Энни провела его в уютную комнату и улыбнулась, увидев удивление на лице Уилла: эта комната, вероятно, была мужским эквивалентом женской гардеробной. Здесь был пятидесяти восьмидюймовый плазменный телевизор со всеми каналами кабельного телевидения, стена, вдоль которой тянулись полки с сотнями фильмов, ревущий камин и самый большой диван в мире.
— Твоему брату нужен жилец? Когда я смогу переехать?
— У него уже есть один, извини. Но если я когда-нибудь разберусь со своей печальной, жалкой жизнью, он, возможно, рассмотрит твое предложение.
Энни выглядела прекрасно, и Уилл почувствовал, как кровь побежала по венам быстрее, чем обычно. Взяв пульт, он начал переключать каналы, чтобы отвлечься от мыслей о ней. Он хотел сделать все, что не совсем подходило для первого свидания, тем более, что он даже не знал, был ли их ужин свиданием; он изо всех сил пытался понять это.
Со своей последней девушкой на их первом свидании он вытворял такие вещи, которые, по его мнению, не должны быть разрешены ни на одном свидании. Страсть оказалась единственной, что их объединяло. Через два месяца он уже не мог выносить её навязчивость и слезы каждый раз, когда он говорит о ком-то с работы. Когда она ушла от него к мойщику окон, он не испытал ничего, кроме облегчения. Энни была совсем другой; легко шутила о своей нелегкой семейной жизни, не говоря уже о том, что понимала загруженность работой полицейских, плюс её декольте выглядело потрясающим. Последние две его подружки были такими тощими, что он мог с уверенность сказать, что у них в участке есть мужчины с большей грудью.
Энни вернулась с новой бутылкой вина.
— Не хочу, чтобы у тебя сложилось неверное впечатление, но мне просто любопытно, как ты доберешься домой. Отсюда далеко идти. Можешь переночевать на диване, если хочешь. Он достаточно большой, чтобы на нем могла сидеть команда регбистов, и очень удобный. На самом деле, я провожу здесь большую часть ночей. Плохо сплю наверху.
Уиллу понравилась мысль об Энни, лежащей на этом диване.
— Я совсем об этом не думал, но мне лень идти домой на своих двоих, так что, если ты не возражаешь, останусь здесь. Обещаю не пускать слишком много слюней, но могу захрапеть. — Он видел, как её глаза наполнились слезами, и она отвернулась от него. Уилл встал и положил руку ей на плечо. — Прости, я что-то не то сказал, с тобой все в порядке?
Она кивнула.
— Я опять веду себя нелепо. Меня радует мысль, что, может быть, сегодняшний вечер будет нормальным и без кошмаров.
Уилл притянул её к себе и обнял, наклоняясь, пока его губы не прижались к её губам. Он ненадолго остановился, отстраняясь, но она наклонилась, чтобы преодолеть разрыв, и их губы встретились. Они целовались, и он не хотел, чтобы это кончалось, но заставил себя отстраниться.
— Мне очень жаль, Энни. Не знаю, о чем я думал.
Энни посмотрела на выпуклость на его джинсах.
— О, я знаю, о чем ты думал.
Он почувствовал, что его щеки пылают, и, схватив её за руку, потянул за собой на диван.
— Ты так плохо на меня влияешь, Энни, что даже не представляешь, как ты хочешь воспользоваться моим телом.
Она прижалась к нему, и Уилл подумал, что это может убить его, но он покажет, что может быть джентльменом. Сейчас он испытывал счастье лишь от того, что мог прижать её к себе. Он поднял руку, стараясь не задеть её затылок.
— Все в порядке, не носить шапку, когда ты со мной.
— Уилл, мне от этого кошмары снятся, я не хочу тебя отталкивать.
Он взял шапку и осторожно стянул с её головы, наклонился и нежно поцеловал кожу над красным шрамом и линией скоб.
— Думаю, это довольно сексуально, с ним ты выглядишь такой крутой. Я бы побоялся с тобой связываться.
