С. Т. Аксаков оставил нам подробное описание последних дней Гоголя в этот приезд в Москву: «9 мая сделал Гоголь такой же обед для своих друзей в саду у Погодина, как и в 1840 году. Погода стояла прекрасная; я был здоров, а потому присутствовал вместе со всеми на этом обеде. На нем были профессора: Григорьев… Армфельд, Редкин и Грановский. Был Ст. Вас. Перфильев (особенный почитатель Гоголя), Свербеев, Хомяков, Киреевские, Елагины, Нащокин… Загоскин, Н. Ф. Павлов, Ю. Самарин, Константин… Обед был шумный и веселый, хотя Погодин с Гоголем были в самых дурных отношениях и даже не говорили, чего, впрочем, нельзя было заметить в такой толпе. Гоголь шутил и смешил своих соседей…
Печатанье „М. д.“ приходило к концу, и к отъезду Гоголя успели переплесть десятка два экземпляров… Первые совсем готовые экземпляры были получены 21 мая, в день именин Константина, прямо к нам в дом… У нас было довольно гостей, и все обедали в саду. Были Погодин и Шевырев. Это был в то же время прощальный обед с Гоголем…
Гоголь, взявши место в дилижансе на 23 мая, сказал, что он едет из нашего дома…» Здесь с Гоголем простилась мать, сестры и Шереметева, проводившая затем Гоголя до Тверской заставы. «Я, Гоголь, Константин и Гриша сели в четырехместную коляску и поехали до первой станции, до Химок, куда еще прежде поехал Щепкин с сыном… Приехавши на станцию, мы… пошли все шестеро гулять. Мы ходили вверх по маленькой речке, бродили по березовой роще, сидели и лежали под тенью дерев… находились в каком-то принужденном состоянии… Увидев дилижанс, Гоголь торопливо встал, начал собираться и простился с нами… в эту минуту я все забыл и чувствовал только горесть, что великий художник покидает отечество и нас. Горькое чувство овладело мною, когда захлопнулись дверцы дилижанса; образ Гоголя, исчез, в нем, и дилижанс покатился по Петербургскому шоссе»59.
9
По словам А. И. Герцена, «„Мертвые души“ потрясли всю Россию»1. Один из современников писал, что «„Мертвые души“ появились разом, как неожиданный громовый удар среди безоблачного дня»2. Успех книги был необычаен. Толки о ней шли во всех слоях населения Москвы, приводя в растерянность власти. Всего через три недели после ее выхода попечитель московского учебного округа генерал-адъютант С. Г. Строганов встревоженно обращался к министру народного просвещения С. С. Уварову: «…Прочитывая новую поэму Гоголя „Похождения Чичикова, или Мертвые души“, я останавливался на многих местах, которые… не могли, как я думаю, быть дозволены к печатанию без особенного высшего разрешения и с какою-либо особенною целию… новое произведение Гоголя обратило на себя всеобщее внимание и, конечно, будет подвергнуто разным толкованиям и критике… для ограждения членов Московского цензурного комитета, покорнейше прошу ваше высокопревосходительство снабдить меня наставлением, какими условиями должно руководствоваться в случае представления рецензий и критик…»3
Чтобы понять ту историческую обстановку, в которой появилась книга Гоголя, следует вспомнить замечательную характеристику Москвы 1840-х годов, данную А. И. Герценом в «Былом и думах»: «Москва входила тогда в ту эпоху возбужденности умственных интересов, когда литературные вопросы, за невозможностью политических, становятся вопросами жизни. Появление замечательной книги составляло событие; критики и антикритики читались и комментировались… Подавленность всех других сфер человеческой деятельности бросала образованную часть общества в книжный мир, и в нем одном, действительно, совершался глухо и полусловами протест против николаевского гнета…»4
Выход «Мертвых душ» вызвал огромный интерес к творчеству Гоголя. Московские друзья и знакомые писателя, и более всех М. С. Щепкин, широко популяризируют его сочинения. 19 марта 1843 года О. С. Аксакова писала матери Гоголя: «Сочинения его расходятся, а более всего слушаются и начинают узнавать его разные сословия. Сергей Т. читал во многих домах Шинель, Разъезд, Игроков и проч., а Константин совсем в других домах читал нового Тараса Бульбу и проч. Теперь Щепкин читал лично „Старосветские помещики“, а Садовский актер рассказ „Ко???кин“; у них устроились публичные чтения по 5 руб., им дал Новосильцев залу у Мясницких ворот в своем доме; тут еще читает Вальтер пофранцузски и m-lle Шамбери, но вообразите, после чтения Щепкина, когда он кончил Старосветских помещиков, никто не стал слушать. Слово Гоголя отдавалось во всех сердцах, оно заставляло задумываться о русской действительности, возбуждало общественное мнение».
Нет сомнений в том, что сведения обо всем происходившем в Москве доходили до Гоголя и постоянно обращали его мысли к далекой России. Покинув родину, Гоголь живет думами только о ней: «…для меня всех последних мелочей, что ни делается на Руси, теперь стало необыкновенно дорого и близко», — пишет он из Рима А. С. Данилевскому6. Через сколько дней — о том же Шевыреву: «…глаза мои все[го] чаще смотрят только в Россию и нет меры любви моей к ней…»7.
Гоголь живо интересуется, как принимаются его труды на родине. С особым нетерпением он ожидает статей Белинского. 15 июля 1842 писатель обращается к Н. Я. Прокоповичу: «…пожалуйста, попроси Белинского отпечатать для меня особенно листки критики „Мертвых душ“, если она будет в „Отечеств[енных] запис[ках]“, на бумаге, если можно, потонее, чтобы можно было прислать мне ее прямо в письмах, присылай мне по листам, по мере того как будет выходить»8.
Гоголь просит знакомых, находящихся в России, записывать мнения о «Мертвых душах» и сообщать ему. В статье «Четыре письма к разным лицам по поводу „Мертвых душ“» (1843 г.) он говорит: «У писателя только и есть один учитель: сами читатели»9. Это стремление к тесному контакту с читателем отмечал у Гоголя и П. В. Анненков: «…мнением публики Гоголь озабочивался гораздо более, чем мнениями знатоков, друзей и присяжных судей литературы — черта, общая всем деятелям, имеющим общественное значение»10.
24 октября 1842 года М. С. Щепкин сообщал Гоголю: «…о „Мертвых душах“ все идут толки, прения. Они разбудили Русь; она теперь как быль живет. Толков об них несчетное число…»11 Эти толки вокруг «Мертвых душ» становились вопросом столько же общественным, сколько литературным. Антикрепостническая книга Гоголя возбуждала в читателе ненависть к существующему социальному строю, звала бороться против барства. Знаменательна запись в дневнике крепостного лакея, москвича Ф. Д. Бобкова, после ознакомления с произведениями Гоголя и рукописным списком «Демона» М. Ю. Лермонтова: «Начитавшись, я стал считать себя обиженным… ходил мрачный»12. «Мысль о свободе крестьян тлеет между ними беспрерывно. Эти темные идеи мужиков все более и более развиваются и сулят нечто нехорошее», — доносило Николаю I в 1841 году III отделение13, то есть в том году, когда Гоголь завершал свою работу над первым томом «Мертвых душ».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
