Я натянул пальто.
– О'кей, сержант. Я понял.
– Вон! – рявкнул он. – Проваливай, и чтобы я тебя больше не видел.
Я направился к двери. Я почти ожидал этого, но никак не предполагал, что детина такого размера может столь быстро двигаться. Не успев увернуться от мощного удара тяжелым ботинком под зад, я едва не вылетел из собственных ботинок. Приземлившись на четвереньки, я с разгона просеменил за дверь, быстро перебирая обеими парами конечностей. Ласситер медленно вышел и встал надо мной, обнажив зубы в язвительной ухмылке.
– Напиши про это, шпик, – процедил он. – И учти, что я дам тебе возможность еще кое о чем написать, если еще раз тебя увижу.
Я мог бы убить его; я убил бы его, будь у меня при себе пистолет.
Превозмогая боль, я медленно поднялся.
Охранники открыли ворота. Ласситер с размаха стукнул ботинком по крылу машины. На месте образовавшейся вмятины облетела краска.
– Убрать эту рухлядь с моих глаз!
Я влез в машину и вырулил из ворот.
Меня трясло от ярости. Меня трясло всю дорогу, пока я не подъехал к отелю.
3
На следующее утро, после завтрака, воспользовавшись телефонной книгой, взятой со стола портье, я записал телефон и адрес Корнелии Ван Блейк. Адрес был простой: Вэнстоун. Вест-Саммит.
Я спросил портье, как проехать в Вест-Саммит.
– Вы знаете клуб «Золотое яблоко»? – вопросом на вопрос ответил он.
Я сказал, что знаю этот клуб.
– Тогда проезжайте мимо него по набережной до указателя. Вест-Саммит занимает всю верхнюю часть холма до автострады в Сан-Франциско.
Я поблагодарил его, вывел «Бьюик» из гаража, заскочил в цветочный магазин, чтобы послать Сюзи полдюжины орхидей и записку с извинениями за поспешный уход, и поехал вдоль бульвара.
В «Золотом яблоке» еще спали, когда я проезжал мимо. Ворота были закрыты, так же как и дверь караулки. К моему большому облегчению, по машине никто не выстрелил.
Я катил по пустынному прибрежному шоссе, которое упорно забиралось на вершину холма. У развилки возвышался указатель направления на Вест – Саммит, и я свернул с шоссе на извивавшуюся серпантином крутую, но широкую дорогу.
Вэнстоун оказался последним из имений на широкой, обсаженной деревьями улице. От него открывался вид на океан. Дальний конец территории усадьбы скрывался за покрытым лесом склоном и находился, по моим предположениям, где-то у автострады на Фриско.
Табличка на высоких сварных воротах подтвердила, что передо мной именно Вэнстоун. Высокая стена, поверху которой как кинжалы торчали зловещие острия, полностью скрывала дом. Сторожиха у ворот заявила, что без предварительного звонка по телефону не может быть и речи о том, чтобы попасть на территорию имения.
Когда становишься миллионером, приходится принимать предосторожности. И ты уже связан жестким порядком, сочувственно подумал я.
Проехав мимо ворот, я свернул налево вдоль стены. Вскоре дорога пошла под уклон, и в полумиле впереди я увидел автостраду на Фриско.
Затормозив, я вылез из машины, разулся и забрался на ее крышу. С этой выгодной позиции можно было спокойно смотреть поверх стены, и передо мной, как на ладони, были дом и сад.
Именно такой я и представлял себе обитель миллионера: ухоженные клумбы с массой цветов, ярко-зеленые газоны, напоминавшие бильярдный стол, посыпанная песком въездная аллея и целый ряд китайцев-садовников, копошащихся на солнцепеке.
Дом был большой, белый, под зеленой крышей, с зелеными жалюзи на окнах и очаровательной, защищенной от солнца шторами террасой, на которую вела каменная лесенка в несколько ступеней. Помимо садовников, никаких признаков жизни не проявлялось: никто не прогуливался по террасе, никто даже не выглядывал из окна.
Мне этот дом показался слишком пустынным – я бы в таком жить не стал.
Я слез с машины, обулся и сел за руль. Я был пока еще не готов нанести визит миссис Ван Блейк и поэтому отправился в отель пообедать.
Перед тем, как идти в ресторан, я позвонил капитану Брэдли и спросил, смогу ли вечером его увидеть.
– Конечно, – ответил он, – а то я уже начал беспокоиться, как вы там. Не оставляйте только машину у входа.
Я заверил его, что позабочусь об этом и буду у него около девяти.
После обеда я поднялся в номер, чтобы написать отчет для Берни. Едва открыв дверь, я понял, что в мое отсутствие кто-то меня посещал. Затворив дверь, я огляделся.
Чемодан, аккуратно оставленный мной на стойке для багажа, теперь лежал на полу. Пальто, висевшее в шкафу, валялось на кровати.
