И оба счастливо засмеялись, прижавшись лбами, и прося прощения за столь долгое отсутствие.
— Послушай, — Морис умоляюще посмотрел на Лючию, — тебе обязательно завтра надо быть на симпозиуме?
— Мы оба поедем туда после обеда, — ласково растолковала она. — И немного побудем на пленарном заседании. Тебе тоже будет интересно.
— С тобой мне везде будет интересно, — счастливо рассмеялся он. — И вообще я тебя больше никуда не отпущу. И никогда…
— Ну да, — быстро отреагировала она. — Надо было, чтобы прошел целый год, за который могло произойти все, что угодно, чтобы пришло решение больше не отпускать меня.
Они снова прильнули друг к другу, не в силах оторваться от любимых губ.
— А сейчас мы пойдем в гостиницу, — сказала Лючия. — Я знаю недалеко отсюда одну дивную, старинную гостиницу.
Отель «Месснер» располагался в здании XVII века. Триста лет назад здесь тоже была гостиница, и, похоже, что с тех пор здесь сохранились и панели из красного дерева, и мебель, и бронзовые канделябры, тронутые зеленой патиной и переделанные в электрические светильники. Казалось даже, что в конце коридора сейчас мелькнет черный плащ Джакомо Казановы. Не разнимая объятий, они медленно пошли к лестнице. Но, преодолев несколько ступеней, снова остановились, и их губы слились в долгом поцелуе. В этом поцелуе было все: долгая тоска, неутоленная жажда любви, признание вины и прощение. Чьи-то шаги прервали их поцелуй.
И они снова начали подниматься по винтовой лестнице, пахнущей старинным деревом. Едва открыв дверь номера, Морис подхватил свою любимую, положил на постель под балдахином и сел рядом с ней. Он нежно целовал ее глаза, щеки, нос, горькие складочки у рта и долго не мог оторваться от ее губ. Лючия развязала галстук, странно смотревшийся на прежде всегда открытой шее ее любимого, расстегнула ворот светло-серой рубашки и прильнула губами к его шее. Она вдыхала запах, по которому так истосковалась. Морис добрался губами до груди любимой, и его язык стал нежно ласкать ее сразу напрягшиеся соски, мягкие большие ладони обхватили тугие холмики ее грудей.
Тело Лючии дрожало от его ласк. Она нетерпеливо снимала с него рубашку. И он, не отвлекаясь от долгого поцелуя, на ощупь расстегивал, стягивал, снимал и отбрасывал свою и ее одежду, ставшую досадной преградой к их сближению. И вот наконец их обнаженные тела встретились…
Оба пытались чуть отдалить момент полного слияния, чтобы еще немного продлить предвкушение. Но их силы, истраченные на то, чтобы пережить почти годовую разлуку, были истощены. И они на едином вдохе соединились и стали одной сущностью. Волны наслаждения мгновенно перенесли их в мир счастья, покоя, душевной нирваны и духовного единения. Их тела сами стали плавными, набегающими волнами, перекатывающимися в океане страсти и полного забытья. Содрогаясь от переполняющей их энергии любви, они на некоторое время успокаивались, но потом снова начинали вздыматься неведомой силой, накопившейся в глубинах их стосковавшихся друг по другу тел и душ.
Наступавший штиль был только предвестником новой любовной бури, грядущей с неизбежностью…
Они лежали, глядя друг на друга, не в состоянии произнести ни слова. Лючия первая вернулась в реальность.
— Расскажи, как ты жил без меня, — попросила она, гладя пальцем его поседевшие виски. — А потом расскажу я.
— Когда я написал ту записку, — начал Морис, — я действительно думал, что смерть Катрин всегда будет стоять между нами. Поначалу я пытался… забыть тебя — работал, как проклятый, вечерами обучал молодых хирургов методам эндоскопии. Приходил поздно и проваливался в сон, как мертвый. Но часто просыпался ночами и думал о тебе. Друзья пробовали знакомить меня с женщинами. Все напрасно. Я пробовал бороться с собой, но скоро понял, что это глупо. Время лечит все, кроме… любви к тебе.
Морис замолчал и прижал Лючию к себе.
— Теперь твоя очередь. — Он прильнул к губам своей любимой и оторвался, когда она, едва не задохнувшись, легонько оттолкнула его.
Она не стала рассказывать ни про шведа, похожего на него, ни про желание купить в аптеке двадцать пачек снотворного, ни про то, что ушла из семейного дома и жила одна. Она рассказала про случайно раскрытую книгу на странице, где было написано про испытательный круг, который замкнулся под карканье ворона. Она увидела в этом добрый знак, который не обманул ее. И потом добавила:
— У нас уже мог бы родиться ребенок. Если бы я решилась… — И добавила: — Даже если бы мы не встретились, я все равно хотела бы иметь ребенка от тебя.
— Ты поедешь со мной в Париж, — неожиданно заявил Морис, — навсегда. — И у нас обязательно будет ребенок.
— Поеду, сейчас? Вот так, сразу? — робко возразила Лючия, хотя душа ее пела.
— Ничего себе сразу, — протянул Морис. — Я не могу отпустить тебя, не будучи уверенным, что ты скоро приедешь сама.
Он обнаженным вскочил из постели, похожий на античного бога, достал из сумки электронную записную книжку и сразу же записал все номера телефонов и адреса Лючии.
— Сколько времени тебе надо, чтобы развязаться с прошлым? — нетерпеливо спросил Морис, снова ложась в постель и обнимая любимую женщину.
— Иногда всей жизни не хватает, чтобы расстаться с прошлым, — улыбнулась Лючия, увидев философский ракурс проблемы.
Морис тоже рассмеялся, но, сразу став серьезным, взял в ладони ее лицо и тихо проговорил, целуя поочередно ее глаза:
— Я приеду за тобой через неделю, чтобы помочь тебе перебраться в Париж.
— Всего неделю? — испугалась Лючия. — А как же Паоло? А где я буду работать в Париже? Мой французский недостаточно хорош для работы во Франции…
— Паоло уже все знает, и для него не будет неожиданностью твой отъезд, — парировал он. — А что касается работы… да такого архитектора, как ты, — воскликнул он, — лауреата международных конкурсов, автора интереснейших проектов возьмут куда угодно, уверяю тебя! Я познакомлю тебя со многими художниками и архитекторами. Ты не забыла, что я известный хирург, а у врачей очень большие связи. А насчет французского, я уверен, что через полгода ты будешь говорить, как француженка.
И он, распахнув одеяло, стал целовать тело своей любимой, которая, смеясь, сначала шутливо отбивалась, но вскоре закрыла глаза и отдалась подхватившим ее волнам страсти и любви…
— А в конце марта мы поедем в Канацеи, — проворковала Лючия, когда они отдыхали после долгих объятий. Морис кивнул и счастливо засмеялся.
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
