— То есть, ты не помнишь?
Арина удрученно покачала головой. Ярослав мгновение смотрел на Арину, как будто решая, стоит ли продолжать. Наконец перевел взгляд на собственные руки, покоящиеся на черном кожаном руле, и заговорил.
— У Рин тоже было длинное имя, в общине ее звали иначе. Рин — это производное от имени ее матери, которую, полагаю, уже испанцы переименовали в Марину. Здесь происхождение звука «р» вполне определенное, и у меня имеется предположение, что и в происхождении… нашей троицы тесно замешаны испанцы. Все трое отличались от людей племени внешне, да и то, что помню я, кхм… В общем, подтверждает мои смутные догадки, в некоторой степени.
— А что именно ты помнишь? — Арина задавала вопрос и была почти уверена, что вот сейчас Ярослав лавочку откровений прикроет и отделается парой заумных, ничего не значащих фраз. Однако Ярослав явно расслабился. Задумчиво смотрел он в лобовое стекло, по которому стекали крупные капли теплого майского дождя.
— Как-то старик обмолвился, что сам он не из этого города, а пришел откуда-то издалека. С ним были трое детей приблизительно одного возраста. И, кажется, девочка-подросток, но я не уверен. Младенцев, годовалых или около того, отдала ему его дочь. Девочка — его настоящая внучка, а мальчики — дети других женщин, которые по какой-то причине вынуждены были покинуть своих детей. Думаю, их когда-то отдали испанцам в качестве подарка. И когда испанцы снимались с места, женщин они, по всей видимости, забирали с собой. Это только мои предположения, на деле все могло быть совсем по-другому. Так или иначе, детей трое из них решили оставить, думая, вероятно, что на родной земле им будет лучше и у них больше шансов выжить…
— А кто был этот старик?..
— Колдун. В каждом уважающем себя обществе того времени обязательно должен быть колдун, — Ярослав улыбнулся и продолжил уже другим голосом: — Вылезай, приехали. Дождь почти закончился. Короткими перебежками, и ты дома.
Ярослав проводил девушку до квартиры и откланялся. Арина помыла руки и в глубокой задумчивости побрела на кухню. В голове роились мысли, новые картинки пытались пробиться сквозь туман сознания, и девушка терпеливо ждала, что еще чуть-чуть и для нее прояснится, была ли она все-таки когда-то, давным-давно, той самой индейской девушкой со странным именем «Рин»…
* * *
Услышав от дедушки, что семья старшего жреца собирается покинуть деревню, Рин побежала к дому Йавара. В ее душе теплилась надежда, что молодой человек опомнится, переосмыслит все произошедшее и все будет, как прежде.
Йавара она обнаружила возле дома, он скручивал какие-то вещи, похоже, это было что-то из одежды и кое-какая хозяйственная утварь.
На руках Йавара Рин отметила новые рисунки, и сердце ее болезненно сжалось. С каждой новой татуировкой он все дальше уходил от них, все больше отдалялся. Скоро, совсем скоро настанет момент, и они разойдутся навсегда, бесповоротно и окончательно. Рин казалось, она не вспомнит, когда Йавар улыбался последний раз, теперь он почти всегда был мрачен или в лучшем случае просто серьезен.
— Йавар?
Молодой человек выпрямился и посмотрел на Рин невидящим взором. Мысли его определенно были где-то очень далеко.
— Что ты делаешь? И где Иокеата?
Иокеатой звали старую служанку, приставленную отцом к Йавару еще в младенчестве. Сколько Рин помнила себя, столько верная Иокеата была в доме его приемных родителей, неизменно сопровождала мальчика и оберегала его.
— Я ухожу, — резко ответил Йавар, — в город. С отцом. Иокеата в доме, собирает оставшиеся вещи.
— Ты все-таки решил уйти…
— Место жрецов в городе. Это не так далеко, как кажется. Я больше не могу жить на окраине, я должен быть с ними. Там мое место. Я откладывал переезд, сколько мог, но дальше все это не имеет смысла.
Рин стукнула кулаком по колену Йавара, тот перестал созерцать горизонт и удивленно на нее посмотрел. Лицо девушки было сердитым.
— Ты ведь не такой, как они, неужели в тебе так сильна гордыня, что ты не видишь очевидных вещей?
Йавар усмехнулся.
— Что для тебя очевидно, поделись.
— Наше духовенство сплошь жулики, все помешались на власти, и ты хочешь стать одним из них? Да что с тобой?
— Не стоит называть моего отца жуликом. Но я догадываюсь, кто вложил эти мысли тебе в голову.
Йавар ненадолго замолчал, отрешенно глядя в сторону. Вдруг он как будто что-то вспомнил, Рин сразу почувствовала произошедшую с ним перемену, словно на мгновение его отпустила навязчивая идея и позволила побыть свободным человеком. Сделав шаг к девушке, Йавар неожиданно взял ее руку и оказался совсем близко к ее лицу, прошептав:
— Неужели лучше всю жизнь собирать маис?..
— Не вижу ничего плохого в том, чтобы собирать маис, — нахмурилась Рин, пытаясь освободить руку.
Йавар как будто бы не заметил этого.
— Я хочу большего. И мое место не здесь. Твое тоже, если ты этого пожелаешь.
Он отпустил руку Рин и снова казался погруженным в свои мысли, каким был в начале их разговора.
Очнувшись от удивления, Рин заговорила:
— Я тоже хочу большего. Но не такой ценой.
Она развернулась и пошла прочь, сдерживая слезы. Йавар проводил девушку тяжелым взглядом.
* * *
После уроков Стасу пришлось задержаться, классную руководительницу посетила очередная гениальная идея, и несколько особо одаренных учеников вынуждены были остаться и спешно придумывать плакат к последнему звонку, и не просто так, а для участия в районном конкурсе. Стас на свою беду хорошо рисовал, и посему участь его была предрешена. В обдумывании идеи плаката он не участвовал, однако воплощать концепцию, рожденную редколлегией, пришлось именно ему. Бредя домой по мокрому тротуару и еле передвигая ноги, Стас мечтал о бутерброде с колбасой и тарелке горячего супа, уныло размышляя о том, что пятерка по литературе и обществознанию все же не стоит таких усилий. Вспомнив, что сегодня у него нет ни баскетбола, ни дополнительного английского, Стас немного воспрял духом.
Возле подъезда стояла шикарная черная машина, «Ауди», с красивыми номерами, Стас даже вокруг нее обошел, прикидывая, кто из их дома мог позволить себе такую красоту. Парень все еще стоял возле двери, таращась на машину и предаваясь туманным мечтаниям, когда железная дверь отворилась и из подъезда вышел молодой мужчина, высокий и темноволосый, ранее которого Стас не встречал. Бросив на Стаса мимолетный, но, как показалось парню, надменный взгляд, незнакомец влез в «Ауди» и неспешно выкатился из их двора. Смутное беспокойство кольнуло чувствительную душу подростка. Он с беспокойством покрутился на месте и вдруг вспомнил.
