— Боюсь, он производит такое впечатление на всех женщин.
Они оба рассмеялись усталым смехом, который растопил всякую враждебность между ними.
— Как вы, Кэтрин? Держитесь?
— Были некоторые тревожные моменты, но, думаю, мне удалось ее стабилизировать.
— Нет, я имел в виду вас. Вы в порядке?
Это было больше, чем проявление вежливости; в его голосе она уловила искреннюю заботу и растерялась, не зная, что сказать. Она лишь понимала, как это приятно, когда о тебе заботятся. И чувствовала, как полыхают щеки после его слов.
— Вы ведь не поедете домой? — спросил он. — Пока вам не поменяют замки.
— Я так злюсь из-за этого. Он отобрал у меня единственное место, где я чувствовала себя в безопасности.
— Мы снова сделаем его безопасным. Я прослежу за тем, чтобы замки поменяли сегодня же.
— В субботу? Да вы просто волшебник.
— Нет. Просто у меня есть великолепный замок «Ролодекс».
Кэтрин откинулась на спинку стула, расслабив плечи. Вокруг все бурлило, в то время как ее сейчас интересовал только один человек, чей голос успокаивал, придавал сил.
— А как вы? — спросила она.
— Боюсь, мой рабочий день только начинается. — Он отвлекся чтобы ответить на чей-то вопрос — кажется, насчет того, куда складывать вещдоки. Слышны были и другие голоса. Она представила его в спальне Нины Пейтон, где все напоминало о недавнем ужасе. А между тем голос его был спокойным и невозмутимым.
— Вы позвоните мне, как только она проснется? — спросил Мур.
— Детектив Кроу кружит тут, как стервятник. Уверена, он узнает это раньше, чем я.
— Как вы думаете, она проснется?
— Если честно? — произнесла Кэтрин. — Не знаю. Я твержу об этом детективу Кроу, но он и слышать не хочет.
— Доктор Корделл! — позвала медсестра, дежурившая в боксе Нины Пейтон. Ее интонации сразу насторожили Кэтрин.
— В чем дело?
— Вы должны сами посмотреть.
— Что-то случилось? — забеспокоился Мур.
— Не вешайте трубку. Я пойду проверю. — Она встала со стула и прошла в бокс.
— Я протирала ее влажной губкой, — сказала медсестра. — Ее принесли из операционной всю в крови. Я перевернула ее на бок и увидела это. Сзади на левом бедре.
— Покажите.
Медсестра взялась за плечо и бедро пациентки и повернула ее на бок.
— Вот, — тихо произнесла она.
Страх сковал Кэтрин. Она уставилась на веселое послание, написанное черным фломастером на коже Нины Пейтон.
«С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ. КАК ТЕБЕ МОЙ ПОДАРОК?»
Мур отыскал ее в больничном кафе. Она сидела за угловым столиком, спиной к стене, что было естественно для человека, который знает о существующей угрозе и предпочитает получить удар в лицо. Она все еще была в хирургическом костюме, а волосы затянуты в конский хвост; на ненакрашенном лице выделялись заострившиеся черты и глаза, мерцавшие тревожным блеском. Она устала не меньше, чем он, но страх обострил ее чувства, придал настороженности, и она, словно дикая кошка, следила за каждым его движением, пока он шел к столику. Перед ней стояла недопитая чашка кофе. «Которая по счету?» — подумал он. Когда она потянулась к чашке, он заметил, что рука у нее дрожит. Это была не уверенная рука хирурга, а рука насмерть перепуганной женщины. Он сел напротив нее.
— У вашего дома всю ночь будет дежурить патрульная машина. Вы получили новые ключи?
Она кивнула.
— Да, слесарь завез их мне. Сказал, что поставил лучшие в мире замки.
— Все будет в порядке, Кэтрин.
Она уставилась в свою чашку.
— Это послание было адресовано мне.
— Мы этого не знаем.
— Вчера у меня был день рождения. Он знал. И знал, что у меня дежурство.
— Если это он написал.
— Не надо делать из меня дуру. Вы знаете, что это он.
Выдержав паузу, Мур удрученно кивнул.
Какое-то время они сидели молча. Близился вечер, и большинство столиков уже были свободны. Официанты убирали подносы, гремели посудой. Одинокая кассирша распаковала новую упаковку с мелочью, и монеты шумно посыпались в ящик кассы.
— Что в моем кабинете? — спросила Кэтрин.
— Он не оставил отпечатков пальцев.
— Выходит, у вас на него ничего нет.
— Ничего, — признался Мур.
— Он, как воздух, входит в мою жизнь и выходит из нее. Никто его не видит. Никто не знает, как он выглядит. Я могу поставить решетки на все окна и все равно буду бояться заснуть.
