Она нехотя оторвалась от него и перекатилась на спину. Грудь и живот были влажными от пота.
Она проговорила:
- Невероятно.
- Невероятно.
Больше никто из них не мог произнести ни слова. Мягкий ветерок почти обсушил их кожу, когда он, наконец, приподнялся на локте и взглянул на ее.
- Знаешь что?
- Что же?
- Я никогда не знал женщины, которая могла бы так доставлять себе удовольствие, как ты.
- Ты имеешь в виду секс?
- Да, именно.
- Энни это нравилось?
- Конечно. У нас был чудесный брак. Но она так не наслаждалась этим, как ты. Ты выкладываешься целиком. Ты ничего и никого не замечаешь вокруг и не чувствуешь, кроме наших тел. Ты полностью поглощена любовью.
- Что же я могу поделать, раз я такая ненасытная.
- Дело не в этом.
- Ну, гиперсексуальная.
- Дело не только в сексе, - возразил он.
- Ты не собираешься сообщить мне, что ты восхищен моим умом?
- Как раз об этом я и собирался тебе сказать. Ты умеешь всем наслаждаться. Я видел, как ты смаковала стакан воды - другие так дегустируют хорошее вино. - Он провел пальцем у нее по груди. - У тебя настоящая страсть к жизни.
- У меня и у Ван Гога.
- Я серьезно.
Она немного подумала.
- В колледже друзья говорили мне то же самое.
- Ах, вот как?
- Но если это так, - продолжала она, - то благодарить надо моего папу.
- Да? - Он подарил мне такое счастливое детство.
- Твоя мама умерла, когда ты была еще ребенком?
Она кивнула.
- Она умерла во сне. Кровоизлияние в мозг. Еще сегодня она была здесь, с нами, - а назавтра ее не стало. Я никогда не видела ее больной, страдающей, а это очень важно для ребенка.
- Ты убивалась, я уверен.
- Какое-то время. Но папа изо всех сил старался, чтобы я не горевала. Он непрестанно делал мне подарки, постоянно исторгал из себя шутки, игры, смешные истории - все двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Он точно как ты не хотел, чтобы ребенок оплакивал смерть матери.
- Только бы и мне удалось это так же успешно, как Сэму...
- Даже, может быть, чересчур успешно, - заметила она.
- Что это значит? Вздохнув, она отозвалась:
- Иногда мне кажется, лучше бы он тратил меньше усилий на то, чтобы сделать счастливым мое детство, а больше на то, чтобы приспособить меня к реальной ЖИЗНИ.
- Ах, нет, не думаю. Счастье - такая редкость в этой жизни. Не отталкивай его. Хватай каждую минуту, которую оно тебе предлагает, и не оглядывайся назад.
Она покачала головой, совершенно не убежденная в его правоте.
- Я была слишком наивна. Ну, сущий Божий одуванчик. До самого замужества.
- Неудачное замужество может быть и у искушенной, и у невинной в равной мере.
- Конечно. Но искушенная все равно не ощущает такого удара.
Его рука медленно бродила по ее животу.
Поглаживания действовали возбуждающе. Она уже снова хотела его.
Он заметил:
- Если ты будешь заниматься самокопанием, у тебя совсем опустятся руки. Тебе нужно забыть прошлое.
- Ах, я могу это запросто сделать. И его забыть, мужа моего. Никакой беды нет, все вопрос времени. Да и времени нужно совсем немного.
- Тогда в чем же дело?
- Больше я уже не та невинная простушка. Господи Боже, давно нет! Но наивность? Я не уверена, что кто-нибудь способен за одну ночь превратиться в циника. Или даже стать просто реалистом.
- Вместе у нас должно получиться, - сказал он, касаясь ее груди. - В этом я уверен.
- Иногда я тоже в этом уверена. А больше всего на свете мне омерзительна именно уверенность.
- Выходи за меня, - предложил он.
- Как это мы опять вернулись к тому же?
- Я попросил тебя выйти за меня замуж.
- Не хочу нового разочарования.
- Я тебя не разочарую.
- Намеренно - конечно нет.
- Нельзя же жить, не попытавшись рискнуть.
- Я пробую.
- Это будет одинокая жизнь. Она поморщилась.
- Давай не будем портить день.
- Для меня он не испорчен.
- Ну, а для меня очень скоро испортится, если мы не переменим тему.
- О чем же более серьезном мы можем говорить? Она усмехнулась.
- По-моему, тебя сводит с ума моя грудь. Может, о ней и поговорим?
- Дженни, давай серьезно.
- А разве я не серьезна? Мне кажется, моя грудь вполне заслуживает того, чтобы говорить о ней часами, - Ты невозможна.
- Ладно, ладно. Не хочешь говорить о моей груди, не будем говорить о ней, как бы чудесна она ни была. Вместо этого - мы поговорим о твоем члене.
- Дженни.
- Мне хотелось бы попробовать его. Пока она говорила, его член затвердел, стал упругим.
- Биология победила, - констатировала она. - - Ты распутница.
Она рассмеялась и попыталась сесть. Он снова повалил ее на спину.
- Я хочу его попробовать, - повторила она.
- Потом.
- Сейчас.
- Сначала я отделаюсь от тебя.
- И, как всегда, сделаешь все по-своему?
