Я выскользнула из постели, натянула свитер и вышла из комнаты. Его крики доносились из кабинета.
Я не постучалась, не представилась. Вместо этого распахнула дверь и прошипела:
— Ты разбудишь ребенка!
Константин стоял посреди кабинета, возвышаясь в небольшом пространстве, как фигура взволнованного человека. Ярость, казалось, охватила каждый сантиметр его тела, включая его темные глаза, метнувшиеся ко мне, когда я вошла. Я не подняла ему настроения.
— Ты разбудишь Николая! — повторила я.
Он положил трубку и сказал холодным официальным тоном:
— Мои извинения.
Мы смотрели друг на друга через все пространство, одинокие и скрытые ночью. Никто не войдет, никто не помешает нам. Если бы я хотела встретиться лицом к лицу с Константином, у меня есть шанс. Поле битвы лежало передо мной... Должна ли я взять оружие?
Константин нанёс удар первым.
— Я не привык, чтобы ребенок находился так близко. — его тон подразумевал, что это было прямым следствием моих действий. — Я забываюсь.
— Теперь ты знаешь.
В моем голосе было столько же язвительности, сколько и в его собственном; я просто не так хорошо скрывала это за притворными манерами.
— Это все?
Во мне резко поднялось раздражение.
Это забавно. Когда Таддео отпустил меня и предоставил самой себе, я почувствовала облегчение. Я счастливо видела себя на свободе и никогда не приходила в ярость. В конце концов, было множество других вещей, которые я предпочла бы сделать, чем ухаживать за своим мужем.
Но когда Константин попытался прогнать меня?
Моя реакция была далеко не такой приятной.
Я указала на его телефон.
— Ты собираешься продолжать кричать? Стены тонкие.
— Я в курсе, — его губы на мгновение изогнулись в улыбке. — Я сейчас имею дело не только с твоим недовольством, Елена.
— Я буду более чем недовольна, если ты разбудишь Николая.
Константин крепче сжал телефон, но приложил замечательные усилия, пытаясь казаться сдержанным. Я чувствовала себя ребенком с палкой... А Константин зимующим медведем.
— Ты высказала свою точку зрения, Елена, в своей обычной требовательной манере.
Я скрестила руки на груди.
— В любом случае, почему ты кричишь?
Что-то блеснуло в его глазах, будто он знал, что я не смогу сдержать свое любопытство. Он поднял свой телефон, опору для своей истории.
— Одна из моих лабораторий подверглась нападению, и оборудование стоимостью в миллионы долларов было уничтожено.
У меня свело живот.
— Это ее рук дело?
Мне не нужно было уточнять, кого я имела в виду. В эти дни была только одна она.
— Мы так думаем. — глаза Константина блуждали по мне, видя то, что я отчаянно хотела скрыть. — Товар был нетронут, но снаружи прятались два агента ФБР.
— Они тебя видели?
Вопрос вырвался у меня прежде, чем я смогла его остановить.
— Мы немного поболтали, но тебе не о чем беспокоиться, Елена. — он казался таким самодовольным, таким веселым, что я показала свой ужас от того, что его поймали. — Мы пришли к взаимопониманию, которое пошло на пользу обеим сторонам.
— Я уверена.
Вихрь мыслей начал шевелиться в голове. Пыталась ли Титус или другая мафиозная семья подорвать Константина? Был ли он в безопасности? Кто сказал агентам ФБР, где находится лаборатория и когда Константин будет там? В безопасности ли он?
— Беспокоишься, Елена? — он напевал, придвигаясь ближе ко мне. — Не думал, что тебе будет не все равно.
Я забочусь больше, чем ты можешь себе представить, мне хотелось огрызнуться.
— Я беспокоюсь о том, что это значит для меня и моего сына. Ты даже не приходил мне в голову.
Ложь была настолько очевидной, что это мог быть другой предмет мебели.
Константин остановился в метре от меня, засунув руки обратно в карманы. Он совсем забыл о своем телефонном звонке, когда его взгляд пробежал сверху вниз, его взгляд был таким напряженным, что казалось, будто его руки скользят вверх и вниз по моей коже.
