«Подожди, Сандер. Я тебе помогу, ранец тяжелый».
Сандер поднимался на четвертый этаж с ранцем за спиной. Он запыхался. Дыхание было частым, коротким и напряженным. Но он не устал: «Мам, я могу подняться еще на десять тысяч лестниц. Бывает бесконечная лестница, она самая длинная. Бесконечность — это больше миллиона».
Когда-то ты был совсем крошечным, ты лежал рядом со мной и спал. Я помню твою гладкую голову у себя под мышкой, свою руку у тебя на груди, стук твоего сердца. Как мне защитить тебя? Сердце бьется, ты дышишь, ты жив — это настоящее чудо, и мне так страшно за тебя.
Я боюсь тебя уронить. Я боюсь, что мои руки разомкнутся и ты упадешь. Боюсь, что ты разобьешься.
Ты для меня слишком мал и слишком велик.
«А теперь? — Сандер снова стоит в дверях. — Теперь вы проснулись?»
Александр! Александр!!! Почему ты не просыпаешься?
«Нет» — первое слово, с которым я открываю глаза.
Твоя проблема, Жюли, в том, что ты полный ноль. Ты ничто. Немного легче становится после того, как вырвет. Словно изгоняешь, смываешь, освобождаешься. Потом — усталость, пустота, онемение во всем теле — с этим уже можно жить дальше. В животе словно ворочаются несметные коконы бабочек. Каждое утро эти бабочки вылупляются из своих коконов, и пока это не произойдет, я не решаюсь подняться с кровати — мириады крохотных чужеродных крылышек бьются во мне.
Когда меня тошнит, я стою, наклонившись над унитазом, и часто представляю себе, что это бабочки вылетают у меня изо рта.
Наш договор — сначала я расскажу тебе свою тайну, потом ты мне свою — оказался неудачной идеей. Мы не были в расчете. Как-то раз я, стоя на коленях, мыла пол зеленым мылом. Мне помогал Сандер. Платье, руки, локти у меня были мокрыми. С меня капало. Прислонившись к стене, Александр смотрел на меня. Светило солнце. Александр смотрел на меня. «Шлюха», — вдруг прошептал он. Ни с того ни с сего. Едва слышно. Но я услышала его шепот, и он показался мне оглушительным, он исходил не только от Александра, но изо всех углов.
«Что? — Я отложила тряпку и повернулась к нему. — Что ты сказал?»
Александр посмотрел на меня, потом на Сандера. Сандер почти сразу почуял неладное, слов он не разобрал, но опасность чувствовал, и все его тельце напряглось, как у маленького зверька.
Александр улыбнулся, подмигнул нам:
«Как у вас здорово получается, — сказал он. — Вот это чистота! Пойду налью нам сока, а потом возьмусь за окна».
Сандер с облегчением улыбнулся. Мы снова взялись за пол, окунули тряпки в мыльную воду, и я показала Сандеру, как надо их выжимать, чтобы на полу не оставались лужи. Я обернулась. Александр все еще стоял, прислонившись к стене, и смотрел на меня. «Шлюха», — снова прошептал он беззвучно. На губах его застыла улыбка — на случай, если обернется Сандер.
Иногда, если Сандер был поблизости, мы говорили по-английски. Мы говорили о чем-то, употребляя чужие слова вместо слов, которые не осмеливались произнести на родном языке.
«О чем вы говорите? Почему ничего непонятно?» — спрашивал Сандер.
«Мы тренируемся говорить по-английски, потому что когда-нибудь поедем в Америку, чтобы посмотреть, где жили твои прадедушка, бабушка и тетя Сельма».
«Я по-английски не умею. Не хочу в Америку».
«Ты научишься, Сандер. Ты ведь знаешь: bike, house, boy, hello».
— А ты, Жюли, — говорю я, — чем ты занималась в то время?
— Я? — переспрашивает Жюли. — Я пыталась разыскать Веру Лунд. Я хотела посмотреть на женщину, которая спала с моим мужем, я ни минуты не сомневалась в том, что это не случайное знакомство. Не найдя в телефонном справочнике никакой Веры Лунд, я стала звонить по всем телефонам в Осло и Бэруме, рядом с которыми значилась фамилия Лунд, и спрашивать Веру. Я представлялась как Карин.
— Карин?
— Ничего другого не пришло в голову. У меня была своя система: я ставила крестик рядом с телефонным номером, если мне говорили, что я не туда попала; звездочку, если срабатывал автоответчик, или загогулину, если к телефону никто не подходил. В Осло и Бэруме полно людей с фамилией Лунд. Один раз к телефону подошла какая-то женщина:
«Алло».
«Здравствуйте, это Карин. Позовите, пожалуйста, Веру».
Женщина помолчала и спросила: «А кто это?»
Я ответила: «Это Карин, могу я поговорить с Верой?»
Женщина снова помолчала. «По-моему, вы сегодня уже звонили, — сказала она. — Это не вы звонили несколько часов назад?»
Я бросила трубку.
Я толком не знала, что буду делать, когда в конце концов разыщу эту Веру. Я проигрывала в уме различные сценарии и представляла себя в разных ролях.
