— Как же, держит, и еще как! Но, как мне известно, вы — гений по части умения обводить студии вокруг пальца.
— Да, это правда, — согласился Виммер.
— Какая окончательная сумма бюджета? — спросил Майкл, кивнув в сторону документа.
— Восемь миллионов, не прибавить, не отнять.
— Ну, и как же смотрится этот бюджет в условиях данного города?
— Очень стесненный бюджет при любых обстоятельствах. А кто будет играть главную роль?
— Роберт Харт.
От удивления у Виммера глаза полезли на лоб. — А кто сценарист?
— Марк Адар.
— Директор?
— Один вундеркинд из киностудии при Лос Анжелеском университете.
— Тогда восемь миллионов — совершенно невозможная вещь, даже при директоре вундеркинде.
— Ну, а как насчет десяти миллионов?
— Лучше пятнадцать миллионов, если все можно будет сэкономить на прочих расходах и Харт согласится не на зарплату, а на гонорар от проката.
— Допустим, мы сойдемся на девяти с половиной миллионах. Мы выпустим картину за восемь миллионов, а вы, подключив свои гениальные способности, оформите это за девять с половиной. Думаете, справитесь?
— За двадцать процентов? Нет вопросов.
Майкл улыбнулся. — Я так и думал.
— Сколько я получу за картину?
— Не скрою, очень мало. Все прекрасно знают, что сейчас вы готовы взяться за любую работу, верно?
— Это так.
— И о нашем устном договоре не должна знать ни одна живая душа, ясно?
— Само собой.
— Что ж, тогда лучше сразу все расставить по своим местам. Перво— наперво, между нами не должно быть никаких денежных передач. Еженедельно вы будете посещать местный офис Федерал Экспресс и переводить восемьдесят процентов от оговоренной суммы на адрес, который я вам дам. И хочу еще раз напомнить, что я умнее вас, Барри. Это важно усвоить для нашего дальнейшего сотрудничества.
— Хорошо, вы умнее. Я в состоянии это пережить.
— Мою долю денег нельзя будет отследить. Я помогу устроить так, что с вашей долей будет то же самое. Не в моих интересах, чтобы вы были изобличены.
— А что будет, если меня накроют? Что, если вы недооцениваете контроль со стороны Центуриона?
— Могу заверить вас, что я не недооцениваю Центурион. Скажу вам прямо: если вас поймают, берите всю вину на себя. Я лично буду свидетельствовать против вас. У вас не будет никаких шансов изобличить меня, но если попытаетесь, то сильно пожалеете об этом.
— Вы — сама порядочность, — заметил Виммер.
— Скажите, кто-нибудь еще предлагает вам работу?
— Нет.
— В таком случае, вы правы. Я — порядочный человек — до тех пор, пока все идет гладко. Но шаг в сторону — и вы вновь в тюрьме. Я хочу, чтобы вы отнеслись к этому со всей серьезностью. Барри, если вы предадите меня, считайте себя покойником. Это не бравада, а серьезное предупреждение.
Виммер уставился на Майкла.
— Но с другой стороны, вы заработаете довольно приличные деньги и будете в состоянии реабилитировать себя в глазах общества. В мои планы входит снять много кинокартин, и, пока наши отношения не испортятся, у вас будет работа.
— Звучит многообещающе.
— Стало быть, мы поняли друг друга. Я не хотел бы, чтобы у нас были какие либо недомолвки.
— Мы прекрасно поняли друг друга, — твердо произнес Виммер.
— Хорошо. Майкл протянул руку, и Виммер ее пожал. — Будьте завтра с утра в моем офисе в Центурионе. К этому времени вам приготовят рабочее место, а пропуск оставят в проходной.
— Да, сэр, — улыбнулся Виммер.
ГЛАВА 27
Вечером в понедельник у Мортона сливки общества киноиндустрии сидели в сумеречном свете ресторана на Мелроз Авеню и демонстрировали себя друг другу. Майкл с Ванессой расположились за одним столом с Лео и Амандой Голдмэн, и с ними были Майкл Овиц, руководитель Агентства одаренных художников и Питер Губер, глава Сони Пикчерс. Майкл был представлен каждому из них, и сейчас они разговаривали на общие темы. Чувство собственной значимости, появившееся после сделки с Центурионом, вновь овладело им.
После ужина, когда дамы удалились в туалет, Лео уперся локтями в стол и подался вперед. — Есть человек, который может руководить проектом Тихоокеанские дни . Его зовут Марти Вайт.
— Я высоко ценю ваше предложение, Лео, — сказал Майкл, но я уже нашел директора.
Брови Лео приподнялись от изумления. — Кого? И как ты мог сделать это, не поставив меня в известность?
— Лео, видимо следует напомнить, что мне не надо испрашивать ваше одобрение для найма директора.
