Она поспешила за ним, как только схватила сумку с заднего сиденья. Правда, она упала на пол и забилась под водительское кресло. Потом Темпл вспомнила, что Мэтту не очень нравится этот район, и заблокировала машину. К тому моменту он уже напряженно беседовал с женщиной, которую свет уличных фонарей окрашивал в серые тона.
Она оглядела бывшую учительницу Мэтта с большим интересом: высокая и седая, быстрым шагом она повела Мэтта вниз по улице.
— Было проще сказать, чтобы ты приехал сюда, чем направлять тебя по новому адресу, — объясняла она задыхающимся голосом человека, который слишком долго пытался удержать кризисную ситуацию под единоличным контролем.
— Ладно, Серафина, — он повернулся, чтобы убедиться, что Темпл в порядке. — Это моя соседка, Темпл Барр.
Женщина обернулась, чтобы быстро оглядеть Темпл с головы до пальцев ног. Потом она засуетилась по заросшему тротуару, возле ее ноги болталась сумка, похожая на докторскую. Темпл задумалась, была ли женщина доктором, или медсестрой, и если так, зачем ей был нужен Мэтт? И что за имя такое — Серафина? И почему просто Серафина и все?
— Мы присматриваем за нашей пожилой соседкой, — рассказывала Серафина Мэтту. Она повернула направо, направляясь к большому дому. — Она немного… эксцентрична и иногда бывает в замешательстве. На нее не всегда можно положиться, потому что обычно она поднимает ложную тревогу, но сегодня по телефону я поняла, что у нее настоящая паника. Когда я пришла, то не могла понять, ее недомогание физическое или душевное, но это серьезное недомогание…
— И вы не вызвали «Скорую помощь»? — вопрошал Мэтт почти обвинительным тоном.
— Я подумала, что мы решим это… после, — Серафина остановилась у двери и принялась нащупывать в кармане ключи.
Темпл пришла к выводу, что в наши дни только пожилые предусмотрительно носят карманы на одежде. У ее же комбинезона не было ни одного, просто чтобы его модный гладкий силуэт не портили лишние складки. Плохо, что теперь людей меньше заботит удобство.
— Это все не было так необходимо, — говорил Мэтт с необычным для него нетерпением, — ни я, ни машина Темпл, ни Темпл, вся… суматоха.
— Необходимо! — резко возразила Серафина. — Думаешь, я бы позвонила тебе, если б это не было экстремальной ситуацией?
Сначала Мэтт не ответил, а потом выдал:
— Может быть, вы подумали, что делаете это для моего же блага.
— Для ее блага. Я поставила на тебе крест, когда ты вы-пустился из старших классов. Ты сам по себе, Маттиас, — ответила она, вставив ключ в замочную скважину и открыв тяжелую дверь. А потом добавила, заставляя удивиться если не Мэтта, то определенно Темпл: — Я оставила с ней Розу.
Темпл могла только следовать за ними, как лишняя запятая, сорняк, ненужное тело, которое притащили под конец загадочного мероприятия по спасению кого-то. Ее шлепающая обувь издавала неприятный шум, когда они были снаружи, на плиточном же полу внутри они уже не были так нескромны. Но уже через четыре шага, что она сделала по дому, Темпл замерла в полумертвом состоянии.
Даже во тьме ночной, даже запутанная суматохой, озадаченная и потерянная, учитывая «немую сцену», которая разыгрывалась между Мэттом и этой женщиной Серафиной, Темпл знала, где она. Ее нос ей подсказал. Ее нос сказал: «Кошки на палубе!» Кошки на носу и по левому борту, и кошки по центру. Кошки наверху, кошки внизу, кошки большие, кошки маленькие. Кошки в сапогах, может быть, но скорее всего, кошки в лотках, Господи Боже…
Уверенным движением женщина щелкнула выключатель, и зажегся свет, озарив лестницу, ведущую во тьму второго этажа. Будьте уверены, на ступеньках развалились коты, они балансируют на кованных перилах и играют в ладушки сквозь железные прутья декоративной птичьей клетки.
Мэтт и пожилая женщина поторопились наверх, осторожно ступая между кошками. Он забрал у нее сумку и теперь сам выглядел, как доктор, совершающий визит на дому.
Темпл поторопилась догнать пару, хотя и чувствовала себя лишним персонажем этой драмы. Коридор второго этажа вел к спальне, конечно же, где еще одна пожилая дама сидела возле еще более пожилой, что лежала на кровати, трясла головой и заламывала себе руки. Бландина Тайлер была очень бледной и выглядела изможденной. Ее взгляд блуждал по периметру комнаты, словно искал выход или незаметного врага, пытающегося прорваться внутрь.