Она повернулась к телевизору, но он заметил улыбку на её лице.
Глава 14
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Эмма не возражала задерживаться в музее Аббатства после его закрытия. Надгробные плиты и горгульи, выставленные на всеобщее обозрение, могли бы вызвать у обычного человека кошмары, но она к ним привыкла. Она приезжала сюда с шести лет со своей бабушкой, которая работала здесь, и устраивала за деньги экскурсии для всех, кто был заинтересован, задолго до того, как появился аудиогид. Эмма выросла в окружении всего этого. Она знала каждый закоулок и щель развалин. За все годы, что приезжала сюда, не случилось ничего, что напугало бы её настолько, чтобы она не захотела возвращаться. Конечно, место могло выглядеть жутковато, особенно в промозглые ночи, когда клубящийся туман позволял легко представить себе парад призрачных монахов, проходящих через старые железные ворота, распевая на латыни, но на самом деле этого никогда не случалось.
Другие женщины, работавшие здесь, не оставались после наступления сумерек, запирали музей и уходили до заката. Но как всегда говорила её бабушка: «Не мертвые могут причинить вред, а живые, это их ты должна остерегаться». Поэтому Эмма работала в вечернюю смену, и почти каждый вечер оставалась допоздна. Очень удобно, потому что её компьютер был сломан, и она не могла позволить себе починить его. После того, как она пересчитывала выручку и быстро прибиралась, у неё появлялось время для себя и, благодаря недавно установленной кофеварке, имелся постоянный запас свежего кофе. Это бесконечно помогало ей в учебе в колледже, и её оценки были превосходными.
Она посмотрела на часы в углу монитора: без двух минут восемь. Дамиан всегда опаздывал. Если она велит ему явиться к половине восьмого, он будет здесь к восьми. Это единственное, что ей действительно не нравилось в нем. Он должен появиться с минуты на минуту, хотелось ей надеяться. Она выключила компьютер, проверила, все ли двери и окна закрыты, затем направилась к выходу, чтобы подождать его на улице.
***
Он оставил свою машину на маленькой стоянке перед музеем; теперь она стояла там одна. Он был так взбешен и не знал, как успокоиться. Внутри все горело так жарко, что у него даже болела грудь. В музее зажегся свет, и он отступил в сторону, чтобы никто его не заметил. Ему было любопытно узнать, кто еще может находиться внутри таким поздним вечером, особенно учитывая, что на улице уже стемнело. В поле зрения появилась молодая женщина с какими-то папками. Ужасная мысль начала мелькать у него в голове: она очень похожа на Дженну, только немного старше.
Он начал возиться с собачьим поводком, когда она вышла. Не став проверять парковку, она просто повернулась, чтобы запереть дверь, не замечая его, пока он не заговорил.
— Привет, извини, что беспокою, но я потерял свою собаку. Случайно не видела её здесь?
— Нет, к сожалению, нет.
Он чувствовал, как ей неловко оттого, что её застали врасплох.
— Я гулял с ней в лесу, а она убежала за кроликом или еще за кем-то. Это было два часа назад, и с тех пор я ищу. Не могу вернуться домой без неё. Моя жена убьет меня.
— Я работала в подсобке, так что ничего не видела.
Он повернулся, чтобы сесть в свою машину, и почувствовал, как её тело расслабилось.
— Ладно, спасибо. Тебя куда-нибудь подвезти? Ты же не хочешь торчать здесь одна в темноте. Никогда не знаешь, кто там. — Он не ожидал, что она скажет «да», но по выражению её лица понял, что она задумалась.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Спасибо, но за мной должен заехать мой парень. Но он как всегда опаздывает.
С неба, затянутого тучами, начали срываться тяжелые капли дождя. Он улыбнулся про себя. «Ну же, маленькая красавица, ты же знаешь, что хочешь». Он сел в машину и опустил стекло.
— Уверена? Это не проблема, честно. Я все равно не могу вернуться домой без собаки, моя жена предпочитает её мне.