— Господи, черт побери, Иисусе. Мне это известно. Что мне неизвестно, это почему меня не известили об этом. Я должен быть в курсе всего, что происходит на моей студии.
— Знаю. Об этом я слыхал.
— Ты не мог встретиться с кем-то по поводу этой работы, и чтобы я не был в курсе. Ни с каким директором в этом городе.
— Этот человек никогда и не был директором. Поэтому вам ничего и неизвестно о нем.
Лео наклонился еще ниже и постарался говорить тише. — Ты нанял проходимца, который никогда не был директором фильма?
— Ну, он делал такие вещи в школе.
— В школе?
— Да, в школе-студии при калифорнийском университете.
— Ты нанял студента в качестве директора этого фильма?
— Лео, я сам был студентом школы-студии, когда поставил картину Городские вечера.
— Но это же совсем другое дело.
— Нет, вовсе не другое. Это то же самое.
— Майкл, я думаю, у тебя поехала крыша.
— Вы посмотрели киноленту?
— Какую киноленту?
— Лео, в среду я послал вам на просмотр киноролик, сделанный этим парнем.
— Но я ничего не получил.
— так вот, если бы вы получили, у вас тотчас же подскочило бы кровяное давление.
— И что же было на пленке?
— Там была сцена из новеллы Генри Джеймса, которая была так здорово сделана, что я своим глазам не поверил.
— Всего одна сцена?
— Сцена из восьми страниц текста с хорошей панорамой, оркестром и семью действующими лицами.
— Ну, и кто этот парень?
— Его зовут Элиот Розен.
— Ну, по крайней мере, он еврей.
Майкл рассмеялся.
— А ты, Майкл, часом, не еврей? Я как-то не умею это определять.
— Наполовину, — солгал Майкл. По материнской линии.
— А кто же отец?
— Итальянец.
— И как они для тебя решили вопрос религии?
— К шести годам я был записан католиком.
— Ты мог бы стать совершенным иудеем.
— Сами увидите, вам понравится Элиот Розен. Он, возможно, доведет вас до сумасшествия, но вы полюбите его. Он — потенциальный Орсон Веллис.
Лео застонал. Ты можешь себе представить, сколько денег было потрачено на этого Орсона?
— Элиот сумеет заработать вам уйму денег. Я это предвижу.
— Ладно, хотя такого упрямца, как ты, я еще не встречал, но, если он будет хорош для тебя, пусть заработает денег и для меня. Лео стряхнул пепел со своей сигары. — Я слышал, ты нанял менеджера по производству вне студии.
— Да, Лео, это так. Мне нужен был кто-кто, кто будет подчиняться непосредственно мне, а не вам.
— И ты нанял Барри Виммера.
— Верно, Лео.
— Майкл, тебе следовало бы знать, что он отсидел за растрату бюджета.
— Тогда он сидел на игле. Сейчас он больше не наркозависим.
— Не уверен.
— Лео, он так благодарен за предоставленный шанс, что будет вкалывать втрое усердней, чем любой другой на его месте. Майкл выдержал паузу. — Да, еще и за малые деньги.
— Это мне нравится. Но имей в виду, если он украдет у меня, я покрою недостачу за твой счет.
— Что ж, это разумно.
— А сколько ты собираешься заплатить этому еврейскому парню?
— Двести тысяч.
— Лео широко улыбнулся. — Не позволяй ему выкобениваться.
— Лео, даже если он станет выкобениваться, все обойдется гораздо дешевле, чем в случае с Марти Вайтом.
Когда женщины вернулись на свои места и стали садиться, нога Аманды Голдмэн скользнула по ноге Майкла. Он улыбнулся ей и засек в памяти это прикосновение для последующих размышлений.
ГЛАВА 28
Майкл отложил в сторону первый черновик киносценария Тихоокеанские дни и снял телефонную трубку.
— Алло.
— Марк, это Майкл Винсент.
— И что вы скажете? — спросил Адар.
— Скажу, что это чудесно. Вам удалось вытянуть из книги и ее суть, и чувство, и вы сумели прекрасно выстроить книжные диалоги.
— Но…?
— Никаких но. По-моему, ваш сценарий готов для съемок.
— Такого мне не говорил ни один продюсер, — сказал Адар. Тут должно быть что-то еще.
— Конечно, есть кое-что, но это никак не влияет на то, что вы сделали.
— Что именно?
— Ближе к концу вы выбросили апофеозную сцену и заменили ее другой, которая блекнет по сравнению с книжной версией.
— Вы имеете в виду ту сцену, в которой доктор поет для девушки и, тем самым, завоевывает ее сердце?
— Да.
— Майкл, есть две причины, по которым вряд ли возможно осуществить это в фильме.
