от помещения с елкой, но под таким углом, что все происходящее там, а особенно стол, попадают в поле зрения.
— Черт. И ты все видела?
— Даже если бы не видела, то поняла бы. Я же не дура, два плюс два сложить могу: у Арины вся задница в глине, а у Кита футболка швами наружу. Глаза у обоих шальные, а губы все красные, как у подростков, которые на улице слиплись.
Марина возвращается в комнату, напевая себе что-то под нос. Алекс следует по пятам. Парень напряжен, он опасается реакции девушки, а спокойствие подруги в такой момент даже пугает.
— Но ты, признаться, выгораживал их старательно, — Марина присаживается на пол перед елкой и восхищенно глядит на разноцветные огни. — Орать на меня больше не смей, — глаза девушки становятся строгими.
— Я просто думал, что если увидишь их, то расстроишься.
— Честно, я тоже так думала, — Марина подтягивает колени к груди и обхватывает их руками.
— В твоей фразе слышится скрытое "но", — Алекс устраивается рядом в похожей позе.
— Но я не расстроилась, когда поняла, что мой брат спит с моей подругой. Я расстроилась, когда поняла, что все вокруг с кем-то спят. Кроме меня. Гребаное одиночество!
— Марин…
— Блин, Алекс. Прости, что тебе пришлось все это выслушать. Я зря это сказала, — Марина начала подниматься. — Я домой поеду. Не забудь мастерскую закрыть, — девушка хочет, чтобы ее голос казался спокойным, но Алекс замечает в нем тоску и глубокую печаль.
— Стой, Марина!
Парень стремительно вскакивает на ноги и хватает девушку за руку. Она останавливается и вопросительно на него смотрит.
— Побудь со мной. Не уходи, пожалуйста.
В помещении становится темно, гирлянды больше не озаряют поверхности теплым новогодним свечением. Но темнота, настигнувшая мастерскую, не кажется этим двоим холодной или пугающей. Она кажется мягкой, обволакивающей и даже спасительной.
— Пробки опять выбило, — тихо, будто не зная, что еще сказать, говорит Марина.
Алекс ничего не отвечает. Девушка, собственно, слов и не ждет. Она терпеливо ожидает, когда же человек, который нравится ей, кажется, всю жизнь, сделает хотя бы какой-нибудь первый шаг.
"Как же я устала видеть эти искрящиеся голубизной глаза каждый день и каждый день называть его своим другом!" — думает девушка, прикрывая глаза в темноте и давая волю горячим соленым каплям.
"Почему она никогда не давала никаких знаков? Ведь я придумал этот стартап только для того, чтобы быть рядом, чтобы иметь возможность хотя бы видеть ее! " — проносится в голове парня перед тем, как он крепко прижимает к себе Марину, свою первую любовь, которая не утихла с годами.
Девушка всхлипнула, утыкаясь в хлопковую ткань на груди Алекса, от чего точно остануться влажные следы. Парень начал поглаживать ее по волосам, стараясь успокоить, но успехов это не приносило.
Шепча: "Тише. Тише. Все хорошо", Алекс начал покрывать легкими поцелуями все, до чего мог дотянуться — растрепанную макушку, конопатый нос, подрагивающие влажные веки, горячие щеки. Когда всхлипы становятся все тише, а хрупкая фигурка перестает вздрагивать, Алекс приподнимает ее голову за подбородок и нежно но глубоко целует. Марина охает от удивления: на первый взгляд, Алекс немного несуразный, лопоухий и худой, совсем не скажешь, что он целуется так, что от одного прикосновения языка можно получить оргазм.
— И ты скрывал такой потенциал?
— Ах-ах-ах, — смеется Алекс, прижимая Марину ближе, давая почувствовать, что еще он от нее скрывал.
Одежда летит на пол, а пара на ощупь идет, сама не зная, куда. Судя по звукам, второй стул тоже не выживает, и покупать придется целый набор. Марина подумывает, что эти траты можно будет возложить на брата, дабы покрыть материальный и моральный ущерб, нанесенный ей. Марина и Алекс проходят в миллиметре от елки, цепляя колючую мишуру, но искусственное дерево не падает, потому что парень вовремя хватает зеленую за ствол и ставит на место.
Рывок, и вот Марина парит над полом, ее ноги обхватывают талию худощавого, но крепкого и подтянутого парня, который без труда держит свою легкую ношу. Спина девушки прижимается к шершавой поверхности спины. Контраст ощущений выбивает из ее груди стон. Марина хватается за плечи Алекса, царапая его ноготками. Парень правильно понимает язык ее тела и, не медля, погружается в нее, полностью заполняя собой. Удовольствие, которое пронзает их тела, когда горячие стенки сжимают налитый член, сложно передать. Толчки становятся все глубже и отрывистее, Марина непокорно извивается, рискуя упасть на пол, но ничего не может поделать с нахлынувшими ощущениями. Алекс крепче обхватывает девушку, потому что уронить драгоценность, которая наконец оказалась в его руках, позволить он себе не может. Движения друг другу навстречу приносили удовольствие не только телам, но и согревали души. Эти двое так долго молчали, что им, кажется, и недели бы не хватило, чтобы насытиться.
Все внутри Марины собралось в один пульсирующий обжигающий клубок, готовый вот-вот взорваться. Девушка наощупь нашла губы Алекса, отрывистое движение повлекло за собой клацанье зубов, но никто этого не заметил. Парень опустил руку вниз по ее животу, нащупал небольшую жемчужину, прикосновение к которой запустило механизм. Громкий вскрик, яркая вспышка гирлянд, и Марина уже дрожит от кончиков пальцев до самой макушки.
— Нет, я, конечно, читала, что иногда кончают до вспышек в глазах, — запыхавшимся голосом начала девушка, когда немного отошла. — Но не думала, что это правда.
— Просто электричество заработало, — также тяжело дыша поясняет Алекс.
— Нет, просто ты отменно трахаешься, — блаженно улыбаясь, говорит Марина, которой сложно в таком состоянии фильтровать свою речь. — И я хочу еще.
Примерно то же самое в это время происходило и в пентхаусе Воронцова. Вымотанные начальник с помощницей лежали рядом на просторной мягкой кровати в ворохе сбившихся подушек, одеяла и простыни. За окном уже брезжил рассвет, но никто не хотел вставать. Лишь за окном пролетел ворох переливающихся волшебных снежинок, вильнул морозным хвостом и, кажется, кто-то хитро, но по-доброму улыбнулся и подмигнул.
25
Арина
— Никта?
— М? — сонно отзывается Воронцов.
— На работу вставать надо, — трясу начальника за плечо, хотя сама не лучше: тоже лежу, даже не думая подниматься и начинать собираться.
— Темно же еще.
— Зима. Зима на улице, Никит, поэтому и темно, — начинаю тормошить его еще активнее.
Хотя выходит не слишком сильно, ибо наш второй ночной заход вытянул из меня всю энергию. А третий — то, что осталось после второго. Поэтому сейчас я лежала, раскинувшись звездой, и надеялась, что Воронцов даст мне выходной, что очень сомнительно. Мы вместе чуть больше недели, сегодня — третий раз, как я просыпаюсь в
