Этот «Юнкерс», судя по затянутым брезентовыми чехлами проёмам для пулемётных точек позади кабины - невооружённый, военно-транспортный вариант. Особого смысла отправлять нашу продукцию в Москву именно по воздуху, конечно, нет – до сих пор она отличнейше добиралась до заказчика по железной дороге. Но в каком-то высоком кабинете был решено придать событию дополнительное общественно-политическое звучание, раз уж борт всё равно идёт в столицу порожняком. И теперь наши аэродромные тележки, домкраты и стартер-комплекты полетят на «Юнкерсе», упакованные в окрашенные с особым тщанием деревянные ящики, промаркированные, как положено, номерами и надписью «Детск. раб. комм. им. т. Ягоды».
- …а теперь, товарищи, я с удовольствием объявляю, что почётное право загрузить изделия в воздушное судно предоставляется лучшей производственной бригаде коммуны имени товарища Ягоды. За эту честь они, товарищи, соревновались несколько месяцев – и теперь готовы выполнить порученное дело!
Слушатели дружно зааплодировали. Я покосился вправо, потом влево. Стоящий рядом Копытин вытянулся в струнку, как мог, выпятил грудь и втянул живот. Это ведь мы, пятый отряд – те самые счастливчики, победители, удостоившиеся такой чести! Вон как пыжится Олейник – изо всех сил старается выглядеть серьёзным и торжественным, но мальчишеская улыбка всё равно пробивается через официальную маску.
- …а после погрузки коммунары-победители вместе с другими передовиками производства совершат полёт по кругу на наших, советских самолётах, собранных на Харьковском авиазаводе – К-4 конструкции нашего советского инженера Калинина!
Вот она, вишенка на торте! Даже Марк, чья голова по идее должна быть сейчас забита совсем другим, едва сдерживал восторг.
- …так же счастлив и горд сообщить вам, дорогие товарищи, что двигатели воздушного судна, которое доставит подарок коммунаров в столицу нашей советской родины, будут запущены при помощи автомобиля, оснащённого автостартерным агрегатом, изготовленным в коммуне имени товарища Ягоды! И в этом, товарищи, мне видится глубокий символизм: гражданский воздушный флот, чем дальше, тем неуклоннее переходит на оборудование, произведённое в СССР! Уверен, скоро настанет день, когда и летать мы будем исключительно на самолётах, сконструированных нашими, советскими инженерами и построенных на наших, советских заводах!
Тут уж не выдержали и коммунары: стройные шеренги сломались, ребята и девчонки подпрыгивали, размахивали руками, орали, в воздух летели тюбетейки. Оратор позволил себе широкую улыбку – с мудрым, отеческим прищуром. Мы же, изо всех сил стараясь шагать в ногу, припустили за Олейником к «Юнкерсу», куда как раз подрулил грузовичок со знакомыми ящиками.
Что мешало мне наслаждаться чистыми, ничем не замутнёнными радостями этого дня – неужели, только цинизм далеко уже немолодого мужчины, повидавшего на своём веку немало митингов и торжественный собраний, и хорошо знающего им цену? А вот и нет – просто у нас с Марком на сегодняшний выезд в Харьков есть свои, тщательно разработанные планы.
Воспользоваться оказией для намеченного побега мы решили сразу, как только узнали о готовящемся мероприятии. В самом деле: первая (правда, самая короткая) часть нашего маршрута переставала быть проблемой, мы проделаем её вместе с дружным коллективом коммуны. После митинга на аэродроме, согласно объявленному распорядку должен состояться обед, после чего коммунаров отпустят в город до семи вечера, когда в Центральном клубе «Металлист» должен состояться торжественный концерт. Именно этот временной зазор, между обедом и концертом, мы выбрали, чтобы покинуть столицу Советской Украины. Немалых трудов стоило мне раздобыть расписание поездов, отходящих с харьковского вокзала в сторону Москвы, и один из них, идущий до Белгорода, нас с Марком вполне устраивал.
