— Всей толпой ходить и договариваться неэффективно, — я подмигнул Бельфегору, лицо которого стало растерянным. — Пойдем тогда со мной в культпросветучилище. Выберешь оператора себе по душе.
— А когда? — спросил Астарот.
— Во вторник к двенадцати, — ответил я. — Сможешь?
— Блин, надо подумать… — Астарот поднял глаза к потолку.
— Блин, Саня, вот ты серьезно сейчас? — я глянул на нашего капризного фронтмена исподлобья. — Будешь изображать капризную фифу? А если ты не сможешь, то что? Отказаться от встречи, потому что у тебя в очередной раз кукуха крыльями начала трепыхать на тему, что кто-то у тебя власть отжимает?
— Между прочим, у нас вообще могут быть проблемы из-за этой твоей телки, — пробурчал Астарот. — Ян вообще чувак злопамятный, так что может нас еще и в рок-клуб не примут.
— Если бы Ян решал, нас еще на прослушивании бы прокатили, — усмехнулся я.
— Да все равно! — ощерился Астарот. — Ты трахаешь кого попало, а проблемы у нас.
— У кого это — у нас? — я приподнял бровь и спрыгнул со стола. — Мы вроде одна команда, разве нет? Или ты меня уже за скобки вынес, а Санек?
— Ды ты чего вообще? — Астарот попятился назад. — Просто мне… ну… не по себе. Кто Ян, а кто мы.
— Не вижу принципиальной разницы, — хмыкнул я. — Ян поет ртом со сцены, так и ты поешь со сцены ртом. А корочки рок-клуба у нас появятся уже через неделю.
— Если появятся, — хмуро поправил меня Астарот.
— Появятся, — уверенно заявил я. — Ссыкло этот Ян. И трепло еще. Понимаю теперь, почему от него Ева так легко сбежала. Он мог бы запросто мне стрелку забить, а не шушукать по углам против группы. А еще мужик, буэ. У Аси с Люсей яйца крепче, чем у этого Цеппелина…
— И что теперь, ничего не делать? — спросил Астарот.
— В смысле — ничего? — удивленно посмотрел на него я. — Репетировать, выступать, писать письмо Деду Морозу, бухать… Кстати, там дядя Коля настучал, что вы какую-то подозрительную сумку притащили. Вы тут что, пьете?
Я обвел своих приятелей театрально-суровым взглядом.
— Да ничего такого… — жалобно проговорил Бельфегор. — Это бабушка огурцы и салат из зеленых помидор саниной маме передала…
— Эй, я же пошутил, — заржал я. — Нет у нас никакого сухого закона здесь. На заводе полтора человека работает, кому до нас вообще есть дело?
— Фух… — на секунду показалось, что Бельфегор хотел облегченно перекреститься.
— И вообще мы фигней страдаем, — я снова забрался на стол. — Репетировать же пришли, а вместо этого треплемся уже полчаса.
— Да, точняк! — Астарот выпрямил плечи и оживился. — Давайте еще раз программу на концерт откатаем! Давайте с «Дьявольского когтя», ага?
— Вы на отчетнике собрались это петь? — осторожно спросил я. Кажется, у Астарота и правда рецидив. Без бас-гитары этот псевдотяжеляк звучит как тупая какофония. Хотя, тот же Кирилл был нашим поклонником, когда мы эту муть и играли… Но мнение свое я, пожалуй, придержу. Когда общаешься с людьми творческими, то ходишь по офигенно-тонкому льду…
— Неа, — Астарот тряхнул длинными патлами. Краска начала отрастать, его грива с русыми корнями смотрелась еще более неопрятно, чем раньше. — Корыто попросил сыграть на разогреве у «Каганата» двадцать восьмого.
Астарот гордо выпятил грудь и посмотрел на меня с эдаким превосходством.
— Я ребятам уже сказал в самом начале, — снисходительно проговорил он. — Просто ты опоздал. Ну и ты же все равно не можешь играть, у тебя…
Он пошевелил пальцами, как бы намекая на мою инвалидность. И уставился на меня выжидающе. Это типа я сейчас обидеться должен?
— О, суперская новость, — сказал я. — Тогда всяко катайте программу, времени не так много.
— И больше не скажешь ничего? — прищурился Астарот.
— А что еще? — я приподнял бровь. — Ты молодец!
