А потом, мы не выписываем пациентам волшебный рецепт. Мы их лечим, наблюдаем, всегда интересуемся состоянием здоровья. Они наши друзья и партнеры. И немногим в отрасли удается похвастаться такими взаимоотношениями.
Нет, конкуренции я не боюсь!
Корр.: С каждым вопросом я открываю вас заново. Как можно так быстро переориентироваться из успешных юристов в успешные психиатры? И почему, собственно, психиатрия?
А. Х.: Юриспруденция – моя основная работа. И медицина с недавнего времени – моя основная работа.
И вообще, я занимаюсь тем, чтобы жизнь стала лучше.
Я хочу, чтобы люди улыбались друг другу, чтобы открытая рука означала помощь, а не милостыню, чтобы новогоднюю елку не разбирали на стальные прутья, чтобы врачи лечили, а учителя учили, чтобы в тюрьме сидели только те, кто посягнул на чужую жизнь, чтобы всех сирот отдали новым родителям, чтобы родители были спокойны за нас, а мы уверены в своих детях, чтобы весь мир не сошел с ума. Поэтому я выбрал психиатрию. Я знаю, что нужно делать и как нужно делать.
Корр.: А вы не думаете, что богатые поедут лечиться заграницу, а бедным просто не хватит денег?
А. Х.: За границей можно вылечить все что угодно, кроме душевных расстройств. В психиатрии врач и пациент должны говорить только на одном языке. Поэтому богатые останутся здесь, и заодно помогут бедным.
Корр.: Александр, мне так хочется, чтобы у вас все получилось!
А. Х.: Спасибо, я очень надеюсь на это. Ведь я всегда играю белыми!
Душно!
О душе и бездушии, о Б-ге и безбожии, о том и о сём
– Александр Михайлович, милейший, – сказала мне как-то Зинаида Александровна Суслина, академик, выдающийся невролог и просто замечательный человек, – мы лечим голову, а вы – душу. Нам проще: мы врага знаем в лицо.
При этом она сначала постучала себя ладонью по лбу, а потом ударила кулаком в грудь, иллюстрируя, видимо, основное отличие неврологии от психиатрии и место обитания той самой души.
Эх, надо было верить академику на слово! Я же, наивный, считал, что душа как раз и живет в голове, той самой части тела, которая отвечает за высшую нервную деятельность.
У меня, как обычно, был на все свой собственный взгляд. Тем более, что недавно созданный Научно-диагностический центр клинической психиатрии уже вовсю набирал обороты.
Человек может прожить без совести всю жизнь, без еды месяц, без воды неделю, а без воздуха – минуту. Без души он вообще не проживет. Так, просуществует.
Люди-зомби, люди-роботы, люди-нелюди… Какое-то время назад казалось, что это персонажи мистических триллеров или фантастических сериалов. Проживая в самой читающей стране мира, на родине Пушкина и Гоголя, Тургенева и Некрасова, Есенина и Блока, я был уверен, что нас хоть хлебом не корми, хоть водой не пои, но даже каленым железом не вытравишь усвоенные с детства уроки любви, нравственности и добра. Ведь каждый, даже практически конченный наркоман или пьяница, в школьные годы все равно читал «Капитанскую дочку» или «Севастопольские рассказы», ну, на крайний случай, «Мастера и Маргариту» или «Конармию». И тогда он становился не просто изгоем, а нашим родным высоконравственным изгоем!
Когда случается что-то страшное, необратимое, как часто мы корим себя за беспечность и неразумие, говоря: о, Господи, верни меня на час, на день назад, я могу изменить жизнь! И почти никогда не задумываемся в тот самый момент, когда делаем страшный шаг, что нужно остановиться. Никто не подскажет, не одернет за рукав, не закричит, не развернет силой. Один на один – ты и судьба.
Раз – Каренина вздохнула последний глоток воздуха на пороге вечности, два – Аннушка ступила на масляную брусчатку, три – Клеопатра протянула руку шипящей гадине. Четыре…
Только бы не стать этим четвертым!
Кто сидит внутри нас? Когда он спит, а когда бодрствует, когда кричит, а когда молчит? Мы его никогда не видели, почти никогда не слышали, а большинство из нас даже не догадывались о его существовании. Складывается впечатление, что Его просто нет. Но тогда ответьте на простой вопрос: кто руководит всеми нашими поступками, от чистки зубов до управления космическим кораблем, кто подсказывает, когда нужно сказать «я тебя люблю», а когда «ненавижу тебя»?
Стоя в прошлом году в Иерусалиме у Стены плача, я вдруг не к месту вспомнил анекдот о Боге, Абраме и лотерейном билете. Анекдот, конечно, смешной, но мудрости в нем куда больше чем смеха. Действительно, прежде чем что-то просить, стоит задуматься, а что ты сам для этого сделал. И только тогда вступать в диалоги с Всевышним.
