— Пошла вон, сука! Вон! — больно схватив ее за плечо, с силой толкнул ее в сторону двери Облонский.
Ира споткнулась и ударилась о его рабочий стол.
Схватила сумочку, взглянула на него как-то затравленно и жалко, и бросилась прочь из его кабинета.
Облонский остался один. Схватил со стола поднос с чашками и сахарницей и с силой швырнул на пол. Раздался звон битого фарфора. Полетел по полу фигурный сахар из расколовшейся на части сахарницы. А ему казалось — это Дашины игрушки, а не сахар. Зажмурился, провел по лицу рукой и отогнал наваждение. Нет давно Дашеньки. И игрушек ее здесь нет. Они только в ее комнате остались. Там, в пустом доме, куда он никогда никого не приглашает.
Глава 33. Облонский
Тишина в доме никак не хотела уходить. Не помогал даже громкий телевизор в столовой. Облонский, запахнув длинный черный халат в тонкую золотую полоску и зажав в зубах сигарету, упорно готовил себе коктейль. Он безжалостно кидал в блендер болгарский перец, дубовые томаты из супермаркета (в это время года других не было) и сельдерей. Бутылка ледяной водки стояла здесь же. Все смешать, и получится несусветная гадость, которая, если добавить каплю острого мексиканского соуса и лед, отменно бодрит.
Ира знала, куда бить.
«Эта мертвая девчонка все сожрала»…
Даша, маленькая и беззащитная, снова стояла перед глазами.
«Папа, а ты купишь мне самолет? Купишь?…Ну, скажи, что купишь!..»
У Иры никогда не было детей. Она не знает, что такое — терять того, кто дороже всех на свете.
«Не стану ее выгораживать перед Димой. Если виновата, пусть сам с ней разбирается», — безжалостно заливая в блендер водку, размышлял Облонский.
Закинул в длинный стакан трубочки, залил розовато-красную мерзость и отхлебнул большой глоток, игнорируя трубочки для коктейлей.
Еще Маша. Гадкая мысль о том, что ему не хватает ее рядом, очень доставала. А ему не хватало ее — такой живой, сексуальной, беззащитной. Он не планировал иметь отношения, но она так бессовестно вторглась в его жизнь, что оставалось только возмущенно разводить руками. Ему хотелось гладить ее хрупкие плечи. Хотелось любоваться ее дрожащим от вожделения телом и горящими от страсти серыми глазами на своих подушках. Он бы наряжал ее в красивые платья, дарил драгоценности, возил в отпуск заграницу… Маша — она, как необработанный бриллиант. Если дать ему достойную огранку, он будет сверкать долгие годы и дарить радость своему владельцу.
«А я буду настоящей! Настоящей, слышите?!»
Облонский прикрыл глаза и выдохнул. Где-то глубоко на инстинктивном уровне эта девчонка знала, что надо выкрикнуть. Как будто понимала, что вся его жизнь после смерти дочки и отъезда жены — сплошной фарс. Придуманный спектакль, в котором одни картонные фигуры.
«Золушка из Зазеркалья, мать твою…» — фыркнул Облонский. Засыпал кубики льда и вылил противную жижу в высокий стакан.
Устроился на высоком стуле за барной стойкой и вставил трубочку в свой гадкий коктейль.
«Почему бы и нет?» — всматриваясь в бегущую ленту новостей на экране, рассеянно размышлял он.
Телефон завибрировал сообщением.
«Миша под нас копает».
Облонский вскинул бровь. Сообщение пришло с тайного номера, который использовал Алексеев, когда хотел сообщить что-то важное.
«А как же Ира?»
«Ира не главная. Миша просто ее использовал. Кстати, это он, а не заместитель, с ней в Сочи катался, пока ты в карты пытался свою принцессу на горошине выиграть».
Облонский поперхнулся гадким овощным соком с водкой.
