— Я вызову сюда стражу! Если эти остолопы сюда не явятся, я подниму на ноги весь город. Еще никогда в моей гостинице не происходило ничего более омерзительного…
— Теперь тебе и весь город вряд ли поможет! — презрительно процедила сквозь зубы Раина, поигрывавшая острым как бритва клинком. Владелец гостиницы переменился в лице и резко отшатнулся назад едва не слетев при этом с лестницы.
— Не надо так горячиться, дружище! — примирительным тоном сказал киммериец, чудом успевший схватить хозяина за руку. — Моя госпожа действительно кое-что смыслит в магии. Мало того, она чувствует, когда к магии прибегают другие. Враг, о котором она сейчас говорила, куда страшнее всего ведомого вам, и потому вам не остается ничего иного, как только принять ее сторону. В этом случае она сможет защитить вас.
Хозяин нахмурился, но былая тревога тут же оставила его. Киммериец выпустил его, и он стал неспешно спускаться вниз по лестнице.
— Возможно, теперь он не будет действовать очертя голову. Хотя я могу и ошибиться. Эти идиоты слуги через пару минут вернутся сюда вместе со стражей. Нам нужно уходить. И чем быстрее мы это сделаем, тем лучше.
Илльяна покачала головой.
— Я должна делать то, что делаю. Иначе этот кошмар заполонит собою все.
— Если то страшное, о котором ты говоришь, находится где-то далеко…
— Это не имеет никакого значения. — Илльяна смерила Конана ледяным взглядом. — Когда я сбежала от Эремиуса, я поклялась мстить ему всегда и всюду. Противостоять ему сейчас я просто обязана. В противном случае справиться с ним будет уже невозможно. Надеюсь, ни ты, ни Раина не станете мешать мне.
Судя по всему, уходить волшебница не собиралась; Раина, скорее всего, должна была принять сторону своей госпожи, пусть даже это стоило бы ей и жизни. Говорить с ними о чем-либо было бессмысленно.
— Воля ваша, — пожал плечами Конан. — Занимайтесь своими делами, я же тем временем начну собирать вещи. Насколько я понимаю, в горы отправимся только мы с Раиной, вам туда идти опасно, Дессе же и Масуфу там нечего делать и подавно.
— Еще вчера я согласилась бы с тобой, — возразила недавняя рабыня. Теперь же все изменилось. Хочешь ли ты того или нет, но мы отправимся в горы вместе с тобой.
И она показала киммерийцу язык.
Легкий ночной ветерок нес по округе трупный запах. Эремиус, обладавший поразительно острым слухом, услышал мерные шаги стражей, охранявших деревню.
Жить стражам оставалось совсем недолго. Убрать их бесшумно было невозможно, но Эремиус нисколько не опасался шума, — крики людей разве что вызвали бы панику в деревне, которая в любом случае была уже обречена…
Где-то захрапел конь, и тут же раздался торжествующий рев Трансформы. Исполненный ужаса человеческий крик огласил окрестности:
— Демоны! Демоны! На нас напали демоны! Бегите! Бегите!
Уже через миг крик этот обратился в предсмертный хрип — Трансформа разодрала человека надвое.
Эремиус насупился. Неужели в этой деревне, стража разъезжает на лошадях? Если это так, то ему нужно внимательно следить за тем, чтобы ни одному из деревенских жителей не удалось ускользнуть из лап его верных, но пока еще не слишком-то расторопных слуг, — не ровен час, беглецы разнесут слух о его появлении по всем окрестным селеньями. Будь сфера, в которой он мог управлять Трансформами, хотя бы немного побольше, и ему не пришлось бы думать об этом, но сейчас, когда в его распоряжении был всего один Камень Курага, об этом не приходилось и мечтать.
Он поднял свой посох. В эту ночь Камень был закреплен на кольце прядью, волос Илльяны, заплетенных в тонкую аккуратную косичку. Эремиус передвинул серебряное кольцо с Камнем к середине посоха, что сообщало ему дополнительные (и весьма немалые!) силы, и приступил к заклинанию, которое было по-настоящему серьезным.
Он быстро прочел инвокацию и принялся перечислять имена атлантийских магов и оккультистов — имена, непостижимым образом пережившие не только своих обладателей, но и саму их цивилизацию, ушедшую на дно морское за несколько тысяч лет до того, как туранские княжества объединились в единое государство. Покончив с этой частью заклинания, Эремиус приступил к призыванию атлантийских божеств и демонов, которых в древней Атлантиде было ничуть не меньше, чем магов.
Процедура заклинания была столь длительной и мучительной совсем не случайно: Эремиусу приходилось перечислять все эти имена лишь для того, чтобы среди всех прочих было названо и имя того человека, или того начала, или той силы, которые и породили на свет Камни Курага. Будь это имя известно ему, и заклинание обратилось бы в простое его произнесение. Но, увы, на это он не смел и надеяться…
"ХЬЯР, ЭСПОРН, БОККЕР."
Заклинание состояло из нескольких десятков имен, произносить которые следовало при одновременном покачивании посоха из стороны в сторону. Камень Курага летал во тьме, походя на самоцветный волшебный маятник, оставлявший за собой призрачный зеленоватый след.
"БАККЕР, АЙДАС, ГЕЗИС, ЭЙРГАЛФ."
Эйргалф, разумеется, не имел к Атлантиде никакого отношения, однако тоже играл определенную роль в истории Сокровища. Именно он был тем ванирским вождем, к которому и попали оба Камня Курага. Сокровище ослепило его своим блеском, сулившим власть над миром, и тем самым сгубило его ибо не с его, Эйргалфа, силами возможно было подступиться к нему.
Следующим после Эйргалфа обладателем Сокровища стал именно он Великий Мастер Эремиус.
Зеленоватый след, оставляемый раскачивающимся посохом, внезапно распался на два гигантских овала, два огромных изумрудных глаза…
Стоило Боре покинуть дом Иврама, как он увидел прямо перед собой два чудовищных изумрудных глаза. Глаза эти смотрели на него.
Первой реакцией мальчика было бежать, предоставив жителей обреченной деревни, лежавшей далеко внизу, собственной их судьбе. Он было дернулся, но тут же совпадал с собой и замер. Что скажут о нем люди? Как он сможет после этого жить?
Наверное, только сейчас Бора начал понимать, что такое смелость. Прежде она казалась ему отсутствием страха, свободой от страха. Прошло сколько-то времени, и он решил, что точнее было бы назвать ее тем, что позволяет преодолеть страх, изгнать его. И лишь теперь ему открылось истинное ее значение — подлинной смелостью можно было назвать лишь способность поступать определенным образом вопреки страху, невзирая на страх, который при этом становился серьезным противником, а не пустяком, от которого можно было отмахнуться.
Мальчик шагнул на первую из четырех ступеней; вырезанных Иврамом на тропе, ведшей в деревню. Глаза изменили свое положение, но взгляд их был так же устремлен прямо на него. Мальчику стало казаться, что они манят его куда-то вниз.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