- На этот раз да. Я сильнее тебя.
- Теория самца!
- Как скажешь. - Он целовал ее плечи, грудь, руки, ее пупок и бедра. Мягко провел носом по пушистым волосам внизу живота.
Она вздрогнула и заметила:
- Ты прав. Женщина первой должна получить удовольствие.
Он поднял голову и улыбнулся ей. Улыбка у него была обаятельная, совсем мальчишеская. Глаза такие чистые, такие голубые и теплые, что она почувствовала, что растворяется в них.
"Какой ты восхитительный мужчина!" - подумала она. Голоса горного леса затихали, она слышала лишь биение своего сердца. Такой прекрасный, такой желанный, такой нежный мужчина. Очень, очень нежный.
***
Дом стоял на Юнион-роуд, в одном квартале от городской площади. Бунгало с белой отделкой. Очень миленький домик. Окна с зелеными рамами и такими же ставнями. Под навесом крыльцо со скамейками вдоль перил и ярко-зеленым полом. С одной стороны перила заканчивались частой решеткой до потолка, которую увивал плющ, а с другой росли густые кусты сирени. Выложенная кирпичом дорожка был обсажена ноготками. Перед домом - большая белая керамическая ваза с летуньями. Согласно табличке на декоративном фонарном столбе возле калитки домик принадлежал Маклииам.
В час дня Салсбери поднялся по трем ступенькам к входной двери. В руках у него был диктофон с прикрепленным к нему блокнотом. Он позвонил.
Пчелы жужжали в гроздьях цветущей сирени.
Увидев женщину, открывшую дверь, он удивился. Возможно, из-за того, что во дворе было столько цветов, или оттого, что все вокруг говорило о достатке и ухоженности, непохожей на результат работы одного нервного труженика, он ожидал, что чета Маклннов окажется пожилой. Парочка тощих старичков, которые любят возиться в своем садике, у которых нет внуков, нет нужды проводить время с ними, подозрительно поглядывая на них поверх очков. Однако открывшей дверь стройной блондинке с лицом того типа, который незаменим для рекламы косметики, было лет двадцать пять. Высокого роста, не хрупкая, но очень женственная, с ногами, как у танцовщицы из кордебалета, в шортах и бело-голубом свободном вязаном топике. Даже сквозь переплет дверного окна он разглядел, как она хорошо сложена, он никогда в жизни не касался такого упругого стройного тела.
Как обычно, столкнувшись с женщиной, похожей на тех, что переполняли его фантазии всю жизнь, он растерялся. Он уставился на нее, облизывая губы, и никак не мог придумать, что бы такое сказать.
- Я могу вам чем-нибудь помочь? Он откашлялся.
- Меня зовут... Альберт Дейтон. Я нахожусь в городе с прошлой пятницы. Не знаю, слышали ли вы.., я провожу одно исследование, социологическое исследование. Я разговариваю с людьми...
- Я знаю, - кивнула она. - Вчера днем вы заходили к Соломанам, это рядом.
- Правильно. - Несмотря на то, что солнце пекло вовсю, Салсбери даже не вспотел, взяв подряд три интервью, но сейчас он чувствовал, как пот заструился у него по лбу. - Я бы хотел побеседовать с вами и мистером Маклином, если вы уделите мне время. Полчаса было бы вполне достаточно. Там около сотни вопросов...
- Простите, - перебила она, - но моего мужа нет дома. Он работает весь день на лесопилке. Но в половине шестого он вернется домой.
Он взглянул на диктофон, решая, что делать.
- Я всегда смогу застать его дома в удобное время, а сейчас, может быть, поговорю с вами и детьми и покончу с этим...
- Ах, мы всего только год, как женаты. У нас нет детей.
- Молодожены?
- Что-то вроде этого, - улыбнулась она. На щеках у нее появились ямочки.
Он почувствовал, как проваливается в опасное болото, как его неумолимо влечет к решению, принятие которого уничтожит его.
- А кто еще с вами живет? Какие-нибудь родственники?
- Только Ричи и я.
- Ричи - это ваш муж?
- Точно.
В прошлую пятницу, в заведении Альтмена, он рисковал провалить весь секретный проект, воспользовавшись кодовой фразой, чтобы поразвлечься с этой официанткой, похожей на Мириам. Все сошло гладко, но он знал, как глупо было позволять эмоциям взять над ним верх. Словно в наказание за такое поведение, он был предельно осторожен в субботу и в воскресенье, даже больше, чем было нужно. Он пользовался кодовой фразой раз двадцать, опрашивая респондентов подробно, отыскивая возможные недочеты в их послушном поведении. Ни к одному из них он не приближался, если была малейшая опасность быть обнаруженным. Однако ему приходилось обуздывать себя. Вкусив полное господство в случае с Элис, этой шлюхой из кафе, он страшно вожделел, мечтая с помощью кода заставить одну из них раздеться и улечься перед ним на полу. Жутко вожделел. А уж эта, стоя перед ним в шортах и маечке, прямо излучала жар, который растапливал всю его волю и осторожность. Он хотел уверить себя, что в отличие от эпизода в кафе, сегодняшняя ситуация не таит в себе угрозы; и само желание поверить было первой ступенькой на пути самообмана.
