Отогнав трактор на прежнее место, я заглушил его. Как ни присматривался к окружающему пейзажу, ничего нежелательного или подозрительного я не заметил. Прихватив из кабины пиджак злодея, я загрузился в «шестёрку» и вырулив на грунтовку, покатил к трассе.
На асфальт я выбрался, не встретив никого, кто направлялся бы в сторону свинарников. Посчитав это добрым знаком, я прислушался к своим чувствам. Ничего, кроме удовлетворения от добросовестно исполненной работы, я не ощущал. Именно удовлетворения, а не удовольствия. Ровно для того я потратил время и какие-то усилия, посетив Волжский суд, где ознакомился с материалами уголовного дела Лунёва. Если уж на то пошло, то мне хватило бы и информации ИЦ УВД, из которой следовало, что судим этот упырь был по части третьей сто семнадцатой статьи. Изнасилование несовершеннолетней в составе группы, на мой взгляд, уже достаточное основание, чтобы живьём утопить мерзавца в дерьме. Так что я поступил еще гуманно, предварительно застрелив гада.
Из обвинительного заключения, которое мной было очень внимательно изучено, я доподлинно узнал, как всё произошло шестнадцать лет назад.
Дело было в последних числах мая. После завершающего учебный год урока, практически уже семиклассники в составе всего класса и под руководством молодой училки, вышли в ближайший лесок, чтобы отметить окончание учебного года. Понятно, что никакого спиртного там не могло быть. Бутерброды, пирожки и газировка. И футбольный мяч с бадминтоном.
Зато у компании ублюдков, большинство из которых были рождены после пьяного зачатия, оказалось достаточно дешевой бормотухи. Достаточной для того, чтобы появившиеся на поляне шесть разновозрастных особей генетического мусора, решили развлечься в свойственной им манере.
Выродки, появившиеся на свет в результате запущенной в семнадцатом году отрицательной селекции. А как по-другому, если большевики даже не стеснялись писать в газетах о целесообразности физического уничтожения целого социального слоя буржуазии и интеллигенции. И уничтожали, с большевистским энтузиазмом, перевыполняя планы и лимиты по расстрелам. Почти начисто вырезав предпринимателей, офицерство и профессуру. А кого не вырезали, тех, к счастью последних, просто выгнали из страны. Оставшиеся, кто был ничем, стали плодиться и размножаться. И всё бы ничего, но от осины не родятся апельсины. Вот и превысилась критическая масса уродов в соотношении к нормальным людям. Но зато все эти уроды, продолжавшие попадать в лагеря за грабежи и убийства, были социально близкими новой власти. О чем эта самая власть не стеснялась упоминать не только в газетах, но и в своих законах.
Школьникам шестнадцать лет назад сильно не повезло. Пьяная быдломасса, сначала ради своего эстетического удовольствия до беспамятства отмудохали пацанов класса. Просто так отмудохали, для куража и физической разминки. А потом взялись за школьниц, пустив их по кругу. Не избежала сей участи и учительница, отработавшая классным руководителем свой первый год после института и так неосмотрительно вытащившая своих ребятишек на природу.
Из материалов уголовного дела совершенно точно было видно, что Саша Лунёв, которому на тот момент было немногим более семнадцати лет, фигурировал одним из инициаторов и самых активных участников скотства. От максимального срока его тогда очень удачно спасло несовершеннолетие.
В общем, нормальный представитель пролетариата. С короткой приставкой «люмпен» спереди. Хотя нет, он же колхозник. Был. Значит, люмпен-колхозник.
Н-да… А недавно он еще и моё фото раздобыл. И, что-то мне подсказывает, не для того, чтобы мирно любоваться на мой мужественный лик.
Нет, не мучили меня ни хрена разного рода глупости. Ни сомнения, ни угрызения совести. Совсем не мучили. Он, сука, еще и Стаса покалечил! И мало того, этот паскудник машину мою угандошил. Так что, всё правильно, по грехам ему, ублюдку, и муки! Из говна он вылез, пусть в говне и сгниёт!
