— Эй! — крикнул он. — Мы знаем, что вы там!
Ему никто не ответил.
— Кто вы?
По-прежнему молчание.
Громкий крик лесничего грозно прокатился по тихим и темным коридорам, он словно предупреждал об опасности.
Лесничий последний раз крикнул в запертую дверь:
— Сейчас я выстрелю в замок! Отойдите в сторону! Он приставил дуло пистолета к маленькому американскому замку и выстрелил. От двери отскочили щепки, и простреленный замок открылся сам собой. Лесничий и профессор быстро вошли в комнату. Там никого не было. Только мебель, картины и вдоль стен полки с предметами искусства. То там, то тут блестели золоченные рамы и украшения из золота, комната была освещена холодным лунным светом, безжалостно льющимся в большое окно. Здесь царила полная тишина, та вечная тишина, какая царит по ту сторону жизни, в этой комнате она была более явственная и давящая, чем во всем остальном доме.
28
Кристенсен
— Здесь никого нет! — воскликнул лесничий, который, по-видимому, ожидал увидеть кого-нибудь уже в первой комнате. Дверь ведущая в следующую комнату находилась посередине стены, она была закрыта. Прежде, чем заняться этой дверью, лесничий подошел к окну. Окно тоже было закрыто. Он осмотрел шпингалеты, но их явно давно никто не открывал, они словно прикипели к своим гнездам. Лесничий выглянул в окно. Профессор, который тоже подошел к окну, молча стоял рядом. В саду и на дорожках ничего не было. Вглядевшись попристальней, они смогли разглядеть управляющего, стоявшего на своем посту.
— Может, продолжим осмотр? — шепотом предложил профессор. — Ведь мы видели его в окне соседней комнаты.
— Я только хотел убедиться, что мы его не упустили, — ответил лесничий. — Через это окно он ускользнуть не мог, здесь его нет. Покинуть здание через дверь он тоже не мог.
— Значит, он там.
— Там есть еще и третья комната, — напомнил лесничий.
В ту же минуту их внимание привлек какой-то звук в двери, разделявшей две комнаты. Послышался щелчок. Кто-то в той комнате повернул в замке ключ. Друзья удивленно переглянулись, и лесничий тут же оказался у большой двухстворчатой двери. Он нажал на ручку. Слух не обманул их. Дверь была заперта с той стороны.
Лесничему показалось, что он слышит какие-то звуки, и он предостерегающе поднял руку, призывая профессора к тишине. Другая рука его лежала на ручке двери.
Теперь они оба слышали осторожные шаги, кто-то прошел по ковру. Не торопясь. И не крадучись. Это были шаги спокойно уходившего человека. Сперва они слышались отчетливо, потом тише, тише и наконец затерялись вдали.
— Он ушел в третью комнату! — воскликнул лесничий. — Ты обратил внимание, как неторопливо он шел?
Он надавал плечом на дверь. Она тут же поддалась, и их окутало облако пыли.
Теперь они находились в средней комнате. Именно в окне этой комнаты несколько минут назад они видели старика, листавшего книгу, именно его шаги они слышали мгновение назад. Только что он был здесь, но теперь эта комната, залитая белым лунным светом, была пуста, как и первая.
Дверь в третью и последнюю из этих таинственных комнат была открыта. Профессор был так поражен второй комнатой, что невольно остановился, чтобы осмотреть ее, лесничий же быстро вбежал в третью. Профессора удивило, что его друг замер на пороге, словно готовый отразить нападение. Потом лесничий позвал его и прошел вглубь комнаты:
— Иди сюда! Как ты это объяснишь?
Лесничий стоял посреди третьей комнаты на серовато-синем очень потертом ковре. Мебели в этой комнате не было вовсе, очевидно, ею пользовались как чуланом. На стенах висели несколько картин, какие-то старые портреты, но большая часть картин стояла на полу, прислоненная лицом к стене. Какая-то сломанная, некогда роскошная мебель, непонятное собрание зеркал и овальных рамах, несколько свернутых ковров, несколько стопок книг — все это валялось как-то случайно в пыли и в беспорядке.
— Не нравится мне это, — сказал профессор. — Словно здесь уже после смерти господина Мильде побывали воры. Но где же этот человек?
— Ничего не понимаю, — сказал лесничий. — Он был здесь, и это так же верно, как то, что мы с тобой находимся в этой комнате. Но теперь его здесь нет.
