вернуться в прежнюю позу. Новенькая падает на колени, ее руки утыкаются мне в грудь, волосы влажной копной хлещут меня по лицу.
– Я случайно, – тут же тараторит Аня. – Случайно. Прости, слышишь?
Она неловко приподнимается, но ее руки все еще в захвате моих.
– Прости, я… я не должна была.
Я на автомате выпускаю ее руку, когда она ее освобождает и тянет к моему лицу. Гладит там, где всего минуту назад кожу обожгла своим ударом. Трогает, пробегает мягкими подушечками пальцев, из-за чего у меня дрожь по телу проносится, и жар сосредотачивается там, где совсем не должен. Моя реакция на нее алогична и непозволительна. В груди жжет с невыносимой силой от ее прикосновений.
– Прости… – снова повторяет.
Тянет руку выше, к моей скуле, где все еще видна рассеченная рана от неудачной стычки с отцом.
– Он часто… – она замолкает, словно не знает, стоит ли задавать вопросы. – Часто вот так… трогает тебя?
Я редко, читай – никогда, не делюсь своими мыслями с кем бы то ни было. С друзьями, родственниками, мамой. Я все держу в себе, потому что последний такой откровенный разговор с мамой довел ее до нервного срыва. Очередного. Их столько на моей памяти было – не сосчитать.
Теперь, между прочим, ей снова плохо. Отец увез ее в клинику, предварительно сказав всем, что она улетела отдыхать на острова. Такие, знаете, с четырьмя мягкими стенами вокруг. Ненавижу отца за то, что он каждый раз обрекает маму на страдания. Сейчас остается только надеяться, что она выкарабкается быстрее, чем в прошлый раз, хотя здесь мне откровенно хорошо.
Борис меня воспитывать методами отца не пытается. То ли боится, что ему такое с рук не сойдет, то ли действительно правильный. На новенькой вон, ни единого синяка нет. Кожа чистая, белоснежная, с каплями от бассейна, дорожками, стекающими вниз.
– Не твое дело! – отвечаю в своей обычной манере.
– Вот же оно, – она улыбается. – Биполярка.
– Чего? – не понимаю я сразу.
– Биполярка, – повторяет Аня. – Подозреваю, ты ею болеешь.
– Биполярное расстройство, новенькая, проявляется совсем иначе. И поверь мне, тебе бы не хотелось столкнуться с больным человеком.
Она хмурится, я совершенно серьезен. Из-за матери мне таких диагнозов насмотреться пришлось – врагу не пожелаешь.
Вы когда-нибудь встречали милую молодую девушку, на полном серьезе утверждающую, что она вазон, и ее предназначение – расти и тянуться к свету? Нет? А я встречал. И пациентов в смирительных рубашках тоже видел. А еще вполне здоровых на первый взгляд людей. И только спустя время оказывается, что их единственное желание – всадить в тебя нож по самую рукоятку. Я многих видел. Отец – нет, а я – да. Поэтому зол на него за то, что он отправляет туда мать. Ей там не место, она совсем другая, не такая, как они. Ей нужна помощь, но тем, что он запирает ее в клинике, он не помогает, напротив – делает хуже.
– Пусти, – подает о себе знать новенькая. – Колени болят.
– Привыкай. Поза полезная.
– Придурок, – бурчит она.
Я не успеваю увернуться и приготовиться, перед тем как ее лоб влетает в мой нос. Больно, но не настолько, чтобы я ее отпустил.
– Это ты зря.
Через каких-то несколько секунд новенькая лежит на спине, а я нависаю сверху. Чтобы не получить коленом по стратегически важным местам, расталкиваю ее ноги и размещаюсь между ними. Руки ее одной ладонью сжимаю над головой. Второй держу вес тела, чтобы не сильно соприкасаться с новенькой, все же у меня нет желания прямого телесного контакта. Вдруг бешенство, которым горит ее взгляд, передается. Лишь бы не воздушно-капельным, иначе я уже заражен.
– Ты чего…
Новенькая немного сникает. Ее зрачки расширяются, глаза испуганно округляются, а губы соблазнительно сворачиваются в круг. На них я концентрируюсь, потому что губы – мой личный фетиш. Первое, на что я обычно западаю. Все на жопу там или сиськи, а я на губы, хотя не скажу, что обмениваться слюной мне сильно нравится. Скорее, наоборот.
– И куда это ты пялишься? – отмирает новенькая.
– Ты целовалась? – спрашиваю неожиданно даже для себя.
– Что?! Ты, Огнев, совсем охамел?! Отпусти-ка меня немедленно!
– А то что?
– Отпускай! – повторяет настойчиво. – Земля холодная, а я мокрая. Заболею ведь.
– Ну и хорошо. В школу не придешь, мне же легче.
– Отпускай! – настаивает. – Или целуй. Хочешь со мной целоваться? – спрашивает и губы свои пухлые облизывает.
Соблазнительница, мать ее…
Глава 24
Аня
Мое сердце колотится как бешеное, когда Огнев смотрит на меня с прищуром.
Я-то надеялась, что он тут же отстранится!
Скажет что-то в своем репертуаре и свалит, но он и не думает. Продолжает на меня пялиться. То в глаза мне, то на губы. Господи, зачем я вообще про поцелуй сказала?
– Ну так что? – давлю до конца, вынуждая его принимать решение быстрее.
Если все-таки соберется целовать – отвернусь быстро. Или кричать начну, где-то недалеко Борис, он должен услышать.
Впрочем, когда Кирилл наклоняется, я не то что не отворачиваюсь, я даже глаза захлопнуть не могу. Смотрю на него и поверить не могу в то, что он целоваться собрался! Сдурел, что ли?
Кирилл замирает в паре сантиметров от моих губ.
– Смелость, новенькая, похвальна, но у тебя глупость. Знаешь почему?
– И почему же?
– Потому что смелый только тот, кто готов пойти на то, что предлагает. Ты – не готова.
– Почему это? – быстро протестую.
– Потому это…
Кирилл резко отпускает мои руки и, оттолкнувшись от земли, быстро оказывается на ногах. Я же чувствую себя тюленем. Пытаюсь встать быстро, но выходит неуклюже и медленно. Когда я все же поднимаюсь на ноги, Кирилл уже находится на безопасном расстоянии.
– Это переходит все границы! – говорю с возмущением. – Ты это специально устроил, да? И не тонул вовсе, прикидывался?
– Я
