— Не говори глупости!
Моника мрачно ухмыльнулась.
— У тебя на все готов ответ. «Не говори глупости», — кривляясь, передразнила она Дорис. — Если что-то не укладывается в твои убогие представления о жизни, — значит, это уже глупости. Не так ли? Глупости хотеть сняться в рекламе нашей компании, глупости — мечтать стать моделью…
— Но ты же не стремилась сниматься в рекламе! Ты говорила, что не хочешь!
— Как же, не стремилась! А что еще я должна была тебе сказать? Я достаточно натерпелась, глядя на то, как ты все у меня отнимаешь!
— Но мы же были подругами!
— Что ты говоришь! А знаешь, почему я никогда не приглашала тебя к себе домой?
Потрясенная, Дорис только помотала голо вой.
— Ты даже никогда не задумывалась об этом?
— Нет, — честно призналась Дорис.
И Моника презрительно, издевательски рассмеялась.
— Правильно. Потому что тебя никогда ничего не интересует. Ну, так я скажу тебе. Я никогда не приглашала тебя к себе в гости, Дорис, потому что не хотела, чтобы нас сравнивали. Какая ты замечательная, да какая милая.
— Не говори глу…
— Глупости? Но это не глупости. Все только и делали, что восхищались тобой. В школе, на работе. Дорис то, Дорис это… «Ах, какая у вас милая подруга!»
— Тогда почему ты продолжала дружить со мной? Если ты так меня ненавидела, почему оставалась моей подругой?
— Потому что быть второй — лучше, чем никакой. На меня обращали внимание, только когда я была рядом с тобой… Ты всегда была победительницей, всегда и во всем, признайся хоть сейчас. Тебе не нужно было прилагать для этого никаких усилий, — все само падало в руки. Всегда в гуще событий, всегда первая — в играх, в занятиях, в шалостях. Ну, и я рядом с тобой. Не будь тебя, никто бы меня не заметил. А я хотела, чтобы меня замечали. Поэтому и стала твоей подругой. И я бы оставалась ею, Дорис, если бы тебе не досталось то, о чем я так страстно мечтала!
— Сняться в той рекламе?
— Да.
— Но ведь вместо меня могли выбрать другую девушку.
— Знаю. Я просто не хотела, чтобы это была ты. Помнится, ты говорила, что тебе это не нужно.
— Это была правда.
— Но тебя все равно взяли! Ты же подлизывалась к продюсеру, к режиссеру…
— Я никогда ни к кому не подлизывалась! — возмутилась Дорис.
— Так уж и ни к кому? А как же тогда получалось, что тебе доставались все награды?! Всегда улыбчивая, всегда готовая со всеми посмеяться, всем польстить… За это тебя все и любят. «Ах, Дорис такая хорошая, передразнила Моника. — Она всегда всем помогает. Ну и повезло же тебе с подругой!» Я красивее и умнее, так почему же все достается одной тебе? Почему именно ты получила роль в рекламном ролике? Почему с тобой подписал контракт могущественный Лорен?
— Потому что я оказалась фотогеничной, — пробормотала Дорис. Она чувствовала себя абсолютно беспомощной и растерянной, понимая, что не в силах даже злиться на Монику. — Так ты решила меня за все это наказать?
— Да. Но я бы не зашла так далеко, если бы тебе не понадобился еще и Итан!
Это не Итан. Слава Богу, это не он!
— А что, нельзя было? — спросила она печально.
— Нет! Я следила за тобой, — с отвращением произнесла Моника. — За вами обоими. Это было отвратительно. В кухне, на полу!
О Боже!
— Итан раньше не был таким! Куда девалась его утонченность и разборчивость? Он никогда не вел себя столь отвратительно! Но тебе понадобился и он тоже. Ты и его решила совратить! Сделать из него безмозглое животное…
— Нет… — попыталась протестовать Дорис.
— Да! — прошипела Моника. — Долгие годы мне удавалось избегать того, чтобы вы где-нибудь столкнулись, потому что я знала, что случится, если вы, не дай Бог, встретитесь. Ты и его соблазнишь! А потом он увидел этот злосчастный ролик… — Голос Моники прервался, она сделала глубокий вдох, а потом продолжила, обрушив на Дорис всю накопившуюся подспудно ненависть и злобу: — Ты пыталась скрыть от меня ваши отношения. Он ничего мне не сказал, и ты молчала!
Все еще поглощенная своими мыслями, Дорис пробормотала:
— Выходит, ты специально пустила меня в свой коттедж, чтобы было удобнее за мной следить. Но ты не ожидала, что Итан тоже приедет, не подозревала, что мы с ним познакомились? — По напряженному лицу Моники Дорис поняла, что это правда. — И ты стала следить за мной…
— За каждым твоим шагом, — самодовольно подтвердила та.
— Но как тебе это удалось? Ты должна была быть на работе! Я же сама отвезла тебя в аэропорт!
— Да, я зашла внутрь, а когда ты отъехала — вышла и позвонила в офис, сказавшись больной. Моя машина была на стоянке…
— Ты все спланировала заранее, — прошептала Дорис.
— Естественно. Я знала, что ты предложишь подвезти меня.
— А потом ты увидела меня с Итаном и принялась без разбору фотографировать.
— Да. Правда, хорошо получилось?
— Нет, Моника, отвратительно. Это снимки, сделанные больным человеком. Ты больна. И судишь обо всех по себе, приписывая людям свои мысли и мотивы. Это глупо. Если бы ты хотя бы намекнула, что хочешь сняться в этом ролике, я бы тут же отказалась в твою пользу. И тогда не случилось бы всей этой мерзости.
— Ты так считаешь? — спросила Моника, злобно ухмыляясь. — Я думаю иначе.
— Да, наверное, — устало согласилась Дорис. — Ты ведь получала удовольствие от всего этого, не так ли?
— Ну конечно! И благородная Дорис даже не станет мстить мне. Или я не права?
— Права.
С разбитым сердцем, измученная, она вглядывалась в лицо, которое, как ей казалось, так хорошо знала, — и вдруг заметила, как оно вновь изменилось. Дорис не слышала, как подъехала машина, — у нее в голове стучали злобные обвинения Моники, но ее почему-то совсем не удивило, когда губы бывшей подруги жалобно скривились и она бросилась бежать мимо Дорис — прямо в объятия Итана.
Он ласково обнял рыдающую девушку, а та, всхлипывая, стала жаловаться ему, перечисляя лживые обвинения, которые Дорис якобы бросила ей в лицо.
В деловом костюме и в плаще Итан выглядел далеким, элегантным незнакомцем.
Когда Моника умолкла, он, глядя на Дорис, произнес ледяным тоном:
— По дороге в аэропорт я проезжал мимо киоска и увидел газету с фотографией. Я беспокоился о тебе, волновался. Развернул машину и помчался тебя разыскивать. Дом был закрыт. Я поехал к Монике, но соседка сказала, что та отправилась сюда и что ты ее искала.
— И вот ты здесь, — заключила Дорис тихо, почти равнодушно.
— Как видишь. — Его голос звучал так холодно, так презрительно, что ей стало не по себе. — Вначале ты обвиняла меня, а теперь принялась за Монику. Бог троицу любит, — может, ты и мою мать обвинишь за компанию? Или Нормана? Мы могли быть заодно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
