в потолок. Со вчерашней ночи он беспробудно проспал до самого обеда, и теперь нетерпеливо ждал, когда ему разрешат посетить баню.
Еся и Лелька ее как раз натопили. Баня в доме Герды была особенной, заговоренной, и ей не требовалось несколько часов, чтобы стать по-настоящему жаркой. Чему дети сейчас дружно удивлялись.
– Нам бы такую, – завистливо вздыхал Еся. – А то пока натопишь! Так она еще и остывает быстро.
– Это потому что кто-то, – Лелька многозначительно взглянула на брата, – слишком долго чистит перышки.
– Тебе бы взять с меня пример, – не остался он в долгу, – у тебя волосы грязнее моих, а ты девушка! Кто тебя замуж возьмет такую поросюшку?
– Сейчас как дам тебе, и узнаешь!
Я оставила близнецов разбираться друг с другом на глазах у пчеловода, который с интересом наблюдал за перепалкой. Вероника отправилась умываться после прогулки, а я потихоньку перетащила все свое растительное богатство на чердак.
Там расстелила простыни, которые показались мне более-менее чистыми, и на них разложила растения. На чердаке стоял сухой душный воздух, самое то для вяления и сушки листьев. Правда, еще когда в первый раз я сюда поднималась, то почувствовала едва уловимую ведьмовскую ауру – Герда расписала стены рунами, защищающими травы от гниения. Иногда она сушила их и у камина, но на чердаке обычно хранился едва ли не годовой запас на осень, зиму и весну.
Когда я спустилась, Еся и Лелька уже помирились и теперь, заливисто хохоча, обсуждали Михея, который с утра потерял Кукуя. Козел каким-то образом сорвался с привязи и умчался в неизвестном направлении, а Михей побежал за ним. Вот только Михей-то убежал, а Кукуй почти сразу вернулся и заснул в тени под яблоней.
– Голова от вас разболелась, – ворчал Бард, листая книгу, которую ему принесла Вероника.
– Вы, кстати, почти полностью здоровы, – с улыбкой напомнила я пчеловоду. – Мазь дам вам с собой, и бутылочку обезболивающего отвара на всякий случай.
– На какой такой случай? – испугался Бард.
– Вдруг царапины на спине начнут саднить.
– Мне бы в баньку, – уже более миролюбиво намекнул Бард. – В лесу-то сутки провел!
– Идите, – согласилась я.
Пчеловод быстренько скрылся за дверью, которая находилась в самом углу гостиной, а мы отправились на кухню пить чай. Пока Бард мылся, Еся и Лелька вновь поругались, на этот раз из-за штанов, которые “не пристало носить девушкам”. Лелька, фыркнув, сказала, что лучше она будет носить штаны, а не трусы, как Михей.
Из их разговора я узнала, что Михей всегда так ходит – в трусах и шляпе. Раньше я за ним такой любви к оголению не замечала. Еся же объяснил, что правила в Отшельниках не запрещают носить то, что хочется. За это зацепилась Лелька, припомнив брату колючую шутку про штаны, и спор разгорелся с новой силой.
Вероника крепко держала кружку чая обеими руками и поглядывала на меня с немым вопросом в глазах.
– А чем вы будете заниматься, когда придет время строить свои семьи? – отвлекла я близнецов от возможной драки.
– Я семью не хочу, – замотала головой Лелька и провела большим пальцем в районе шее, добавив: – Мне эти дети вот где! Я надеюсь съехать от родителей в двадцать пять, Шерп сказал, что поможет построить дом. Да и папа поможет, он тут всем дома строил.
– А я стану лесорубом, – пожал плечами Еся. – Это уже давно решено, я старший сын в семье и должен пойти по стопам отца.
– Мама, конечно, если узнает, что я не собираюсь выходить замуж, сойдет с ума. А если она сойдет с ума, то ее миссия по захвату Отшельников накроется. Поэтому я пока ничего ей не говорю.
– Нам исполнится восемнадцать на следующей неделе, – сказал Еся. – А мама уже давно подобрала тебе мужа.
– Да она мне Гаскона в мужья подобрала! – взвыла Лелька. – А ему тринадцать!
– Почти четырнадцать.
– Все равно! У меня есть еще четыре года на то, чтобы доказать этому мальчишке, что не в семье счастье.
Я допила чай, мысленно соглашаясь с девочкой. Нет, семья – это чудесно, но только когда она счастливая, а не как у меня. Впрочем, моя радость, мое чудо – маленькая Вероника, делала мою жизнь вполне сносной. Разве что любви хотелось всегда, как без нее? Но не всем она доступна, не всем посчастливилось ее найти, и я просто одна из тех, кому Создатель любви не отсыпал. Неплохо было бы встретиться с ним снова и спросить, почему меня обделил, но это невозможно.
Еся потормошил меня за плечо. Я тряхнула головой, понимая, что не услышала вопрос.
– Я спросил, как вам новенький, Роберт? – повторил парнишка. – Нам с Лелькой он кажется странным.
– Что же в нем странного?
– Холеный слишком, – пожала плечами Лелька. – Вы видели его маникюр? У него на руках идеально чистые ногти. А одежда? Я не разбираюсь в тканях, но как по мне, его рубашка не иначе как пошита из шерсти викуньи.
– Ну ты скажешь тоже, – фыркнул Еся, – викуньи! Да она стоит, как вся наша деревня.
– Тебе-то откуда знать?
– Читал!
Вероника тихонько вздохнула и наклонилась к моему уху:
– Мамуль, можно я пойду с Сэтом поиграю?
– Только недолго, и никуда не уходите со двора. Ладно?
Дочка закивала и быстро вылезла из-за стола. Взрослые разговоры ей наскучили, а близнецов она считала взрослыми – они ведь старше ее на целых десять лет!
– А мне он кажется довольно милым, – осторожно заметила я, вспоминая обворожительно-красивое лицо Роберта. Невольно улыбнулась, когда перед внутренним взором возникли его тонкие чувственные губы, но тут же мысленно отвесила себе оплеуху. С какой стати я вообще думаю о его внешности? – Да, очевидно, что Роберт из богатой семьи, но мало ли какая беда с ним приключилась, из-за чего ему пришлось уехать в глушь? В письме Шерпу он ведь писал, что ему надоела городская жизнь.
– Разве что он разорился, потому и решил приехать, – задумчиво сказала Лелька. – Но мне в это что-то не верится. Предчувствие нехорошее.
– Ты просто слишком подозрительна, – Еся закатил глаза. – Но я с тобой согласен – странный он, слишком уж ухоженный. Зарядку вон по утрам делает. Кто вообще станет бегать ранним утром по доброй воле? Да никто! А этот вон, бегает.
В это же время из бани появился улыбающийся разомлевший Бард. От него по всему дому исходил аромат земляничного мыла, а русые мокрые волосы топорщились во все стороны. Морщинки в уголках глаз и дряблые щеки все еще указывали на то, что пчеловоду почти пятьдесят лет, но все же