Я сам, кстати, с материальными просьбами к Нему не обращался никогда, предпочитая взывать о здоровье близких. Но что самое интересное, у нас связь была двусторонняя. Конечно, я не слышал никаких голосов ни на русском, ни на иврите, ни на древне-арамейском. Но я ощущал смысл!
Большое видится на расстоянии. Сегодня мне абсолютно очевидно, что тогда в Иерусалиме друг с другом общались Он и Он. Он Первый – это, ясное дело, Всевышний. Он Второй – тот самый, который во мне сидит. Вот, оказывается, кого я слышу внутри себя! Вот кто утром звенит будильником, а на ночь напевает колыбельную, останавливает на красный свет и заставляет заниматься психиатрией.
Пускай на меня поздно снизошло откровение, но все-таки это случилось. Я пробую вспомнить свои прожитые полжизни, оцениваю, что смог сделать в полную силу, а что наполовину, какие планки ставил и какие высоты брал. Спасибо Господу, мне не стыдно. Ни перед Ним, ни перед собой, ни перед людьми.
Может, именно поэтому я так болезненно реагирую на то сумасшествие, что происходит вокруг нас. Плевки под ноги и в спину, вездесущее хамство как стиль жизни. Слово потеряло цену, осталась одна себестоимость. А когда себестоимость стремится к нулю, прибыль несется к горизонту. Лучшей работой неожиданно стало воровство. Скажете, я перегибаю? Отнюдь нет. Загляните в любой дорогой отель, допустим, на Лазурном берегу. С мая по сентябрь он будет оккупирован «олигархами» от шаурмы и «бизнесменами» от московских дорог. И с каждым из них по две дюжины чад и домочадцев. А раньше не то что в калашный ряд не пускали, нет, они сами туда не совались. Что стоят возгласы любому отельному, от официанта до директора, «эй ты, иди сюда»? Стыдно. Не им, а мне, причем за себя, за одинаковый паспорт в кармане и почти одинаковый язык. Можно взять гитару и спеть, что «я не такой», только это вряд ли поможет. Большинство моих знакомых что-то производят, чем-то торгуют, кому-то оказывают услуги, дают другим работу, но при этом ездят все больше на хондах и нисанах, чем на мерседесах и бмв. И, слава Богу, не знают, что такое шаурма. Потому что с совестью все в порядке.
Я не тешу себя иллюзиями, что на круглой Земле можно от одних убежать, а с другими построить счастливую страну, закрыв все входы и выходы. Мы уже восемьдесят лет жили в подобном «счастье». Помните, как ловили любые новости, сплетни и байки о чудесной загранице? Как мечтали туда попасть, если не на совсем, то хоть на чуть-чуть, ощутить запах фирменности и сытого благополучия. При этом словосочетание «западная демократия» появилось значительно позже, когда нам уже разрешили гавкать.
Но только сейчас мир начал понимать, куда его привела эта хваленая демократия. Великобритания вынуждена оплачивать проживание в отелях и кормить три раза в день незаконных мигрантов. Во Франции число только пересчитанных выходцев из третьих стран, проживающих в стране в первом поколении, достигло 20 процентов. Генофонд Северной Европы уже трещит по швам под напором приезжих из Ближнего Востока. Вечером на улицах стало некомфортно, ночью просто опасно.
Саркози только попробовал вывезти безвизовых цыган автобусами к румынской границе, так это стоило ему поражения на выборах. Я боюсь, что нынешний московский мэр на подобных действиях обеспечит себе безоговорочную победу на сентябрьском голосовании. Взять власть на человеконенавистнических лозунгах? Мир это уже проходил в Германии восемьдесят лет назад. Неужто, уроков не хватило и надо повторить? Тем временем всего через пару месяцев зомби-москвичи унылыми рядами пойдут на избирательные участки… Что ж, рыба гниет с головы.
Все больше европейцев не справляются с эмоциями, все больше работы становится у психиатров. Мы от европейцев отличаемся тем, что они ходят к врачу, а россияне все больше стесняются. Остается угадать, когда наступит час “Х”.
Мне, как никому другому известно, что такое душевное здоровье. Оно как хрустальный цветок: если разобьешь, потом никогда не соберешь и заново не склеишь. Ведь несколько осколков всегда закатятся под плинтус. И уже не будет никакой разницы, произошло это случайно или нарочно.
Тем более, что часть тебя так и останется ниже плинтуса. Навсегда.
Тот, который во мне сидит, то ли дергает за струны моей души, то ли натягивает вожжи моих же нервов. А скорее, делает и то, и другое. Только в первом случае я могу радоваться и грустить, смеяться и плакать и даже любить и ненавидеть. А во втором мне кажется, будто душу зажали в кулаке. И стало душно. И страшно от собственного бессилия.
