлена, отвернулся от Алисы, изучавшей пейзаж за окном. Вдоль дороги тянулись вверх, убегали назад тополя. Хьюго прижал микрофон к губам, медленно заговорил:
– О необходимости «прямого действия». Здесь и немедленно. Сейчас мы едем сквозь урбанистическую цивилизацию, в то время как неумолимо приближается конец света или некто на него похожее. Мысль – это вирус. Он будет распространяться или мгновенно уснет, до лучишх времен, дожидаясь когда его случайно разбудят.
Возможно, книги – опаснейшие бомбы замедленного действия. Итак, в этот прекрасный день благословенного 1993 года машина едет по французской автостраде. Волей невероятной игры судьбы и хаоса двое людей пересекают континент из конца в конец, простые тени времен заката Европы. Каким-то чудом это рядовое событие рождает беспорядок, потрясение. Значит, остается только рассказывать ожизни, воспринимая опыт как бесконечную трансформацию…
Да, теперь они переживают закат вдвоем. Алису надо внести в сценарий. Она становится движущей силой действа, питаемого энергией самой жизни. Хьюго продолжил:
– Можно начать так: В субботу, 10 апреля 1993 года, в девятом часу утра, юная девочка-подросток явилась в Центральный комиссариат полиции Амстердама… Никто в тот момент не подозревал, что очень скоро она поставит на уши полицейские службы всей Европы…
Хьюго прервался, обернулся к девочке:
– Проголодалась?
Алиса отрицательно покачала головой. Потом, перекрикивая шум мотора, спросила:
– Вы писатель? В каком жанре?
Хьюго мгновение помедлил, сомневаясь, что она сможет его понять.
– Не знаю, как тебе объяснить… Это мой первый роман… Роман о конце мира… сегодня я вижу его жанр как боевик на дороге… за маленькой девочкой гонятся полиция и ее мать… один взрослый тип вернулся из настоящего ада… – Тороп подавил смешок.
– Но… это ведь наша история, правда?
Он слегка кивнул, потом, нарушив молчание, повисшее в машине, сказал:
– Вернувшись оттуда, я знал, что замысел романа и события моей жизни переплетутся Правда, тебя в первоначальном варианте сценария не было…
Хьюго снова ухмыльнулся.
– Это эксперимент, я хочу показать, как реальность врывается в вымысел, и наоборот.
Алиса надолго замолчала. Он понял – девочка размышляет над сказанным.
– Хьюго, – наконец начала она, – вы говорили, что работаете для какой-то международной организации… и у вас есть оружие… Только что вы вспоминали ад… Может, объяснить все по-настоящему?
– Объяснить тебе что? – Вопрос Хьюго прозвучал как выстрел.
– Ну-у, вы – писатель, но у вас есть пулемет и пистолет, и работаете вы на организацию, которая запросто помогает нам менять машины, достает документы и…
Она обвела руками саму себя, намекая на измененную внешность.
«И личность тоже», – мысленно дополнил этот ряд Тороп.
– Что ты хочешь знать? Шум двигателя.
– Итак?
– Откуда вы приехали? Что это был за ад? «Браво, девочка! – растерянно подумал Хьюго. – Так с чего же ты начнешь?»
Самолет описал широкий круг над океаном и начал заходить на Фару. Небо над побережьем очистилось, на всем Иберийском полуострове стояла великолепная погода.
Сидевший рядом с Анитой молодой португалец – они перекинулись парой слов во время полета – убрал книгу в небольшую спортивную сумку.
Анита придвинулась к иллюминатору, внимательно наблюдая за приближавшейся землей.
Сияющая охра, солнечная белизна домов, и до самого горизонта – синева, смешивающаяся с зеленью, припудренная серебром. Анита никогда прежде не была в Фару и не знала, почему из глубин памяти всплыли воспоминания о Лиссабоне.
Лиссабон, думала она, представляя себе исторический квартал этого города, серьезно пострадавший от пожара как раз накануне ее приезда летом… 1988-го. Да, именно тогда. Извилистые улочки с тенистыми портиками, рассеянные по всему городу, узенькие площади, зажатые между фасадами домов с висящим на балконах бельем, – все это способствовало быстрому распространению огня. Те дома, что не сгорели дотла, были украшены огромными черными фресками, написанными копотью.
На сей раз Аните было не до туристических красот. Она не сможет прогуляться ночью под мелодии фадо [1] , доносящиеся из открытых окон домов, остывающих от дневной жары.
Удар шасси по бетону полосы, скрежет, запах керосина на трапе, формальности – все прошло очень быстро. Инспектор из Центрального комиссариата Фару приехал за Анитой в аэропорт, и через двадцать минут после приземления она входила в здание.
Капитан Жоашин да Кошта был невысоким полноватым человеком, с пышными усами и манерами, слишком грубыми для португальца. Быстро разделавшись с формальностями, он провел ее в свой кабинет и молча предложил жесткий расшатанный стул.
Сам он уселся в кресло по другую сторону стола и тяжело вздохнул, выражая вековую покорность судьбе.
– Кажется, вы немного говорите по-португальски?
– О, совсем чуть-чуть…
Капитан да Кошта мгновение смотрел на Аниту.
– Ладно. Мы постарались кое-что разузнать об этом англичанине, Стивене Тревисе.
Анита промолчала.
– Последний дом, в котором он жил, сдан одной немецкой паре. Он съехал около трех месяцев назад. Мы пока не знаем куда.
Анита переваривала информацию.
– У вас есть адрес этого дома? Инспектор снова молча взглянул на нее:
– Вам это ничего не даст. Наш инспектор расспрашивал немцев и сотрудников агентства по недвижимости. Тревис уже освободил дом к моменту заключения сделки. Новые жильцы въехали неделю спустя. Агентство никогда больше ничего не слышало о вашем англичанине.
