Комбата ответ устроил.
– Выйдите все.
– Не имею права.
– Выйдите, – сказал Бахрушин и взял врача за плечо.
Все, кроме Комбата, покинули палату. Дверь бесшумно затворилась.
– Андрей! Андрей! – наклонившись к лицу Подберезского, прошептал Рублев. – Я знаю, ты меня слышишь, должен слышать. Это я – Комбат, это я – Рублев. Слышишь меня?
Ни единая мышца на лице Подберезского не шевельнулась. Но, бросив взгляд на экран осциллографа, Комбат увидел всплеск. Зеленая линия дрогнула, явно выгнулась.
– Значит, слышишь. Так вот, Андрюха, я тебя прошу, нет, даже не прошу, я тебе приказываю: ты должен выжить! Выжить! – он сказал это так убежденно, что сам поверил в силу своих слов.
Комбат знал, Подберезский не может не выполнить его приказ, так уже было не один раз.
– Андрюха, запомни, ты должен выжить! Я тебе приказал. Если бы ты меня попросил об этом, я бы выполнил, я бы из-под земли выбрался, но остался жить. И ты должен выжить.
Еще трижды на экране осциллографа судорожно изогнулась зеленая линия, словно Подберезский отвечал Комбату.
Рублев вышел из палаты, пошатываясь, но просветлев лицом.
В коридоре он пожал руку врачу:
– Спасибо, доктор!
– За что? – не понял тот.
– За то, что пустили. Он будет жить.
– Хотелось бы верить, – скептически произнес дежурный реаниматолог.
– Все, пошли, Леонид Васильевич, пошли, Мишаня. Нам пока тут делать нечего, – и они втроем двинулись к выходу. У столика, за которым сидела девушка, Комбат остановился, улыбнулся, глядя ей в глаза:
– Спасибо, дочка.
– Как ваш сын?
– Хорошо, – бросил Комбат. – Счастья тебе, ты хорошая девушка.
Бахрушин наблюдал за всем происходившим с удивлением. От Комбата он мог ожидать всего: грубой нецензурной брани, нахальства, замешанного на убежденности, но что бы вот так – спокойное и ласковое обращение…
– Я вас подброшу, – сказал. Леонид Васильевич.
– Сами доберемся. Спасибо, что помогли в госпиталь пробраться.
– Нет, это вы меня протащили.
– Главное – результат.
Мужчины пожали друг другу руки, и Порубов с Комбатом зашагали ночной улицей, будто бы собирались пешком пройти пол-Москвы.
А черная «волга» унесла полковника ГРУ Леонида Васильевича Бахрушина в противоположную сторону.
Глава 7
Ибрагим Аль Хасан привык путешествовать. Дорога его никогда не пугала.
Он мог без труда трястись в «джипе» по пыльным горным дорогам в Афганистане, мог ехать на лошади, мог пересекать пустыню на верблюде. А мог лететь на самолете, как да военном, так и на комфортабельном «Боинге» в «бизнес-классе».
Сегодня он мог быть на Ближнем Востоке и встречать рассвет в Саудовской Аравии, в Иордании, а то и в Тунисе. А к вечеру мог запросто оказаться в холодной, промозглой Швеции: Документы для этого у него всегда были в порядке.
Правда, «гражданином мира» он себя не считал, он был правоверным мусульманином.
Мог совершать намаз и исступленно, закрыв глаза, шептать молитву, обращаясь к Всевышнему с одной и той же просьбой: чтобы тот поскорее помог очистить мир от «неверных».
Если же наблюдать Ибрагима Аль Хасана со стороны подольше, то можно было увидеть его настоящее нутро – вполне светского человека. Оказываясь в «цивилизованном» мире, в Европе или Америке, он походил на европейца: дорогой костюм, дорогие европейские башмаки, плащ, роскошный кейс и багаж, состоящий из нескольких чемоданов.
У Ибрагима Аль Хасана имелось постоянное место жительства в Иордании, огромный дом, где и жили его пять жен и семеро детей. Вот и сегодня утром он был в Иордании, затем сел на «Боинг» и оказался во Франкфурте. Дорогу он перенес легко, долгий перелет его совсем не утомил.
Почти всю дорогу он спал, а когда проснулся, самолет уже заходил на посадку. Дальнейшее расписание было уже утрясено. Во Франкфурте ему предстояло побыть два часа, затем – пересесть на самолет и в семь вечера оказаться в Амстердаме. Там еще один час разбежки, и самолет королевских авиалиний должен был доставить его в Шереметьево.
В Москве Ибрагим Аль Хасан не был больше года. В России у него имелись неотложные дела. Неделю назад состоялась встреча в укрепленном лагере в горах Афганистана. Он повидался со своим давнишним приятелем, знаменитым на весь мир террористом. Тот встретил Аль Хасана без особых почестей.
На почести не хватало времени, слишком важные дела ждали двух восточных мужчин. Бен Ладену надо было менять лагерь, он опасался, что американцы, объявившие его врагом нации и всех живущих на земле, найдут его.
