Я покопался в памяти старика и кивнул: обычно шнурки, переплетенные из нескольких толстых ниток, использовали члены воровской гильдии. Так что, вероятно, перед нами лежал малолетний уголовник, которого кто-то подстерег в темном углу, без зазрения совести размозжил ему голову и тихо ушел, прихватив в собой воровскую метку, чтобы убитого не сразу опознали.
– Что скажешь? – тихо спросил Шэд, наклоняясь и касаясь ладонью широко раскрытых глаз парня.
В этот раз я все-таки успел заметить, как в руку сборщика скользнуло маленькое светлое пятнышко, после чего зеленоватое свечение вокруг тела стало быстро угасать.
«Ты предлагаешь мне его забрать?»
– Он молод. Опыт и память у него не такие объемные, как у старика. Так что, если ты с травником нормально справился, то с этим мальчиком точно проблем не возникнет.
«У него башка, между прочим, размозжена, – буркнул я, тем не менее окинув мертвое тело оценивающим взглядом. – И мозги на пол-улицы растеклись. Как я буду влезать в эту личину? Вдруг после того, как я заново ее соберу, в моей черепушке обнаружится недодача?»
Шэд выпрямился.
– Решай быстрее. Времени осталось считанные мгновения.
«А потом?»
– Потом будет поздно, и ты до посинения будешь искать другую матрицу в надежде на лучшее качество мозгов.
Я тяжело вздохнул.
«Уговорил. Мозгов мне пока и своих хватает…»
– Скорее, Олег!
«Да иду я уже, иду, – проворчал я, подходя к трупу. После чего снова вздохнул. Протянул когтистую лапу и, буквально за миг до того, как свечение вокруг тела угасло, не слишком охотно повторил: – Все твое – мое… Ули, принимай заказ. И прошу тебя: сделай так, чтобы нас при этом не угробило».
Ответа я, если честно, не ждал, но он неожиданно пришел. Легкой, ободряющей, пришедшей изнутри теплой волной, после которой на душе стало чуточку спокойнее.
Надо же, откликнулся… наверное, ему тоже не по себе? Но деваться некуда. Жить человеком мне хотелось гораздо сильнее, чем избегать лишних трудностей. Так что держись, малек. Прорвемся. А если и нет, то мы с Изей все равно тебя не бросим.
Признаться, я до последнего опасался, что, как и в первый раз, меня с головой окунет в водоворот чужих эмоций. Небезосновательно полагал, что это будет так же больно и тяжело, как с Лурром. Мысленно приготовился к тому, что сейчас завою. До скрипа сцепил зубы, чтобы не заорать. Напрягся. И… недоуменно выдохнул, когда чужая матрица скользнула в мою лапу, как живая, а затем без особых проблем улеглась в сознании и довольно быстро, без лишних сложностей, принялась менять мое тело изнутри.
От этого неоспоримого факта я до того охренел, что абсолютно не противился процессу. И в том числе поэтому успел отследить происходящие с телом изменения. Попутно отметил, что резкое удлинение и смена формы костей – до крайности малоприятное занятие. Избавление от чешуи и наращивание мягкой кожи еще противнее. А заживление огромной дыры на затылке, когда каждый миг чувствуешь, как шевелится там новая плоть и как щекочутся стремительно отрастающие волосы… брр… честно говоря, новые ощущения мне совсем не понравились.
Голова, кстати, болела, но вовсе не так ужасно, как я опасался. Безумной слабости тоже не было. Как не было ни дрожи в теле, ни дичайшего голода, который поначалу заставлял меня бросаться на стены.
Когда процесс подошел к концу, я ощущал себя немного уставшим, слегка растерянным. Но по-прежнему прекрасно себя осознавал, не мучился с самоидентификацией, мог уверенно шевелить конечностями. Разве что чувствовал их так, как если бы они занемели от неудобной позы.
Морщась и с трудом сдерживаясь, чтобы не проверить, не вытекли ли наружу мозги, я медленно поднялся с земли. Достаточно уверенно оперся на свои человеческие ноги. На пробу согнул их в коленях, выпрямился, затем сжал и разжал кулаки. А затем вопросительно воззрился на Шэда.
– Неплохо, – скупо одобрил он мою новую личину. – Похоже, ты действительно привыкаешь. С улишшем успел договориться?
Я осторожно кивнул и так же осторожно, прислушиваясь к звукам собственного голоса, ответил:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Да. Мы поладили.