Профессор огляделся. Неизвестно почему, его охватило какое-то мучительное предчувствие. Он столкнулся с чем-то совершенно необъяснимым. Из этой комнаты можно было выйти только так, как они пришли в нее, — комнаты были сугубо смежные. Выйти отсюда можно было, лишь вернувшись в первую. Другого выхода в коридор тут не было. Друзья знали, что, когда они находились в первой комнате, здесь был какой-то человек. Уйти отсюда, не столкнувшись с ними, он не мог. Между тем, они отчетливо слышали его удалявшиеся шаги, после чего он исчез. Спрятаться здесь было негде. Все шкафы были со стеклянными дверцами. Это были витрины, в которых выставлялись антикварные вещи и произведения искусства. Были здесь и сундуки, однако не такие большие, чтобы в них мог спрятаться человек.
Лесничий внимательно осмотрел стены.
— В замке есть один тайный ход, но он в другом конце, — сказал он. — О нем все знают. А вот о каком-нибудь тайном ходе в этом крыле, я никогда не слыхал, однако где-то он должен быть…
Лесничий снимал картины и полки, передвигал стулья, но в стенах за ними не было ничего подозрительного. Он ничего не находил и сердился все больше и больше.
— Мне неприятно, что этот случай даст новую пищу всяким глупым толкам о призраках и привидениях, которых и без того ходит немало. Можешь не сомневаться, теперь все будут считать, что тут был призрак старого убитого обер-егермейстера. А еще этот проклятый свет, который тут видели…
Лесничий задумался, он был сильно расстроен.
— Знаешь, — сказал он наконец, — а ведь все это очень на то похоже.
— На что?
— На то, что здесь был призрак. Иначе этого не объяснишь. Ты слышал шаги в лесу? Там был человек, которого мы слышали, но не видели. А шаги, которые мы слышали здесь? Здесь мы тоже никого не видели… Нет, конечно, это не объяснение. — Лесничий чертыхнулся.
— Чего ты так злишься? — спросил профессор.
— Нас с тобой провели, как детей, вот единственное объяснение, — ответил лесничий.
Он быстро подошел к окну. Не без труда открыв его, он позвал:
— Кристенсен! Кристенсен, идите сюда!
Темная тень Кристенсена заскользила в лунном свете, и вскоре управляющий стоял уже внизу во дворе и смотрел на окна замка.
29
Утро в трактире
— Вы внимательно наблюдали за домом? — крикнул лесничий управляющему.
— Да.
— Никто отсюда не выходил?
— Нет, во всяком случае через двери.
— А через окна?
Управляющий засмеялся:
— Тоже нет.
Лесничий закрыл окно и повернулся к профессору:
— Надо здесь все осмотреть, он мог где-нибудь спрятаться.
Они снова осмотрели комнаты, перевернули все шкафы, но безрезультатно. Самое странное, что по комнатам вообще не было заметно, чтобы тут недавно кто-нибудь побывал. Через полчаса они прекратили поиски и покинули здание. Не говоря ни слова, они шли по лужайке. Их встретил Кристенсен.
Управляющий не мог скрыть некоторого злорадства.
— Я вас понимаю, — раздраженно сказал лесничий. — Вы человек суеверный и вам, должно быть, смешно, что кто-то пытается поймать неуловимый фантом. Но тем не менее я его все-таки поймаю.
— Каждый может думать об этом, что хочет, — буркнул управляющий. — В больших усадьбах часто видят то, что объяснить невозможно.
— Что говорят люди? — спросил лесничий.
— Об этом? Почти ничего.
Профессор и лесничий покинули усадьбу с неприятным чувством. Они еще постояли невдалеке, переговариваясь шепотом и наблюдая за окрестностями. В конце концов им не оставалось ничего, как отправиться домой. Когда они шли через лес, вершин деревьев коснулись первые лучи рассвета, но внизу было по-прежнему темно и тихо.
Они снова прошли мимо трактира Батюшки Абрахама — окна были закрыты ставнями, и трактир казался вымершим.
— Батюшка Абрахам открывает рано, но он не любит, чтобы нарушали его ночной покой, — объяснил лесничий. — Хотел бы я знать, вернулся ли ботаник домой до того, как двери закрыли на ночь?
Лесничий вынул часы:
— Скоро мы услышим, как Батюшка Абрахам спускается по лестнице, и тогда можно рассчитывать, что нас угостят горячим кофе.
В ожидании друзья присели на ступени крыльца. Уже совсем рассвело, день обещал быть ясным и теплым. Вскоре они услыхали, как Батюшка Абрахам возится на кухне. Он всегда собственноручно варил первый утренний кофе, отдавая таким образом дань новому дню. Благоухающий напиток Батюшки Абрахама славился у местных жителей. Но он открывал трактир лишь тогда, когда священнодействие было закончено и кофейник попыхивал на плите.
