Дубровская молчала. Конечно, адвокат был прав. Ей нечего стало возразить, но осознание его правоты было для нее невыносимым испытанием. Она не выдержала.
– Вы, как всегда, разумны, Семен Иосифович. Этим вы взяли мою мать? Пообещали ей золотые горы, но вы не учли одного. Меня вы не спросили. А я – против! Против! Я не позволю раздевать мою семью и пускать по ветру последние деньги, оплачивая ваш труд. Мне ничего от вас не надо! Ступайте прочь!
Она резко повернулась, и Грановский увидел в ее глазах слезы. Внезапно ее лицо исказилось. Глаза закатились. Она рухнула на пол…
– Да она легкая, как пушинка! – первое, что услышала она, придя в себя. – Ничего с ней не случилось. Обыкновенный обморок.
– Может быть. Но я настаиваю на осмотре врача, – говорил Грановский.
– Не порите горячку, господин адвокат. Лучше спросите ее, чем она питается, – гундосил женский голос. – Я много перевидала таких, худеньких и интеллигентных. Принесет их нелегкая в изолятор, так они не жрут ничего. Брезгуют. Как же, безе им подавай! А пройдет месяц, сечку за обе щеки уплетают, да еще у товарок норовят лишнюю порцию свистнуть.
Лиза открыла глаза. Как в перевернутом зеркале, она увидела над собой испуганное лицо адвоката и безмятежную, как у коровы, физиономию надзирательницы.
– Что я вам говорила! – обрадовалась та. – Жива-здорова. Будем заканчивать свидание?
– Нет, мы продолжим, – сказал Грановский.
Лиза замотала головой. Но она была еще слишком слаба, чтобы возражать. Рыжая женщина в форме не обратила на ее молчаливый протест никакого внимания.
– Ладно, валяйте, – разрешила она. – Если у вас, господин адвокат, есть при себе шоколадка или бутерброд с колбасой, можете ей дать. Я ничего не видела! Только пусть слопает тут же, а не запихивает в карманы.
Грановский озадаченно уставился на женщину.
– У меня есть только жвачка.
– Нет, это не пойдет, – тоном знатока изрекла надзирательница. – Ладно, сейчас что-нибудь соображу.
Она потопала по коридору. А Дубровская наконец приняла сидячее положение.
– Тебе лучше? – участливо спросил Грановский.
Она кивнула. У нее не было охоты разговаривать. Голова гудела. Ей хотелось как можно скорее избавиться от нежданного визитера, вернуться в камеру и прилечь.
Через несколько минут в проеме возникла тучная фигура женщины. Она несла чай. Должно быть, она не пожалела ни заварки, ни сахара, потому что Лиза, едва отхлебнув темную жидкость, скривилась.
– Пей, не то вылью тебе за шиворот, – пообещала сердобольная дама.
– Как вы разговариваете с моей подзащитной? – возмутился Грановский.
Женщина уставилась на него, не понимая, что его так задело. Покачав головой, она вышла из следственного бокса.
– Вот всегда так, – слышали Лиза и адвокат ее ворчливый голос. – Хочешь сделать людям добро, а в итоге получаешь черную неблагодарность…
– Семен Иосифович, я своего решения менять не буду, – слабым голосом заявила Лиза.
Ее боевой настрой исчез без следа. Она покорно пила черную, обжигающую жижу и даже не морщилась.
– Послушай-ка меня, милая, – вздохнул адвокат. – Судя по твоей отповеди, ты неверно поняла ситуацию. Я сам решил защищать тебя. Твоя мама ко мне не обращалась.
Дубровская во все глаза смотрела на него и отказывалась что-либо понимать.
– Да-да, дорогая. Можешь не верить, но я совершенно искренен с тобой. Ты все еще предпочитаешь мне Ромашкина?
– Но, Семен Иосифович, мне нечем вам заплатить, – произнесла Лиза, не надеясь на удачу.
Сейчас Грановский поставит в разговоре точку. Должно быть, он рассчитывал на то, что у некогда богатенькой семейки найдется в загашнике хоть что-нибудь, что можно обратить в деньги. Но его надежды призрачны, и Лиза уже успела его разочаровать.
И тут произошло неожиданное. Адвокат вдруг громко рассмеялся. Дубровская подозрительно глядела на него, не зная, как понимать это веселье. Может, он находит ее забавной?
– Так, значит, дело в этом! – воскликнул он. В его голосе слышалось облегчение. – Ты боишься, что я пущу твоих родственников по миру?
Лиза не отвечала. Что она могла сказать?
«Да, вы обдерете их до нитки, а меня бросите на произвол судьбы» . Или же: «Что вы! Что вы! Я так не думаю. Но я не привыкла доверять адвокатам».
Поэтому Дубровская молчала, надеясь, что Семен Иосифович сам выберется из той ситуации, в которую попал по собственной и не совсем понятной прихоти.