— Не беспокойся о безопасности Николая, Елена. С ним никогда не случится ничего плохого, и любой, кто пожелает ему зла, должен будет сначала пройти через меня.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Такие милые преданные слова, но его тон обещал кровопролитие.
Я хотела возразить, огрызнуться в ответ, но слова, казалось, подвели меня. Слова Константина проникли в мое сердце.
— Я буду оберегать Николая, — сказала я, голос был мягче, чем раньше.
Константин кивнул.
— Я знаю, что ты будешь. Но я буду охранять вас обоих.
Я буду охранять вас обоих.
Я ощущала, как меня затягивает обратно, чувствовала то же самое очарование, которое испытывала почти три года назад. Мы с Константином были вплетены друг в друга так тесно, что невозможно понять, где началась я, а где заканчивался он. Сопротивляться ему было все равно, что пытаться развязать наши узелки... бесполезно.
— Точно так же, как когда ты оберегал Роксану, когда Татьяна приставила пистолет к ее голове? — я спросила. — Или это похоже на то, как ты оберегал Антона, а он убил свою нерожденную сестру?
— Все изменилось, Елена. — голос Константина был напряжен от сдержанности. — Я знаю. Вещи... и люди.
Он на мгновение замолчал.
— И люди.
В этот момент я подняла глаза, встретившись с его пристальным взглядом. Наши глаза сплелись во взрыве фейерверка. Его чистая сила угрожала смыть все рациональные мысли, угрожала остановить биение моего сердца и перекачивание крови.
Иногда я оплакивала тот факт, что Николай не унаследовал глаза своего отца. Я всегда была очарована коричневыми радужками, тем, как они становились золотыми днем и обсидиановыми в тени. Глаза Константина завораживали — я тут же пожалела, что заглянула в них.
— Я извиняюсь за то, что был таким громким. Впредь, постараюсь быть более внимательным в будущем, Елена.
Елена. Мое имя. То, как это сорвалось с его языка, должно быть незаконным.
— Не называй меня так.
— Не называть как?
Он знал. Я прошипела:
— Елена.
— Я много раз называл тебя Еленой, — заметил он. — Ты не можешь говорить мне, что мое простое произнесение твоего имени беспокоит тебя.
Он много раз называл меня Еленой, но никогда на... расстоянии. Он говорил: моя Елена, lyubimaya — любимая. Никогда только мое имя, и никогда с таким угрожающим дружелюбием, словно мы были двумя коллегами, пытающимися мириться друг с другом, пока не придет время уходить.
— Просто... просто не называй меня так.
— Ты бы предпочла, чтобы я вообще к тебе не обращался?
Нет.
— Да.
Губы Константина дрогнули в легкой, тайной улыбке.
— Не думаю, что это возможно. Николаю будет вредно видеть, что мы не ладим. Для него мы должны быть вежливыми... Елена.
— Мы не останемся здесь достаточно долго, чтобы беспокоиться, — огрызнулась я.
— Да, — ответил он. — Даже если вы в конечном итоге уйдете, как только угроза Татьяны исчезнет, могут пройти месяцы, годы, прежде чем это произойдет. Сегодня мы не ближе к тому, чтобы найти ее, чем три года назад.
Я нахмурилась и спросила:
— Что, черт возьми, ты имеешь в виду, что ты не близок к тому, чтобы найти ее?
13
Елена Фальконе
Лицо Константина ничего не выражало.
— Все так, как я сказал. Татьяне удалось скрываться в течение трех лет. Только после нападения на лабораторию мы точно знали, что она все еще активна. Вот какой тихой она была.
Татьяна выполнила свою часть сделки. Я нет.
Мой желудок болезненно скрутило.
— Ничего не было... никаких намеков, что она собирает армию или пропавших женщин?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ничего, — ответил Константин. — Но это не значит, что она ничего не предпринимает. Что бы ни задумала Татьяна, ей удалось сохранить это в секрете.
Я подумала о вазе с зубами, которую она мне прислала, о ярко-фиолетовом наперстянке, который был явной угрозой.