— Вам не обязательно возвращаться домой. Я отвезу вас в отель.
— Неважно, где я спрячусь. Он все равно узнает, где я. По какой-то необъяснимой причине он выбрал меня. И дал мне понять, что я следующая.
— Я так не думаю. Это было бы величайшей глупостью с его стороны — предупреждать свою следующую жертву. А Хирург далеко не глуп.
— Почему тогда он дал мне знак? Зачем писать на… — Она с трудом сглотнула слюну.
— Это можно истолковать и как вызов нам. Он нашел способ подразнить полицию.
— Тогда этот ублюдок должен был написать вам! — Ее голос прозвучал так громко, что медсестра, наливавшая себе кофе, обернулась и уставилась на нее.
Раскрасневшись, Кэтрин встала из-за стола. Ей было стыдно за эту вспышку, и она молчала, когда они вместе выходили из больницы. Ему хотелось взять ее за руку, но он подумал, что она еще больше разозлится, приняв это за снисходительный жест. Меньше всего ему хотелось показаться снисходительным. Она, как никакая другая женщина на свете, заслуживала уважения.
Усаживаясь к нему в машину, она спокойно произнесла:
— Я погорячилась. Извините.
— В такой ситуации у любого сдали бы нервы.
— Но не у вас.
Его улыбка получилась иронической.
— Я, конечно, кремень.
— Да, я заметила.
«И что бы это значило?» — думал он, пока они ехали в Бэк-Бэй. Неужели она считает, что ему чужды страсти, бушующие в сердце нормального человека? С каких это пор ясная логика означает отсутствие эмоций? Он знал, что коллеги за глаза называют его Святым Томасом Безмятежным. Для них он был человеком, к которому обращаются, когда ситуация становится взрывоопасной и нужен его спокойный взгляд на вещи. Они не знали другого Томаса Мура — человека, который по ночам стоял перед гардеробом жены, вдыхая угасающий аромат ее одежды. Они видели только то, что он позволял им видеть.
— Вам легко сохранять спокойствие. Он ведь не за вами охотится, — произнесла Кэтрин с оттенком вызова.
— Давайте попытаемся рассуждать рационально…
— Рассуждать о собственной смерти? Конечно, я постараюсь быть рациональной.
— Хирург выработал удобную для себя модель поведения. Он нападает ночью, а не днем. В глубине души он трус, который не может противостоять женщине на равных. Ему нужно, чтобы жертва была слабой и уязвимой. Скажем, сонная, в постели. Лишенная возможности сопротивляться.
— Может, мне теперь и спать не ложиться? — горестно усмехнулась Кэтрин. — Что ж, это самое простое решение.
— Я хочу сказать, что он не станет нападать в дневное время, когда жертва способна дать отпор. В темноте — другое дело.
Мур остановил машину возле ее дома. Здание, хотя и лишенное очарования старинных особняков на Коммонуэлт-авеню, имело неоспоримое преимущество: подземный и хорошо освещенный гараж. Для входа в дом одних только ключей было недостаточно, нужно было знать секретный код, который Кэтрин и набрала на панели домофона.
Они вошли в вестибюль, с зеркалами на стенах и полами из полированного мрамора. Все было очень красиво, но стерильно. Холодно. Бесшумный лифт поднял их на второй этаж.
Возле двери в свою квартиру она в нерешительности остановилась, держа в руке связку новых ключей.
— Я могу зайти первым и посмотреть, если вам так спокойнее, — сказал он.
Его предложение, казалось, было воспринято ею как личное оскорбление. В ответ Кэтрин решительно вставила ключ в замочную скважину, открыла дверь и вошла первой. Таким демаршем она словно пыталась убедить себя в том, что Хирургу не удалось сломить ее. Что она по-прежнему хозяйка своей судьбы.
— Почему бы нам не пройтись по комнатам? — предложил Мур. — Просто чтобы убедиться, что обстановка не нарушена.
Она кивнула.
Вместе они зашли в гостиную, потом на кухню. И, наконец, в спальню. Уже зная о привычке Хирурга прихватывать у женщин какие-то вещицы, она с особой тщательностью проверила содержимое шкатулки с украшениями, заглянула в ящики комода. Мур стоял в дверях, наблюдая за тем, как она роется в блузках, свитерах, белье. Ему вдруг вспомнились совсем другие женские вещи — не такие элегантные, — сложенные в чемодане. Серый свитер, линялая розовая блузка. Ситцевая ночная сорочка в голубых васильках. Ничего модного, ничего дорогостоящего. Почему он никогда не покупал Мэри экстравагантных вещей? На что копил деньги? Разумеется, не на то, на что они в итоге были потрачены. На врачей и сиделок, физиотерапию и лекарства.