Глава 12
До въезда в город и не доезжая до моста, по ту сторону которого располагался стационарный пост ГАИ, я спустился к реке. От свинства пришлось отмывать не только туфли, но и коврик. Во избежание недоразумений, решил еще дополнительно подстраховаться. Задрав капот и ослабив винт хомута, сдернул шланг с топливного насоса. Затем, стараясь не попасть на горячий коллектор, накачал на тряпку бензина и протёр ей подошвы, коврик, и пятаки педалей. Сегодня нет, а завтра обязательно заеду на мойку вазовского СТО. Там уже в эти дремучие времена автомобили мыть умеют по фирменной технологии. И даже с использованием специальной химии. Устранение досадных нюансов нужно провести со всей ответственностью. Чтобы потом не было мучительно больно за упущенные мелочи.
Впрочем, душегуб Лунёв не девочка-припевочка с розовыми бантиками на макушке. Его, даже при самых пиковых раскладах в розыск примут не ранее, чем через трое суток. Законом, предусмотренные. И то, только после того, как кто-то из его близких родственников или с места работы забьёт тревогу по его пропаже. С учетом того, что колхоз, это не режимное оборонное предприятие, хватиться его могут не скоро. А, может, и сразу хватятся. Хрен его знает, с кем он водит дружбу и поддерживает отношения. Сам-то он урод, это понятно, а вот окружающие его люди вполне могут оказаться внимательными и сердобольными. Хотя пацаны, повстречавшиеся мне у речки, сказали, что проживает он бобылём, то есть, без семьи.
Вытащив из лунёвского пиджака содержимое карманов, я набил их береговым песком и галькой. После чего забросил потяжелевшую хламиду подальше в воду.
Отмывшись от следов свинячьего дерьма, но всё еще продолжая к себе критично принюхиваться, я направил свои стопы, то есть, колёса, в Октябрьский РОВД.
В райотдел я зашел, со всех сторон ожидая бранных слов. Начиная от дежурного и вплоть до подполковника Дергачева. Но милицейский бог пока что сегодня был ко мне милостив и никто моей самовольной отлучки из районного органа внутренних дел не заметил.
Никто, кроме Лидии Андреевны Зуевой.
Стоило мне расположиться за своим рабочим столом, как любимая, но чрезмерно ревнивая начальница моментально появилась в моём кабинете. Её старания выглядеть спокойной и беспристрастной, сразу же пошли прахом, стоило мне только улыбнуться ей.
— Говорят, ты жениться собрался? — с плохо скрываемой неприязнью, кусая губы, задала свой главный вопрос Лида.
И не дождавшись от меня скорого ответа, продолжила.
— Чего ты лыбишься, Корнеев? Счастья своего утаить не можешь? На мне ты, значит, жениться не можешь, а на какой-то профурсетке, так запросто!
Подойдя к моему столу, Зуева стала нервно перебирать находящиеся на нём предметы. Преимущественно канцелярские. Когда покрутив в пальцах деревянную линейку, она её согнула и сломала, я понял, что инвентарь надо поберечь. И начал потихоньку отбрёхиваться.
— Окстись, любимая! Ты чего там себе напридумывала? — принялся я нагнетать на своём лице праведное недоумение, перерастающее в обиду, — Да я скорее из твоего табельного пистолета в свою голову застрелюсь, чем на ком-то женюсь в ближайшую пятилетку! Даже, если это будет внучка премьер-министра товарища Косыгина!
— Почему это из моего⁈ — ожидаемо купилась Лида на мою нехитрую провокацию и удивлённо сдвинула бровки домиком, — У тебя же свой пистолет есть!
— Ну, во-первых, из своего мне будет не так приятно себя жизни лишать! — откинулся я на спинку стула, — А, во-вторых, я не понял, Лидия, ты, что, совсем не против моего суицида? — с обидой в голосе, строго уставился я на обескураженную подругу. — Значит, ты хочешь, чтобы я застрелился?
— Ты дурак, Корнеев⁈ Конечно же я против твоего суицида! И не хочу, чтобы ты стрелялся! И вообще, не болтай ерунду! — сбрасывая навеянный мной морок, решительно тряхнула прической Зуева, — И ты, мерзавец, мне мозги не пудри, у меня информация верная! Говори, на ком жениться собрался? — возмущенно, но уже более спокойно и с явной надеждой, что я сейчас опровергну её обвинения, продолжила она.