Хм. Голос довольно высокий, совсем еще детский, но не писклявый.
– А как твой второй сосед?
Я только хмыкнул, выразительно покосившись на выглянувший из-за плеча хвост, но Изя вел себя прилично. В людей не плевался, вслух не шипел. А если и прогрыз портки, когда выбирался на свободу, так туда им и дорога. Все равно я в этом рванье ходить не намерен.
При виде выразительно оглядывающегося «соседа» Шэд насмешливо поинтересовался:
– Что? Вот прямо так по городу и пойдешь? С хвостом?
– Изя, исчезни, – тихо велел я, и хвостяра, как складной стаканчик, сперва со щелчком укоротился, а потом проворно втянулся в… ну, в общем, туда, откуда вылез, заставив меня поморщиться и непроизвольно потереть означенное место.
Блин. Неприятно. И чешется к тому же.
– Ладно, осваивайся, – спрятал новую усмешку собиратель и, обдав меня порывом холодного ветра, быстренько умотал на изнанку, заодно прихватив с собой мертвое тело.
В прошлый раз мне было не до того, чтобы рассматривать, куда и как именно он прячет трупы. Но в действительности все оказалось проще простого – Шэд небрежным жестом вытолкнул тело неизвестного паренька через барьер. Там оно почти моментально скукожилось, ссохлось и осыпалось горкой праха. Более или менее уцелела только одежда, которая наверняка в скором времени тоже развалится. А в реальном мире от пацана остался лишь обведенный, будто в полицейском сериале, силуэт, который я, подумав, старательно затер голой пяткой на случай, если кто-то заинтересуется происходящим.
Познакомиться с новой матрицей решил тут же, не отходя от кассы, благо чужие воспоминания вперед не лезли и голову посторонней информацией не забивали. Я – это все еще был я, несмотря на новую форму. А что касается остального, то парень все равно умер. И то, что мне досталось, это всего лишь слепок… образ… отражение, которое я мог без зазрения совести примерить, не боясь оскорбить память мертвого или каким-то образом ему навредить.
На всякий случай выглянув из-за угла и убедившись, что поблизости нет ни единой живой души, я для надежности просканировал пространство сумеречным зрением и только после этого вернулся обратно.
Так. Где-то с полчаса у меня есть. Вряд ли у парнишки воспоминаний больше, чем у Лурра. Только надо сперва уйти на изнанку, что ли? И еще, пожалуй, стоило бы присесть. А лучше – прилечь. Не то в прошлый раз после «знакомства» меня ноги не держали, и бедным улишшам пришлось эвакуировать мое бренное тело самостоятельно.
Улишши, кстати, и сейчас никуда не делись, продолжая виться вокруг моих ног симпатичными нуррятами. И помощь, и охрана, и сигнализация в одном лице.
«Не буду уходить на изнанку, – внезапно передумал я. – А то вдруг на карателя нарвусь?»
Как подсказала память Лурра, каратели частенько делали обходы в разных районах столицы. Когда по одному, реже по двое, а в особо опасных случаях – целой командой. Правда, на мое счастье, на окраины они наведывались преимущественно днем. Мне это поначалу показалось нелогичным, ведь, когда по округе мельтешит столько людей, становится сложнее разглядеть, что творится в сумеречном мире. Но потом я подумал, что, наверное, не зря каратели используют поисковые заклинания. Это я видел все вперемешку: и верхний мир, и изнанку. А они, скорее всего, умели распознавать только то, что им нужно, поэтому преспокойно охотились в дневные часы, тогда как мне для этого требовалась тихая и желательно безлюдная ночь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Еще раз просканировав окружающее пространство, я выбрал место почище. Приказал улишшам отслеживать обстановку. И, усевшись так, чтобы под спиной была опора, прикрыл глаза, одновременно сосредотачиваясь на ощущениях.
Как ни странно, на этот раз все было не так, как я ожидал от полноценного слияния. Вместо дикой боли – лишь тупо ноющий затылок. Вместо тошноты – обычная, вполне переносимая и очень кратковременная дурнота. Даже сейчас, когда я умышленно потянулся за чужими воспоминаниями, ничто не стремилось на меня упасть, прибить, расщепить сознание и расплющить его под тяжестью событий не моей жизни. Словно кто-то… берег меня от этого знания? И возвел невидимый, но очень прочный барьер, за пределы которого не проникало ничего лишнего.