– Клянусь, милая Лиза! Я не возьму ни копейки с вашей матушки, даже если она приставит к моей голове револьвер и потребует забрать с собой мешок с валютой.
Девушка помимо своей воли заулыбалась, но потом, вспомнив о чем-то, она опять насупилась:
– Тогда скажите, зачем вам это надо?
– Зачем? – продолжал веселиться Грановский. – Просто обожаю вытаскивать людей из глупого положения. Лиза Дубровская – убийца! Нет, это достойно пера Ильфа и Петрова.
– А все-таки. Скажите мне правду.
Семен Иосифович вдруг посерьезнел:
– Правду? Я просто хочу тебе помочь. Не знаю почему. Но не чувствуй себя моей должницей. Это нужно не тебе. Это нужно мне.
Елизавета кожей чувствовала, что старый адвокат не лукавит. Ему можно было верить…
– Теперь, когда между нами восстановлен мир, соблаговоли рассказать все по порядку. Но имей в виду, от того, насколько ты будешь со мной искренна, зависит успех защиты. Впрочем, зачем я тебе это объясняю? Ты же сама адвокат…
Рассказ Лизы о пережитых ею злоключениях оказался долгим. Должно быть, эмоции, на которые девушка не скупилась, искажали реальную картину происшествий. Мстительный адвокат хмурил брови, несколько раз предпринимал попытку прервать сумбурный поток жалоб, истерических восклицаний и совершенно неправдоподобных предположений. В конце концов Грановский махнул рукой, предоставляя Елизавете возможность говорить все, что ей хочется. Время от времени он делал записи в блокнот, ставил рядом какие-то загадочные значки. Он слушал внимательно, и несколько раз Дубровская поймала на себе его изучающий взгляд. Чего было в нем больше, удивления или недоверия, Лиза так и не разобрала. Грановский умел скрывать свои мысли. Когда девушка закончила повествование, он тяжело вздохнул, словно водрузил на плечи неподъемную ношу.
– У тебя есть какие-то предположения относительно виновника всех этих преступлений?
Дубровская пожала плечами:
– Ну, во-первых, им мог быть этот самый Данилкин, которого я никогда не видела.
– Постой-ка, ты ведь что-то говорила о том, что он мертв?
– Да. Об этом мне первым сообщил юрист Афонин. О том же кричала дочь Данилкина, грымза.
– У тебя есть основания им не доверять?
– Конечно! Я говорила с «мертвецом» по телефону. Он вполне внятно объяснил мне, что его смерть – есть не что иное, как инсценировка, спектакль. Его сильно беспокоили конкуренты, вот почему он пошел на такие меры. Кроме того, главной свидетельницей его «земного» существования является Павловская. Алина его хорошо знает, во всяком случае, голос, принадлежащий Данилкину, она бы не перепутала. Именно он просил Павловскую найти адвоката для защиты его интересов в арбитражном суде.
– Ты, верно, забываешь одну маленькую деталь, – напомнил девушке Грановский. – Алина мертва. Таким образом, уместнее будет говорить о ней в прошедшем времени. Кстати, в ее гибели обвиняют тебя. Ты также полагаешь, что это дело рук Данилкина?
– Не знаю, что и думать. Но вывод напрашивается сам собой. Если Павловская была единственной свидетельницей, способной разоблачить мистификацию смерти Данилкина, может, по этой причине ее и убили?
– Возможно, – пробормотал Семен Иосифович. – Но господину бизнесмену было проще не городить огород из могил, а сидеть себе тихо в теплом месте, если, конечно, он – не маньяк-убийца…
– Не думаю, – содрогнулась Дубровская. – Здесь что-то иное. Ясно лишь одно: если в наших предположениях что-то не стыкуется, значит, мы идем по ложному следу.
– Если бы убийства всегда совершались сообразно логике и здравому смыслу… Но, как я понял, у тебя есть на примете еще один подозреваемый?
– Почему вы так решили?
– Элементарно, дорогая. Рассуждая о возможных виновниках преступлений, ты «во-первых» назвала Данилкина. Теперь говори «во-вторых».
Лиза даже рассмеялась. Надо же! Она совсем не следит за своей речью, зато Грановский это делает за нее превосходно.
– Я думала, не причастен ли к злодеяниям адвокат Афонин?
Семен Иосифович даже поперхнулся от неожиданности:
– О, ради всего святого! Он-то тут при чем?
Дубровская даже обиделась. Если прохвост-юрист выглядит безгрешной овцой, то почему ее виновность не вызывает сомнений?
– Афонин знал о встрече на озере. Напомню, этой информацией обладали только четверо: я, Данилкин, Плешак и его юрист.
– А кроме вас, начальник турбазы, бухгалтер и много кто еще.
