– Спокойной ночи, – пропела она Гордееву вслед.
– Спокойной ночи, – обернулся он.
Задернув шторы и включив свет, Юрий Петрович осмотрел номер. Конечно, установить здесь прослушку было проще простого. Впрочем, это пустяки.
Гордеев включил телевизор. Работал. Заканчивались «Вести». Но смотреть не хотелось.
Выключил.
Полез в чемодан. Он был почти уверен, что найдет то, что ожидал найти. Но не торопился. Достал маленький СД-проигрыватель, подаренный ему сестрой. Изысканным меломаном Юрий Петрович не был, но то, что подходило душе и настроению, собирал. А во все командировки раньше брал с собой кассетный магнитофон, теперь эту фантастическую штуку.
Из Москвы Юрий Петрович захватил с собой три диска: Римского-Корсакова, романсы Рахманинова и новый, Моцарта, купленный во время последней командировки в Берлин, не все вещи на котором он прежде слышал.
Он не спеша содрал целлофан, громко прочитал:
– Вольфганг Амадеус Моцарт. Айне кляйне нахтмузик. Серенада, – и поставил диск.
После чего надел на руки медицинские перчатки, взятые у Володи еще в больнице, и под аллегро и анданте великого австрийца стал методически копаться в своих вещах. Недолго. Недолго. В одном из внутренних кармашков чемодана он нашел то, что искал. Маленький квадратный пакетик с надписью «Аэрофлот».
– Очень хорошо, – пробормотал Гордеев себе под нос, хотя понимал, что дела развертываются – хуже некуда.
Закончив осмотр и, разумеется, больше ничего не найдя, он аккуратно уложил найденный пакетик в пакетик полиэтиленовый, покопался еще в своем портфеле, после чего снял перчатки.
Через пару минут Гордеев шел по длинному коридору в сторону стойки дежурной по этажу. Гостиница была современная, даже с некоторым эстетством. В этажном холле, кроме двух диванов и телевизора (наверное, на случай поломок тех, что в номерах), стояли три комнатные пальмы в больших кадках. Господин адвокат их изучил и нашел вполне живописными.
После чего дошагал до дежурной и спросил минеральной воды. Однако в небольшой витринке рядом с ее столом ничего не было, кроме «сникерсов», цилиндриков турецкого печенья и банок с пепси-колой.
– Буфет на втором этаже уже закрыт, – развела руками дежурная. – Разве что в ресторан спуститесь.
– Ладно уж. – Гордеев направился обратно. – Оно, может, и вредно на ночь водой наливаться.
Однако только успел он переодеться в спортивный костюм, который всегда возил с собой вместо домашней одежды, как в дверь постучали.
«Эге, – подумал Юрий Петрович. – Как это там у Моцарта: анданте менуэтто?»
– Ну-ну, войдите, – громко сказал он, отпирая дверь.
На пороге номера стояла его сегодняшняя знакомая, бывшая одноклассница Лиды, как ее, Чуингам… ах да, Джуси Фрут. Стояла, так же выставив из складок платья длинную загорелую ногу и белозубо улыбаясь. В руках Джуси Фрут держала поднос, на котором помещались стеклянная бутылка боржоми и плетеная вазочка с апельсинами.
– Добрый вечер, – промурлыкала Джуси Фрут.
– Здра-авствуйте, – в тон ей ответил Гордеев. – Чем могу?
– Вы, кажется, воду заказывали?
– Это громко сказано. Так, спросил было…
– Наша фирма старается, чтобы гости отеля «Стрежень» не испытывали никаких неудобств.
– Да я, в общем, и не испытываю. А этих самых апельсинов и вовсе, как вы выразились, не заказывал.
– Это наш маленький гостинец для постояльцев первого дня. – Уже понятно было, что Джуси Фрут за словом в карманы или куда там еще не лезет.
«Гостинец первого дня я уже получил», – чуть было не сказал Гордеев, с трудом придержав свой не в меру красноречивый язык.
– Спасибо, – растерянно произнес он. – Но…
– Может быть, вы все же позволите мне поставить это?.. – Джуси Фрут двинула подносом в сторону Гордеева, и тот отступил. Басаргинская красавица шагнула в номер, а затем высоченной шпилькой на своей босоножке толкнула почти до конца распахнутую дверь номера так, что она захлопнулась.
– Инте-ересно, – протянул Гордеев.
– Что интересно? – не промедлила Джуси Фрут.
– Фирма у вас интересная. Вроде когда мы днем знакомились, вы говорили, что фирма ваша здесь, так сказать, офис арендует, а оказывается…
– Все правильно. – Джуси Фрут поставила поднос на кресло и уселась в него, выставив напоказ свои великолепные ноги. – Можно у вас передохнуть минуточку? Набегалась по этажам: лифт опять барахлит.
– Так что – фирма? – Гордеев не ответил на вопрос Джуси Фрут, хотя при других обстоятельствах он бы не повел себя столь скованно.