Про «Каганат» я слышал. Смешные ребята. Там фронтмен — казах, косящий под потомка Чингисхана, и никто точно не знает, это его правда на этом клинит, или он просто внимание к себе привлекает. Играют они так себе, но компашка скандальная и яркая. Играть с ними — это реально неплохо. Жаль только, что опять эти сатанинские вопли, а не нормальные песни. Но с другой стороны, если слушают, то почему нет?
— Тебе же не нравился Копыто, — продолжал докапываться Астарот.
— Да и пофиг, — я пожал плечами.
— Я думал, ты закусишься, как всегда, — Астарот задумчиво почесал подбородок.
Может быть, Вова-Велиал и закусился бы. Вот только я в душе не ковыряю, кто такой этот Копыто.
Глава 14
Центральный рынок делился на несколько неравных частей. Крытая часть, та, что в здании под куполом — это самая «элитная». На втором этаже торговали только продуктами, на первом были практически настоящие магазинчики одежды. Уличная часть рынка была раздроблена сильнее. Были торговые палатки рядами, стандартные, такую продавец арендовал готовую, нужно было только товары на прилавок выложить. Были торговые места — просто кусочек территории, где продавцы как-то сами изобретали, на чем раскладывать товары. В ход шли раскладушки, деревянные ящики, табуретки и стулья, конструкции из обрезков досок и прочих стройматериалов. Кто-то старался задекорировать свои «торговые площади», накрыть покрывалом или еще какой-нибудь привлекательной тряпочкой. А кто-то не заморачивался. Но в любом случае, эти ребята были здесь легально. Просто рынку они платили меньше, чем арендаторы палаток.
И был еще один тип торговцев — стихийные. Они слетались на запах денег и занимали места вдоль тротуаров на подступах к территории рынка, рядом с трамвайным кольцом и в той части, что примыкала к берегу Волчьей. Эти никаких конструкций не возводили, кидали прямо на асфальт какое-нибудь драное покрывало и раскладывали на нем свои манатки. Так, чтобы можно было в случае опасности оперативно все сгрести и слинять. В случае появления людей в форме.
Ну или не в форме, как, например, сегодня…
Вторник на рынке обычно не самый активный день. Случается наплыв покупателей самым ранним утром, когда еще не все разложились даже. Но это понабегают торговцы из других районов, по-быстрому затариться чем-то, погрузить в машину и перепродать на одном из маленьких базарчиков. На Новых Черемушках или рядом с «Космосом». А потом так, без потока. Между рядов бродят либо торговцы пирожками и мелочевкой, либо мутные личности. Ну да, изредка забредают и настоящие покупатели. Но после девяти утра таковые попадаются редко.
Так что делать мне было особенно нечего, я скучал, глазел по сторонам и ждал одиннадцати утра. У Джамили я отпросился, она сказала, что снимет всю выручку в одиннадцать, а потом меня подменит Керим, он же и «запаркует» все.
Кипиш среди «стихийников» начался поздно. Не отследили троицу крепких ребят на подходе.
А когда сообразили — было поздно. Потому что пути отхода перекрывали другие «ребята». Как бы невзначай топчущиеся в другом конце череды мелких торгашей «на свой страх и риск». Парочка все-таки попыталась подхватить свой скарб, но их уверенно тормознули и вернули на места. И те обреченно ждали своей очереди.
С моего места мне было видно, как троица по очереди шерстит всех — от мужичков, запойного вида, вытащивших на продажу книжки и хрусталь, до бабусек с шерстяными носками. Кто-то безропотно отдает купюры, кто-то начинает умоляюще что-то втолковывать.
Местные рэкетиры пришли за своей долей. Они появлялись в среднем пару раз в месяц, и насчет них у меня были довольно четкие инструкции — никаких разговоров не вести, не мое наемное дело, все подобные вопросики решает Джамиля. Она тоже заметила нездоровый движ и резво прибежала к моему прилавку.
— Ты им, главное, ничего не отдавай, Володя, — быстро-быстро, как обычно, заговорила она. — Мы им исправно дань платим, но эти вот мурзилки могут и продавцов щипать. Им начальство хоть и наказывает нас не трогать, но денег потом обратно все равно не вернешь. Скажут, что для пользы дела, зачем тебе, Джамиля, глупые продавцы?
