Масайская мазанка называется маниальта. Дверей в маниальте нет, только дверной проем. Для масаи дверь в доме — это признак трусости хозяина. Мужчины-масаи строят загоны для скота, возносят колючую изгородь вокруг стойбища и пасут скот. Хижина масаи похожа на огромный полый внутри кизяк, потому что возведена из тростника, каких-то непонятных палок, обмазанных коровьим навозом вперемешку с грязью. Крыша плоская и тоже из навоза. Производят эти чудеса архитектуры женщины-масаи. Каждая строит, с позволения сказать, дом строго по высоте своего роста. Низкорослые невесты, таким образом, не пользуются популярностью, потому что они будут строить хаты со слишком низким потолком-крышей, где мужу всю жизнь придется сгибаться в три погибели. Кстати, в хате масаи есть отдельный вход для мужа. Женам, детям и невесткам этим входом пользоваться запрещено. Они используют другой вход, «женско-детский», который расположен ровно напротив входа для мужа.
Справа от хижины масаи расположена лачуга его первой жены. Если у него больше одной жены, то их лачуги располагают слева. И он ходит туда «налево». Женскую мазанку масаи легко распознать по особому горбу на крыше. Внутри горба — место грудного ребенка, где его колыбелька находится в тепле и безопасности. Еще у каждой женской хаты есть загончик, где женщины доят по отдельности коров. Внутри женской мазанки две лежанки. Одна, поменьше, для жены, а другая, что побольше, — для детей или для мужа, если он вдруг придет на ночь. Между лежанками — очаг. Трубы или дымохода нет. Хата специально топится «по-черному», чтобы изгнать из всех щелей скорпионов, ядовитых пауков и прочую кровососущую нечисть. Вонища стоит такая, что хоть святых выноси!
Сыновья и дочери так и спят в постели отца, пока им не исполнится 15 лет. После 15-летия отроковицы переходят в дом своего женатого брата. А отроки после 15-ти идут львам хвосты крутить, то есть в буквальном смысле живут с отчей скотиной под открытым небом. Они и являются охранниками дома своего отца до тех пор, пока сами не женятся. А когда масай женится, его жена построит ему собственный полый кизяк.
В юношестве масай не обрезает свои волосы. Первый раз подстригается и бреется он только когда женится и станет отцом. В общем, стимулов для скорой женитьбы у масая хоть отбавляй!
В центре стойбища масаи есть сильно занавоженная загородка, куда загоняют на ночь коров. Представляете, сколько там мух?! А запах лучше и не представлять.
Обитатели масайского стойбища не выращивает никаких овощей там или злаков, эти кочевники саванны питаются мясом, молоком и кровью своих домашних животных. Сейчас масаи кормятся еще тем, что пляшут для туристов и продают им свои незамысловатые поделки — деревянные фигурки, циновки с этническими узорами, изделия из кожи, корзины, бижутерию, платки и скатерти — все выполнено вручную и стоит не слишком дорого. Лучшими клиентами являются, разумеется, европейцы, не привыкшие торговаться.
В эти места мы — европейцы, азиаты, американцы, австралийцы, представители остального человечества — приезжаем, как приезжает в село горожанин, сын уехавших отсюда родителей. Оно вроде как и родина, и мистическим образом это все ощущаешь кожей, но, вместе с тем, все чужое и пугающе-непонятное. Мы ведь потомки тех первобытных людей, кто не захотел жить в Африке, покинул ее. А кикуйю, масаи и другие африканцы — потомки тех, кто здесь зародился как вид и остался. В этом коренится наша разница в физиологии, в психике, в образе мышления, в представлениях о гигиене и человеческих ценностях.
Парадоксально, но для масаи, кикуйю и других африканских племен мы — безродные бродяги, не знающие своего рода-племени. Особенно это относится к афроамериканцам. Барак Обама, кстати говоря, баллотировался на пост президента Кении в 2005 году, но был дисквалифицирован после того, как всплыло его свидетельство о рождении, доказывавшее, что он родился в Соединенных Штатах. Лисимба Огонго, ведущий программы «Разговор Найроби», сказал тогда: «Мы не собирались избирать президентом Кении того, кто на самом деле был тайным гавайцем».
Январь 2012
Я недавно слез с дерева
Возвращаясь из путешествия, я всегда рассказываю читателям и зрителям о подвигах бойцов спецназа, о своих похождениях в зачастую недружественной среде. Скажем, из Африки мы привезли репортаж о злоключениях украинских моряков судна «Фаина», о наших усилиях по их освобождению из плена сомалийских пиратов, о трудностях путешествия от аэропорта Найроби до морского порта Момбасы и далее к побережью Сомали. Но есть и другая Африка, которая всегда оставалась за рамками наших репортажей, что по отношению к жителям Кении было как-то даже и несправедливо. Об Африке из детской мечты и будет мой нынешний рассказ.
Как-то у костра, с ромом и сигарой, довелось мне познакомиться с бывшим дипломатом Паулем Верлейсеном (Paul Verleysen). 63-летний Пауль впервые приехал в Африку в 1970 году из Бельгии. Он работал в Конго, Руанде, Кот-д’Ивуар и Кении, где в конце концов решил оставить дипломатическую службу.
В 1994 году Пол Верлейсен купил 25 гектаров земли поместья датской писательницы Карен Бликсен и охотничий домик, из окон которого открываются очаровательные виды на холмы Нгонг — бывшая хозяйка поместья сравнивала их с «неподвижными волнами». Надо заметить, что слово «нгонг» на языке племени кикуйю означает «костяшки кулака». Если вы сожмете кулак и посмотрите на бугорки костяшек пальцев, то увидите, как выглядят холмы Нгонг в миниатюре.
Я уже упоминал выше, что книга «Из Африки» Карен Бликсен начинается с предложения, чистого и прозрачного, как воздух в горах Кении: «У меня была ферма в Африке, у подножия холмов Нгонг». Сами слова эти напоминают саванну. Сразу представляется односложный пейзаж африканской равнины с возвышающимися над ней колдовскими холмами — все это порождают эмоции, которые вы не можете поначалу определить. Но к концу мемуаров вы признаете слова из начала, как слова спокойного окончания прошлого, где в любом смысле это прошлое идеально.
Напомню еще раз, что по этой автобиографической книге режиссером Сидни Полаком снят одноименный фильм, получивший 7 премий «Оскара». Для тех, кто его не видел, вкратце: Динесен приехала в Кению в 1913 году, чтобы выйти замуж за своего двоюродного брата — барона Брора фон Бликсен-Финеке. Ее родители приобрели молодоженам плантацию, около 2000 гектар близ Найроби. Тогда это был административный центр британской колонии — Восточно-Африканского протектората (обратите внимание, на фото у меня за спиной на табличке написано: British East Africa Protectorate). Здесь в течение следующих 17 лет датская баронесса Бликсен занималась разведением высокогорного кофе, которым теперь славится Кения.