– Фирма наша туристическая, мы обеспечиваем отдых и развлечения. По договору со «Стрежнем» оказываем услуги жильцам.
– Очень гуманно, – насмешливо сказал Гордеев. – Работаете, как говорится, не жалея сил.
– Случается, – кивнула Джуси Фрут. – Ой, а что это за музыка у вас такая приятная?
– Моцарт, – коротко ответил Гордеев.
Ему начинал надоедать этот флирт, который всенепременно должен был разрешиться в ничто. Но он продолжал вести разговор лишь ради того, чтобы все-таки выяснить намерения пришелицы. Ему казалось слишком простым и даже невероятным, что эта смазливая девчонка решила на нем подработать, что она еще днем углядела в нем потенциального клиента. Поэтому Гордеев решил продолжить просвещение смятенной юной души.
– Это Моцарт, – повторил он. – Ночная музыка. Ночные музыкальные пьески.
– Как интересно! – воскликнула Джуси Фрут. – Никогда такого не слышала. Вы знаете, под них можно танцевать. Как вы к этому относитесь?
– Ну куда нам танцевать?! Я с дороги, долгий перелет. Вы сами же говорили, что устали.
– Но есть же медленные танцы.
– Нет, пожалуй, сегодня я уже не годен для танцев.
– Так через несколько минут наступит завтра!
– Вот именно. Пора спать.
– Кстати, в услуги нашей фирмы входит и подготовка номера к отдыху, ко сну.
– Какая многопрофильная у вас фирма! Но я, знаете ли, со времен армейской юности привык самостоятельно расстилать и застилать постель. Старшина Скворцов был прекрасным педагогом, хотя русскому языку учился, по-моему, с заборных надписей.
– Как интересно! Так вы служили?
– Почему вас это так удивляет?
– Ну… вы такой респектабельный…
– Просто, милая девушка… вас, кажется, Таней зовут, – наконец вспомнил Гордеев родное имя Джуси Фрут, – я уже не очень молодой человек, и поэтому…
– Да-да, конечно, меня зовут Таней. А вас Юрием Петровичем, верно? Действительно, Лидуха назвала вас Юрием Петровичем… Но почему по имени-отчеству?! Не очень молодой! Сколько же вам лет?
– Вообще-то я при поселении заполнил анкету, там все написано…
– Но я же не видела!
– Ах, да, ну, конечно, не видели. Мне тридцать два года. Почти.
– Старый! Да вы попросту красавец мужчина в расцвете лет.
– В расцвете лет – это Карлсон.
– «Почти тридцать два года». Нет, это смешно. А кто же вы по гороскопу?
– Наша беседа затягивается.
– Вот я по гороскопу овечка. Правда, рожденная в год змеи.
– Ну, тогда вам со мной тягаться не стоит. Я тоже змея, но вдобавок к тому еще и скорпион. Так что расстанемся друзьями – и возьмите на дорожку пару-тройку апельсинов: коли гостиница меня угощает, я угощаю прелестную ее хозяйку.
– Спасибо, конечно, Юрий Петрович, но все же мы так с вами и не потанцевали.
Она, сидя в кресле, заложила руки за голову и потянулась своим длинным сильным телом.
– Какой же вы после этого скорпион, если выставляете из номера маленькую тихую овечку?!
Гордеев вздохнул.
Первая и пока единственная его законная жена, Алла, дважды говорила ему: «Юра, тебя погубит твоя всемирная отзывчивость». На третий раз ничего не сказала, собрала в его отсутствие вещи, уехала. А через несколько месяцев вышла замуж за инженера какого-то, сейчас у нее уже двое детей, он слышал.
– Не будем обсуждать особенности знаков зодиака, ладно? – попросил он после паузы. – Если они вам так интересны, выйдите на улицу и любуйтесь звездами.
– А на ваш балкон можно? – не унималась Джуси Фрут.
– На мой балкон нельзя. Впрочем, если вы любите наблюдать звезды с балкона, таковой ведь есть и в вашем номере… офисе. Расстанемся друзьями, – повторил он.
– Ну хорошо. – Джуси Фрут встала с кресла, грациозно переступив своими длинными ногами. – Очень уж музыка хорошая. Как она называется?
– Я же сказал: это все Моцарт. Сейчас был концерт для гобоя, а это начался концерт для фагота. – Гордеев прочитал с этикетки на футляре.
– Фагот! А помните, Фагот был в «Мастере и Маргарите»…
– Это не самый мой любимый роман.
– Ой, а мне нравится. И музыка эта нравится. – Она притопнула каблучком. – Но хотя бы право на белый танец я имею?
Гордеев внимательно посмотрел в ее темные глаза, темные, очи черные.
Она взгляд выдержала.
Сказала:
– Танцуем?
«А чем, собственно, я сейчас рискую? – подумал господин адвокат. – Постели в порядке, в номере горит свет, шторы задернуты. Я, как говорится, в полном облачении. Начнет орать? Тут же заверну ей руку и вытолкаю из номера. Разберемся, словом. Ведь интересно».