Но Бен Ладен был слишком осторожен и хитер, чтобы попасться на простую уловку и засветить место своего пребывания. Телефоном он не пользовался, засечь его лагерь было сложно.
Во время перелетов Ибрагим Аль Хасан вспоминал разговоры, взвешивал все «за» и «против», обдумывая, что предстоит сделать.
«Отдохну в России. У меня ведь там жена, друзья».
Ни в одном из аэропортов у Ибрагима не возникло никаких проблем. Его багаж не досматривали, хотя, пожелай таможенники провести самый тщательный осмотр, это им ничего не дало бы. Ибрагим был слишком осторожным, чтобы перевозить что-нибудь недозволенное в самолетах.
В Амстердаме негр-таможенник долго вертел паспорт, разглядывая его и так, и этак. Затем подал владельцу, пожелал счастливой дороги. А вот в Москве Ибрагиму пришлось немного поволноваться. Его багаж очень долго не подавали в зал, его дорогие чемоданы никак не выплывали на ленту транспортера.
Но, наконец, они появились.
– Заберешь багаж, – коротко бросил Ибрагим Аль Хасан своему секретарю.
– А вы? – спросил тот.
– Я тебя найду.
Ибрагима встречали. Он знал, кто прислал за ним машину. Шофер, которого он видел впервые, узнал Ибрагима сразу. Внешность тот имел приметную – высокий, грузный, с характерным арабским лицом. Водитель хотел взять кейс, но Ибрагим с ним не расстался. Они выбрались на стоянку, где уже ждал микроавтобус «мерседес» с темными стеклами.
Водитель открыл дверцу, Ибрагим оказался в просторном салоне. На заднем сиденье расположился изрядно заскучавший Антон Михайлович Сундуков.
– Хвала Аллаху, – сказал Сундуков, – что самолет прибыл по расписанию.
– Не говори о том, чего не понимаешь, – почти без акцента произнес Ибрагим, по-европейски протягивая руку и пожимая пухлую ладонь Сундукова.
Если бы надо было, он мог бы и расцеловаться по-русски, облобызать бизнесмена вначале в правую, затем в левую щеку.
– Ну, присаживайся!
Ибрагим осмотрелся по сторонам. Сундуков махнул рукой.
– Как у тебя дела?
– Хвала Аллаху, – ответил Ибрагим. – А у тебя?
– Тоже хвала Аллаху, – произнес Сундуков.
– Вижу, ты год от года лучше живешь.
– Стараюсь, – ответил Сундуков. Машина уже выбиралась на шоссе. О чем пойдет разговор, Сундуков мог предположить – ни с чем другим Ибрагим в Москве не объявлялся. Кейс лег на стол, Ибрагим толстым пальцем повертел колесики кодового замка, вытащил бутылочку с таблетками, быстро забросил парочку в рот и, зажмурив глаза, проглотил.
– Уставать начал, пожаловался Ибрагим Сундукову.
– Сердце, что ли?
– Не сердце, с мозгом проблемы, – ответил Ибрагим и немного виновато улыбнулся. – Климат мне ваш не нравится, сыро и холодно.
– Я понимаю, у вас там, на Востоке, тепло и сухо.
– Почему ты называешь это Востоком? Там юг, восток совсем в другой стороне.
– У нас все так говорят.
– А вот я отвык, – признался Ибрагим.
– Мне, кстати, тоже климат здешний не по душе, – сказал Сундуков, осклабившись.
– Что ж, Антон, у тебя скоро может появиться возможность поменять климат.
Сундуков захохотал:
– На южный?
– На какой хочешь. Скажи водителю, чтобы стекло поднял.
– Водителю говорить не надо, – Сундуков нажал клавишу, и толстое стекло поползло вверх, отгораживая салон от водителя и охранника.
– В двух словах…
– Спасибо, что встретил, – произнес Ибрагим.
– «Спасибо» на хлеб не намажешь, – отреагировал Сундуков.
– У нас еще будет возможность рассчитаться, а сейчас я тебе вот что скажу: я встречался кое с кем…
– Догадываюсь, – ответил Сундуков.
– Именно с ним, – уточнил Ибрагим, – он согласен проплатить, если ты сумеешь сформировать большую партию.
– Большую-это сколько? Ибрагим развел руками:
– Три или четыре вагона, причем полные, как у вас здесь говорят, под завязку.
– Четыре вагона? Это можно, вопрос лишь в цене.
– Я тебя никогда не подводил, а он никогда меня не подводил. Так что все будет в порядке.
– Что именно надо?
– Это отдельный разговор, ты получишь список.
– Когда? – спросил Сундуков.
– Да хоть завтра, он у меня весь вот здесь, – Ибрагим постучал указательным пальцем по лбу.
– Я все понял.
– Деньги, если хочешь, тебе переведут на любой счет в любой банк на Ближний Восток. Можно в Италию, можно в Грецию, а можно в любой офф-шор.
