— Ты побледнела, — сказал он. — Где ты надеешься на другие новости?
— Конечно. Я надеялся, что вы, мужчины, со всем вашим оружием и опытом, сможете найти одну одинокую женщину.
— К сожалению, поиск одиноких женщин — это то, чему мы все еще учимся, — в голосе Константина звучал двойной смысл. — Где бы она ни была, можно с уверенностью предположить, что она не лишилась ее... амбиций.
— Тогда почему она пришла за Николаем и мной? — я спросила. — Если она так хочет спрятаться.
— Это вопрос, который я задавал себе.
Почему Татьяна ждала три года? Почему она напугала меня, чтобы я нарушила свою часть соглашения?
Почему она толкнула меня в объятия Константина?
Я ненавидела быть сбитой с толку, ненавидела находиться в темноте. Мой мозг мучительно ломался над причинами и теориями, отчаянно пытаясь найти ответ. Мир без логики мне было трудно осмыслить и неудобно переносить, будто в моем сознании постоянно зудело, что я никогда не смогу почесаться.
Слово «недостижимое» пульсировало во мне. Недостижимое, недостижимое, недостижимое.
Рука Константина протянулась, поймав прядь моих распущенных волос. Он осторожно провел им по пальцам.
— Что происходит в твоих мыслях? — его голос был тихим, мягким.
— Не твое дело.
Его улыбка была слабой, глаза не отрывались от пряди волос.
— Ты не собираешься делиться?
— Не стесняйся догадаться.
Это вышло более задыхающимся, чем я предполагала. Его близость сбивала с толку, дезориентировала.
— Догадаться? — светлые брови слегка приподнялись. — Не староваты ли мы для игр, Елена?
Я прищурила глаза.
— Я могла бы сказать тебе то же самое.
— Действительно, ты могла бы. — его взгляд блуждал по мне, словно он пытался заглянуть сквозь мой череп в мозг. Он скрутил мои волосы между пальцами, как шелковую прядь, удерживая на месте. — Ты расстроена тем, что не знаешь, почему Татьяна решила показаться именно сейчас. Я вижу, как твой разум пытается найти ответ, но не находит.
Я откинула голову назад, волосы болезненно вырывались из его хватки.
— Нет.
— Да, — ответил Константин.
Я ощущала себя голой, беззащитной. Каждый сантиметр кожи был горячим; я горела.
— Просто замолчи, Константин. Я пытаюсь дать малышу поспать.
— Я уже согласился вести себя потише. И все же ты все еще здесь.
Я все еще здесь. Я не могла уйти. Что-то глубоко внутри меня мешало мне выйти из кабинета, что-то мешало мне оставить Константина.
Мои щеки вспыхнули, когда я произнесла:
— Я ухожу.
Потребовались все мои силы, чтобы развернуться и направиться обратно в свою спальню. Недостижимое, недостижимое, недостижимое.
Я даже не успела дойти до коридора, как Константин толкнул меня к двери. Ручка больно впилась мне в спину, но весь мой дискомфорт был забыт, когда Константин приподнял мой подбородок, сжимая крепко, но не грубо.
Его карие глаза пристально смотрели в мои, отчаянно пытаясь найти что-то в моих зеленых глубинах.
— Отпусти меня, — процедила я сквозь зубы.
Черты лица Константина потемнели.
— Только не снова. — его большой палец протянулся, нежно лаская мою нижнюю губу. Я почувствовала, как прикосновение рикошетом пронзило все тело. — Что это за слово?
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Он наклонился ближе, его запах заполнил мои легкие и мозг.
— Слово на повторе у тебя в голове прямо сейчас. Я почти слышу его. — его губы прошлись по моему виску. — Может, если ты будешь вести себя тихо, я смогу понять.
Я сглотнула.
— Там нет ни слова.
— Не будь нечестной, Елена. — Константин поднял одну из моих рук, нежно проведя пальцами по чернилам на моей коже. — Тоска, — прочитал он, — Предатель, измученный, лжец. Могу только представить, о чем они говорят.
Я попыталась высвободиться из его хватки, но он не смягчился.