Почему именно до Белгорода, когда нам надо было ехать дальше? Тут всё очень просто: билеты на поезда, курсирующие между столицами, раскупаются заранее, да и контроль на них не в пример строже. А вот если попробовать добраться до Москвы, как говорили в моё время, «на собаках», то есть, пересаживаясь с одного поезда местного сообщения на другой – это, хоть и займёт больше времени, но куда вернее обещает успех. Причём, если набраться достаточно наглости, то можно, сойдя в Курске обратиться к сотрудникам милиции – и, прикинувшись отставшими от группы школьниками, попросить помочь добраться до столицы нашей родины. А что? Метрики, они же свидетельства о рождении, мы заранее стащили из канцелярии – помогут, никуда не денутся…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Остаётся только погрузить клятые ящики в трёхмоторный угловатый гроб, склёпанный из гофрированного дюраля в германском Дессау, на заводе «Junkers Flugzeugwerke AG» - и постараться при этом не продрать «парадку» об углы и топорщащиеся концы упаковочной проволоки.
В самолёт мы с Марком забрались первыми, через боковую дверку, к которой была приставлена маленькая алюминиевая лесенка – и тут же направились в хвост, чтобы принимать подаваемые снаружи ящики. Фюзеляж «Юнкерса» изнутри был такими же, как и снаружи - угловатым, с выгнутым потолком и гофрированными стенками-обшивкой, вдоль которых тянулись горизонтальные балки нервюр, пересечённые широкими дырчатыми арками лонжеронов. В потолке, позади пилотской кабины, и примерно в середине фюзеляжа имели место проёмы под пулемётные турели – сейчас они были сняты вместе с сиденьями и закрыты от набегающего потока брезентовыми прошнурованными чехлами. Ага, вот и ещё одно доказательство военного назначения тевтонского пепелаца: такое же отверстие, только шестиугольное и больше размером, имелось и в днище - раньше в него выдвигалась цилиндрическая, похожая на бочонок пулемётная башенка, призванная защищать машину от атак с нижней полусферы. В данный момент отверстие было прикрыто листом гофрированного дюраля и для верности застелено поверх листа досками, чтобы тяжёлые ящики не продавили тонкий металл. Я наклонился, посмотрел - а лист-то, дорогие товарищи авиаторы, прихвачен халтурно! На соплях, прямо скажем, прихвачен - несколькими витками стальной проволоки, закрученной пассатижами. А вот и сами пассатижи, заткнуты за металлическую рейку, идущую вдоль бортовой обшивки. Рядом моток проволоки и бухта троса – ага, это для того, чтобы крепить ящики, потому как ни ремней, ни багажных сеток здесь не предусмотрено. На взгляд обитателя двадцать первого века, имеющего хотя бы поверхностное представление о строжайших регламентах безопасности в авиации – головотяпство, граничащее с диверсией. А здесь ничего, сходит, и долго ещё будет сходить…
Стоящий в проёме бокового люка техник в промасленной аэродромной спецовке посторонился, пропуская внутрь Копытина и Семенченко, и снаружи стали подавать ящики. Мы принимали их и оттаскивали в хвост – техник сердито покрикивал, распределяя груз. То, что полегче, стремянки и тележки, оказалось в самом конце, и мы крепко прихватили их тросами, чтобы не болталось и не дребезжало в полёте. Ближе к середине корпуса поставили ящики со стартерами – они были тяжелее, и техник, возясь с креплениями, бурчал что-то насчёт правильной центровки, без которой самолёт может не взлететь, или, хуже того, потерять управление в воздухе.
Наконец, погрузка была закончена; снаружи раздался повелительный глас Олейника - «Пацаны, вылазьте живо, сейчас на самолёте катать будут!» – и Копытин с Семенченко кинулись к трапу.
Мысль мелькнула в мозгу вдруг, внезапно, словно метеор, прорезающий ночное небо.
...Безумие? Ещё какое! Но секунды стремительно утекают, и если уж решаться, то прямо сейчас...
Я ухватил Марка, ринувшегося, было, к люку, за локоть.
- Погоди, нам с тобой не туда!
Он обернулся.
- А? Что?.. Не туда? А куда?..
- Все вопросы потом, студент. Видишь щель между ящиками и потолком?
- Ну, вижу, и что с того?
- Полезай, и смотри, не порви штаны. Тебе в них ещё по Москве ходить!
Марк собрался возразить и даже открыл для этого рот - но я бесцеремонно подтолкнул его к ящикам и полез следом, оглядываясь – не возникнет ли в люке давешний техник? Но нет, обошлось; не прошло и минуты, как мы уже забились в самый хвост, где были сложены свёрнутые брезенты. И они и плотно уложенный груз надёжно скрывали нас от членов экипажа.