Благосклонная Жюли: «Добрый день, меня зовут Жюли Блум. Я, как вам, конечно же, известно, жена Александра. Я просто хотела поговорить с вами, может быть, встретимся, выпьем кофе? Ведь нам обеим приходится нелегко».
Хитрая Жюли: «Привет, это Жюли. Александр мне все рассказал. Встретимся? Я знаю, что вы были вместе больше года… да? Значит, меньше?.. А сколько тогда?»
Гордая Жюли: «Здравствуйте, это Жюли. Я знаю, что вы спите с моим мужем. Так вот, не стесняйтесь и продолжайте в том же духе».
Жюли-террорист: «Здравствуйте, меня зовут Карин Далблум. Я звоню вам из поликлиники Скиллебекк. Мне бы не хотелось пугать вас, но мы располагаем тревожной информацией о мужчине, с которым у вас был половой контакт. Мы вынуждены просить вас срочно приехать и сдать анализ крови».
Однажды ночью я бужу Александра. Зажигаю ночник и сажусь в кровати. «Значит, так, — говорю я. — Нам пора поговорить!»
Александр открывает глаза, продолжая лежать. «Не надо, прошу тебя», — говорит он.
«Нет уж. Нам пора поговорить. И если понадобится, мы будем разговаривать всю ночь».
«Я не хочу ни о чем говорить».
«Еще бы, конечно, ты не хочешь ни о чем говорить. Ты никогда не хочешь. Ты лежишь рядом со мной и притворяешься, что спишь и не хочешь разговаривать. Зато я хочу. Я хочу поговорить. Я хочу знать, кто она. Понимаешь?! — Я начинаю трясти его. — Понимаешь, Александр? Посмотри на меня! Посмотри, я сказала!» — Я хватаю его за волосы и заставляю повернуться ко мне.
«Ты что, совсем сдурела?!» — Он вскакивает и бьет меня по лицу.
«Как ты смеешь меня бить?»
«А ты не хватай меня за волосы. Психопатка, совсем с ума сошла».
«Я задала тебе очень простой вопрос, а ты даже на него ответить не можешь. Я хочу знать, кто она».
«Мы договорились больше об этом не вспоминать». — Он снова укладывается в кровать.
«Я не могу об этом забыть. Я хочу знать, кто она».
«Ее зовут Вера, я тебе уже говорил».
«Веры Лунд не существует».
«Значит, Лунде, Лундему, Лунден… я уже не помню. Это была всего одна ночь. И очень давно. Жюли, я больше не могу».
«Как она была одета?»
«Что?» — Голос у него резкий. Александр закрывает руками лицо.
«Как она была одета в тот вечер?»
«Ты больная».
«Зачем ты так говоришь? Не смей. Я задала тебе простой вопрос. Как она была одета?»
«Ты сумасшедшая».
«Не говори так».
«Хорошо, хорошо. Если ты так хочешь знать — на ней было платье».
«Какого цвета?»
«Красного».
«Короткое или длинное?»
«Короткое».
«Ну и как, сексуально? В таком коротком красном платье?»
«Вполне».
«А какое у нее было белье?»
«Белые трусы».
«Понятно».
«И где вы находились в тот момент? Где вы этим занимались?»
«Мы сняли номер в гостинице».
«В какой гостинице?»
«"Плацца"».
«Даже "Плацца"! Неплохо. Значит, на это у тебя есть деньги».
«Заткнись».
«И как долго вы там пробыли?»
«По-моему, пару часов».
«Два часа?»
«Я сказал, пару часов».
«Пара часов — это и есть два часа, или ты имеешь в виду что-то другое? Или два часа — это, по-твоему, совсем не пара? Нельзя ли поточнее?»
«Черт, да у тебя с головой не все в порядке!»
«Ну, и как она в постели?»
«Нормально».
«Ты обнимал ее? Целовал?»
«Жюли, перестань».
«Это я должна перестать? Я? Ты ее трахнул?»
«Ну да».
«Она у тебя сосала?»
«Да».
«А ты?»
«Тоже».
«Как долго вы там пробыли?»
«Пока мне не пора было идти».
«А когда тебе было пора?»
«Утром».
«Ты собирался домой, к нам в постель?»
«Да».
«Черт!»
Жюли кладет голову на руки. Она сидит, съежившись, на зеленой лестнице.
— А потом? Что было дальше?
— Помнишь, когда мы были маленькими, папа говорил, что есть такие вещи, такие слова, которые вырвутся из тебя, и ты никогда не сможешь вернуть их обратно.
— Возможно, он что-то такое и говорил… но я не помню…
Жюли продолжает:
— Мы стараемся. Теперь мы стараемся. Стараемся склеить все кусочки… Каждый день мы просыпаемся и говорим друг другу: доброе утро. Каждый вечер, ложась спать, мы говорим: спокойной ночи. Мы вместе едим. Иногда мы занимаемся любовью. Играем с Сандером. Но Сандер не глупее нас. Наши слова прочно засели в стенах и отдаются эхом тогда, когда мы ждем этого меньше всего.