— Я хотела заклеймить твое прозвище, — прошипела я, — Но было бы неуместно говорить это при детях.
На его лице промелькнуло веселье.
— Держу пари.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Ни один из нас не двигался ни секунды, вдыхая друг друга.
— Что это за слово, Елена? — еще раз спросил Константин тоном, в котором не было ничего недоброго.
— Нет никакого слова. — я откинула голову назад, пытаясь освободиться от его хватки. — И, если бы было, что заставило бы тебя посвятить в это?
Что-то темное и ужасное мелькнуло в глубине его глаз. Это выглядело как нечто среднее между гневом и завистью, предательством и жадностью.
Мне пришлось повернуть голову. Увидев этот взгляд в его глазах, каждая клеточка моего тела вздрогнула.
Константин отпустил меня, но не отступил.
— Возможно, теперь моя очередь гадать.
Я шагнула от него, рука скользнула за спину, открывая дверь.
— Давай, — прошипела я, уже отступая в коридор.
Его улыбка была слабой.
— Недостижимое.
Ничего не сказав, я повернулась и бросилась обратно в свою комнату. Прислонившись к закрытой двери, я прижала руку к бешено колотящемуся сердцу, и, заикаясь, сделала следующий вдох. Недостижимое, недостижимое, недостижимое.
Сквозь красное дерево я могла бы поклясться, что услышала низкий и соблазнительный смех Константина.
14
Константин Тарханов
Я проснулся с мыслями о своей матери.
Вспоминать Екатерину Тарханову никогда не было приятно, сродни тому, чтобы сунуть руку в яму с гадюками. Она была напряженной женщиной, трудной женщиной. Из всех моих братьев я единственный, кто мог справиться с ней и остаться целым и невредимым. Это сделало меня ее любимицей и центром ее внимания.
Я понятия не имел, почему я думаю о женщинах, пока не услышал голос Николая сквозь стены.
— Мама, Мамаааа.
Я потер лицо. Вероятно, именно поэтому я проснулся с мыслью о том странном и нездоровом существе, которое я называл своей матерью.
На мгновение я прислушался. Я слышал голос Николая лучше, чем Елены, хотя его слова искажались детской речью. Судя по звукам, они болтали о завтраке, и Николай несколько раз обронил слово «блин».
Я повернулся и посмотрел на часы. 5:06 утра.
До завтрака оставалось несколько часов, о чем, вероятно, и говорила ему Елена. Они поговорили еще немного, пока я не услышал щелчок двери ее спальни.
Я вскочил в одно мгновение.
Елена не вздрогнула, когда я распахнул дверь, но Николай сделал это. Он схватил маму за колено и завопил:
— Мама!
— Это просто Константин, малыш.
Она повернулась ко мне и остановилась.
Ее глаза опустились на мою грудь, пробегая по обнаженной коже. Я спал в боксерских трусах на случай, если мне понадобится помешать ей сбежать ночью, но они не оставляли много места для воображения.
Елена стала ярко-красной.
Я чувствовал себя подростком, стоящим там полуголым. Я был доволен своей красотой и реакцией Елены на это. Приятно сознавать, что я мысль в ее голове, которая могла вызвать смущение и жар.
В конце концов, Николая принесли не аисты.
И именно он напомнил нам с Еленой, что мы не одни.
— Не хлопай дверями, — сказал он мне, хотя я не хлопал ни одной дверью.
Это было сказано точно так же, как сказала бы Елена, и это заставило меня поверить, что Николай больше насмехался над своей матерью, чем читал мне нотации.
— Ты прав, — согласился я. — Мы не хлопаем дверьми.
Елена закатила глаза.
— Мы не уйдем, Константин. Ты можешь вернуться в постель. — она подняла пустые руки. — Видишь? Никакого багажа.
— Похоже, что так.
— Мы с мамой готовим блинчики.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Николай запнулся на нескольких словах, но я понял суть.
— Звучит восхитительно. — я ухмыльнулся Елене. — Позволь мне надеть штаны.
Ее глаза чуть не вылезли из орбит, поняв, что я присоединюсь к ним, двоим. Николай ухмыльнулся и хлопнул в ладоши.