Финансовый аналитик, проверенный годами дружбы, оказался предателем? Как такое может быть? Они же знают друг друга с первого курса. Втроем девчонок кадрили, на выпивку скидывались. Облонский, Алексеев и Гринев. Отчего Гринев оказался крысой? Денег у него от фриланса — куры не клюют. Дорогу ему никто не переходил, у каждого своя ниша. Ну, да, Облонский в этом городе чужак. Поступил, куда баллов хватило, после очередного громкого скандала с отцом. Его в Англию хотели учиться на несколько лет отправить. Там же и невесту подобрали, дочь вечного друга семьи, очень богатого графа, эмигрировавшего в Англию много лет назад. «Род Оболонских должен процветать из века в век» — девиз родного папочки, Николая Григорьевича Оболонского.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Денег у отца хватало — и на Владимира, и на двух младших братьев. Петербург ему, как старшему в семье, пророчили, или, Москву, на худой конец, а он в этот забытый Богом городок учиться поехал. Зато сам. Гордость, бравада, глупая юность… Здесь же познакомился с Аминой. Ее, сироту, государство взялось обучать на психолога бесплатно.
Несомненно, Ира знала, чем его задеть. Как-то он ей проговорился, что однажды пытался помириться с отцом. Амина была на четвертом месяце беременности, когда он ее в родной дом привез. Будущая невестка хотела, чтобы он попросил у родителей благословение на брак. Он и повез, раз без этого невеста идти под венец отказывалась. Хотел даже, дурак, с семьей помириться.
Братья его приезду обрадовались. Средний брат, Николай — особенно. Они хорошо ладили. (Потом, несколько лет спустя, Николай был единственным, кто откликнулся на горе Облонского — помогал спасать Дашу, а потом и хоронить).
Да вот только отец, узнав о его чеченской невесте-сироте, отказался от него окончательно и бесповоротно. Кто такая Амина против английской невесты, дочери друга семьи? Не принято было в роду Оболонских жениться по любви. Только по расчету, и на таких же наследниках титулов. Прогнали их двоих взашей из родного дома — и Владимира, и Амину. Облонский вернулся в город, где учился и заплатил в паспортной службе деньги, чтобы из его фамилии убрали одну букву «о».
Естественно, Владимир закрывал глаза на их с Алексеевым махинации. У сити-менеджера, пока он в малине, руки развязаны, а Облонского жизнь научила никогда не отказываться от прибыли. По-другому он бы не выбился. Деньги текли рекой, бизнес процветал, тайные счета пополнялись с завидной периодичностью.
И вроде бы Михаил Гринев был в деле. Давал хорошие советы, помогал выгодно инвестировать средства. Отчего же решил их подставить?
«А ведь он и Машу феей назвал», — вспомнил Владимир. В груди больно кольнула ревность. Нет, с этим надо что-то делать. Или убирать девчонку из приемной и своей жизни раз и навсегда, или сделать ее своей. Если оставить ее в той же роли, что и сейчас, она будет его только нервировать.
Облонский усмехнулся. Нет уж, от него она не отвертится. Хватит уже с него положительных поступков в отношении Марии. Обещала быть настоящей, так пусть теперь исполняет обещание. Он свою часть работы выполнил — вытащил ее из того дурацкого казино.
«А чтобы Маша окончательно и бесповоротно погрязла в своем обещании, мы тот долг у банка и Волкова выкупим и на счет «НИГМЫ» запишем. Волкову теперь деваться некуда, подпишет любую бумагу», — наливая в другой стакан чистой водки, довольно ухмыльнулся Облонский. Опрокинул в себя водку, подхватил с доски для резки кружок помидора и отправил его в рот.
— Так уже лучше, — брезгливо взглянув на пахнущий сельдереем коктейль, громко произнес он и придвинул к себе сотовый телефон.
Глава 34. Маша
В квартире меня ждал сюрприз — вернулась Жаннетта с пирогами.
— Как провела выходные? — распаковывая вкусности, хитро посмотрела на меня она.
— Феерично, — отмахнулась я. Рассказывать подруге о своих страшных приключениях не хотелось. А вот о Михаиле, наоборот, очень даже хотелось.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— И что, он даже не попросился к тебе в друзья в сети? И телефон не взял?
— Неа. Видимо, недостаточно я ему понравилась.
Мы хлопотали на кухне. Я ставила чайник, Жаннетта раскладывала пироги в тарелки. Пахли домашние пироги божественно. Я вдруг подумала, что если бы Облонский узнал о том, сколько всего я съела за вечер, его бы хватил удар и он отправил бы меня на неделю в спортзал на первом этаже.