— Снова шорохи, — бормотала она монотонно. — Преданная шорохами, светом, шипением. И Петр все не находился. Они приходили за Господом, а Петра не было… Петух уже прокричал?
— Тише, Бландина, — подбежала к ней Серафина, точно медсестра к ветерану, и положила свою спокойную руку ей на лоб. — Местные петухи уже скоро прокричат, — Серафина взглянула на сиделку: — Есть ли шансы?
Женщина по имени Роза затрясла своей кудрявой головой:
— Пока вас не было она учащенно дышала, но состояние не ухудшилось, только бессмысленный бред и все.
Озадаченная Темпл глядела на женщин. Обеим было за семьдесят. Они были простые, можно даже сказать невзрачные, однако источали неколебимое чувство уверенности в вопросах происходящего. Уверенности, отполированной до блеска, точно у медсестер на пенсии. А Мэтт, она заметила, наблюдал за женщиной в кровати, точно загипнотизированный. Знал ли он Бландину Тайлер?
— Они хотят, чтобы я умерла, — вдруг застонала мисс Тайлер. — Они заберут все, что у меня есть, растащат все по кускам. Для котов. Я была в саду, когда они пришли, с шорохами и светом… И где был Петр? Сбежал. Я не собиралась бороться, но потом… ох, это ужасно, ужасно! Богохульство.
«Молись за нас ныне и в час смерти нашей…» Я не хочу так умирать!
Ее напряженный пальцы тянулись к женщинам, которые пытались успокоить ее взволнованное тело. Она цеплялась за руки, как за спасение, за здравомыслие.
— Ей не лучше, — заключила Серафина. — Звони в «Скорую помощь», Роза.
Когда ее подруга поспешно покинула комнату, Серафина склонилась над больной старушкой:
— Я привела священника, Бландина. Тебе не нужно больше переживать, что ты умрешь, не облегчив душу.
— Нет… Не отец Эрнандес! — умоляла и одновременно настаивала Бландина. — Только не… он. Он не хочет, чтобы мои кошки были со мной на небесах. Я не приму его. Лучше я отправлюсь в ад!
— Ну-ну. Ты этого не хочешь, и этого не случится. Это не отец Эрнандес, а кое-кто другой.
— Я не приму его от тебя! — сказала Бландина Тайлер с чуточкой своей прежней резкости. — Вы слишком далеко заходите со своими короткими юбками и непокрытыми головами. Святотатство. Богохульство. И так жестоко…
Ее лицо исказилось, будто она увидела ночной кошмар.
— Не отец Эрнандес, — твердо сказала Серафина, отступая в сторону, чтобы показать Мэтта, который выглядел как ангел: золотые волосы, красивый, как принц из сказки.
Его вид поверг Бландину в молчание на минуту. Затем она оглядела его с ног до головы с подозрением, которое узнала Темпл. Ее наградили таким же всего несколько часов назад.
— Он не носит…
— Я позвонила ему среди ночи, — Серафина напомнила ей.
— А еще не… рассвет? — спросила женщина внезапно жарким, дрожащим голосом. — В последнее время ночи такие длинные.
Мэтт придвинул стул к кровати и присел. Сестра Серафина подняла черную сумку на столик рядом, который она предварительно освободила от стоящих на нем предметов. Она открыла сумку и вытащила блестящий кусок светлого атласа, похожий на белую змею, он был шире ленты, но не такой широкий, как шарф. Мэтт взял его и повесил себе на шею. Секунду это напоминало Темпл сцену времен Первой мировой войны: пилот с шелковым шарфом… Но это было совсем не то. Она пыталась поместить живописную картину в какой-нибудь контекст, который был бы ей знаком, но затея начисто провалилась.
Мэтт коротко глянул на нее, первый раз он осознал ее присутствие, с тех пор как представил ее Серафине, затем поднял один конец атласа к лицу и поцеловал его.
Серафина подала ему маленькую стеклянную бутылочку со светлой жидкостью, наклонилась, чтобы шепнуть что-то ему на ухо.
— Мы собрались, — начал Мэтт, — у нашей подруги Бландины, чтобы принести исцеление ее душе и телу.
Он поднялся и церемониально несколько раз побрызгал жидкостью из бутылочки на кровать и вокруг нее. Когда обильные капли попали в сторону Темпл, она отреагировала так, будто это был яд. Но Мэтт больше не замечал ее, также как и всех остальных в комнате, кроме больной женщины.
— Она ежедневно ходила к мессе, — пробормотала Серафина Мэтту, а потом добавила: — Несмотря на отца Эрнандеса. И исповедовалась каждую субботу.
Он кивнул, а потом наклонился вперед с серьезной концентрацией и почти видимым состраданием, чтобы положить ладони на голову Бландины. Она глубоко вздохнула, мучительная тряска стихла.