Я подошел к шифоньеру и выдвинул ящик. Чья-то лапа переворошила все рубашки и носки, нимало не беспокоясь о восстановлении прежнего порядка. Следы торопливого обыска остались и в других ящиках. Кто бы ни был мой любознательный посетитель, его меньше всего интересовало, узнаю я о его визите или нет.
Я догадывался, что это был Ласситер, но мне нужно было знать наверняка. Я снял телефонную трубку и попросил портье прислать ко мне местного агента безопасности.
Последний явился не сразу: это был флегматичный толстяк с отвисшими усами и холодными рыбьими глазами.
На стол, так, чтобы ему было видно, я заранее положил пятидолларовую бумажку. Ее он заметил прежде, чем меня.
– Копы здесь были? – без обиняков спросил я, пододвигая к нему купюру.
Мне было видно, что ему приказали молчать, но пятерка делала свое дело. Поколебавшись секунду, он кивнул.
– Сержант Ласситер? – Опять кивок.
Я вручил ему деньги.
– Простите за то, что заставил вас подниматься.
Бумажка мгновенно исчезла в его брючном кармане, он еще раз кивнул и удалился – здоровый, молчаливый, продажный тип.
Ну что ж, Ласситер не мог найти ничего, что открыло бы ему причину моего пребывания в Тампа-Сити. У меня с собой не было никаких заметок по делу Бенсон. Я не очень доверял бумаге. Он, должно быть, и сейчас еще размышлял, по какому следу я иду, да и вообще есть ли он, этот след.
Я уселся за стол, вынул из ящика пачку бумаги и настрочил длиннющее письмо с подробным описанием всех последних эпизодов расследования. Работа отняла немало времени – я закончил писать только к шести часам. Чрезмерное усилие чуть не доконало меня, но сделать это было необходимо. Я спустился и вышел из гостиницы, чтобы бросить письмо в почтовый ящик на перекрестке. Пытать счастья с гостиничным почтовым ящиком я не стал. На обратном пути, проходя через вестибюль, я засек толстяка, усердно читавшего газету в кресле у стены.
У него на лбу было написано, что он из полиции.
Когда я поравнялся со стойкой портье, мой знакомый агент, вытиравший с нее пыль, перевел взгляд с толстяка на меня и неторопливо моргнул глазом. Затем он выразительно почесал двумя пальцами шею и опять взглянул на меня, слегка кивнув головой в сторону улицы.
Я скумекал, что еще один был снаружи. Пять долларов продолжали делать свое дело. Этот агент вполне прилично владел искусством пантомимы.
Я подмигнул ему в ответ, поднялся на лифте в номер и набрал номер Сюзи. Перед тем, как у Сюзи ответили, у меня в трубке что-то легонько щелкнуло. Этот щелчок послужил мне предупреждением, что мой телефон прослушивается. Горничная Сюзи сообщила, что хозяйки нет дома и вернется она поздно. Я поблагодарил и повесил трубку.
Мне было крайне интересно, давно ли начал прослушиваться мой телефон, и я попытался вспомнить, был ли щелчок, когда я звонил капитану Брэдли. Вроде бы не было, но поручиться за это я не мог. У меня теплилась надежда, что, возможно, Ласситер только недавно начал прослушивать мои разговоры. Я никак не хотел, чтобы он знал о моем вечернем визите к Брэдли.
При наличии двух тренированных копов, ожидавших меня внизу, поездка к Брэдли совсем не обещала быть увеселительной. Я решил отправиться немедля, чтобы успеть оторваться от них, не доезжая до Линкольн-драйв.
Я принял душ и переоделся. Когда я вышел из комнаты и направился к лифту, часы показывали десять минут восьмого.
Внизу я отдал портье ключи от номера.
– Вы вернетесь к ужину, сэр? – спросил он, вешая ключ.
– Нет, я поем в городе, – заявил я достаточно громко, чтобы толстяк мог это услышать. Он по-прежнему спокойно сидел в кресле около вращающейся двери.
Я миновал вестибюль и, выплюнутый дверью наружу, перевел дух на ступеньках подъезда. На оживленной улице мне не удалось засечь второго филера.
– Такси, сэр? – предложил швейцар. Я покачал головой, спустился на тротуар и присоединился к толпе гуляющих. Несколько минут неторопливой ходьбы – и я свернул в переулок, зашел в бар и заказал виски с содовой.
Бар был почти пуст. Бармен показался мне сообразительным, и я, нагнувшись к нему, шепнул:
– Жена ко мне приставила хвост. Черный ход здесь есть, приятель? – при этом я продемонстрировал ему доллар.
Он радостно осклабился.
– А как же! Вон та дверь. Шуруй туда и будешь на Дорсетском шоссе.
Мне пришлось расстаться с долларом. Деньги Файетта я разбрасывал, как пьяный матрос.
