— Этот не станет никому говорить, что на него наехали.
— В чем здесь покупка, а?
— Когда-то, у себя на родине, он был знаком с советским разведчиком. Теперь предполагает, что существуют документы, которые можно истолковать так, что его завербовало КГБ. В Штатах за шпионаж грозит пожизненное. У американца деньги есть. Он готов платить, — выпалил я все.
— И с КГБ я не стану связываться, — хмуро ответил Шамиль.
— На кой мне надо пулю от снайпера получить.
— Американца шантажируют люди, которые уже не работают на Лубянке.
— Связи-то остались, а? — он покачал головой.
— Мы же не будем отбирать деньги силой. С нами поделятся.
— Поясни.
— Мне надо, чтобы вы встретились с боссом ресторана «Красная лошадь».
— А дальше?
— Я с ним поговорю, и он захочет войти с вами в долю.
— С какой стати?
— Это уж я вам обещаю.
— Чего стоят твои обещания?
— Моей головы.
— Твоя голова, — он дунул на раскрытую ладонь, — не стоит даже этой пыли.
— Но ведь это моя голова. Я к ней привык. Можно сказать — дорожу. И не стал бы понапрасну ею рисковать.
Машина резко затормозила на светофоре и я поморщился от боли в спине.
— Ты чего кривишься? — зло спросил Шамиль.
— Позвоночник болит.
— Остеохондроз?
— Да. Застарелый, — я улыбнулся.
— А как лечился? — вдруг заинтересованно спросил он.
— Когда-то делал подводное вытяжение…
— А иглоукалывание не пробовал?
— Нет.
— Меня вот месяц назад прихватило, так очень помогло, — сообщил Шамиль с неожиданно потеплевшим взглядом.
Похоже, он нашел родственную душу.
О`Генри ничего не придумал, утверждая, что радикулит сближает людей. Слишком назойливое заболевание, когда мучительная боль в спине в любое мгновение может сделать тебя беспомощным. Тот, кто этого не испытал, никогда меня не поймет.
— Лучшее средство — стаканчик виски, — сообщил я, вспоминая, что там советовал американский писатель.
— Серьезно? — он поднял брови. — Откуда знаешь, а?
— В книге прочитал.
— Да врут все в книгах, — сказал он недоверчиво. — Они жизни не знают.
— Этот знал. Длинный срок в тюряге отмотал. В американской, — уточнил я.
— В законе, что ли? — с уважением спросил он.
— Наверное, по их понятиям.
— Надо будет почитать. Запиши мне его фамилию, — он на мгновение задумался. — А насчет стаканчика виски — это мы сейчас устроим. Ты ничего не перепутал — именно виски надо?
— он похлопал шофера по плечу и коротко бросил, — В «Красную лошадь».
8. ИГРА НА ПОРАЖЕНИЕ
У входа нас не стали обыскивать. Просто здоровенный мужик в смокинге увидел Шамиля и распахнул перед нами дверь.
— Передай Митрофанычу, я хочу его повидать, — небрежно сказал Шамиль. — Буду наверху, в казино.
Мы прошли мимо дверей в ресторанный зал и поднялись по лестнице на второй этаж. Здесь тоже все было выдержано в багровых тонах. Мягкий вишневый ковер заглушал звук шагов. Одетые в красные строгие костюмы девушки-банкометы за игорными столами, большая рулетка посередине. Целую стену занимала стойка бара, сверкая хрусталем бокалов и стеклом бутылок всех цветов, размеров и форм. Возле стойки убивало время от силы пять человек. Людей вообще было немного.
Мы подсели к стойке бара, и Шамиль заказал виски.
— Здесь можно спокойно выпить, — заметил он.
— Хорошо, — я кивнул. — Только я тоже хочу угостить. Бурбон, пожалуйста, — обратился к бармену. — Если нет Олд Блэксмит, налейте Джим Бим — вижу у вас бутылку.
— У нас есть все напитки, — заметил бармен немного высокомерно и с сомнением посмотрел на пятидесятидолларовую купюру. — Вообще-то мы принимаем только рубли, но… — он скосил глаза на Шамиля, — для вас я, конечно, сделаю исключение. Сдачу могу дать только из расчета вчерашнего курса.
— Сделаем так, — я увидел монету на стойке, — если решка — оставляете сдачу себе. Если орел — наливаете нам еще по стаканчику, и мы квиты.
Я подбросил монету, поймал ее и, не разжимая кулака, сказал:
— Вы проиграли.
— Стиль игры мне не нравится, — сказал бармен, широко улыбаясь, — но ставки подходящие.
Он поставил перед нами по еще одной низкой стопке с бурбоном.
— Я бы, если захотел понты кинуть, — сказал Шамиль, когда бармен отошел, — купил бы за те же деньги целую бутылку. Но твой способ, парень, покруче. Где научился?
— Вычитал в книжке.
— Много, я смотрю, ты в книжках навычитывал. Ясный корень, ученье штука хорошая. Недаром мать так убивалась, когда я вместо восьмого класса в колонию пошел. Но там ведь тоже университеты стоящие.
— Не сомневаюсь.
— Ну вот и наш знакомец, — Шамиль посмотрел на бармена, который на другом конце стойки разговаривал с невысоким курчавым мужчиной с бородкой. — Теперь действуй. И не дай мне в тебе разочароваться, а?
— Вы его давно знаете?
— Катранщик. Хазу держал, где стирки метали. В карты играли, — пояснил Шамиль.
Курчавый мужчина, сделав вид, что только что нас заметил, поспешил навстречу.
— Шамиль Русланович, — катранщик широко развел руки. — Вот нечаянная радость! Давно вы к нам не заглядывали, ой как давно. Мне жена как раз давеча сказала — что это Шамиль Русланович к нам заходить перестал? Скучно ему у нас? А я ей: не понимаешь, женщина, дела у человека, дела. Раньше такими делами целое министерство ворочало, а он все один, один…
Босс был не в пример любезнее, чем при наших предыдущих встречах. Я позлорадствовал про себя такой перемене.
— Ладно, Митрофаныч, успокойся, — небрежно оборвал его Шамиль. — у нас к тебе дело. С глазу на глаз перемесить надо.
— Какие ж дела на ночь глядя? — Митрофаныч развел руками, и при этом покосился на меня.
— В кабинет к тебе пройдем, что ли? — предложил Шамиль.
— Нам ведь вроде делить нечего? — осторожно спросил катранщик.
— Как знать, как знать, — ответил я.
Митрофаныч снова взглянул на меня. Ощущение такое, словно болонка раскрыла пасть, а оттуда — змеиный язычок.
— Что ж, можно и в кабинете поговорить, — медленно протянул он.
* * *
…Митрофаныч сел за огромный стол красного дерева, Шамиль устроился в кресле у окна, а мне досталось место спиной к двери. Я чувствовал, как один из охранников буравит взглядом затылок.
— Нам не нужен стенографист, — я ткнул пальцем через плечо, — все равно мы тех слов, которые знает этот амбал, произносить не будем.
— Верно, Митрофаныч, — усмехнулся Шамиль. — Я ведь к тебе без бригады приехал, а?
— Хорошо, — он махнул рукой, и огранщик закрыл за собой дверь. — Говори, что за базар.
— Говорить будет он, — Шамиль кивнул в мою сторону. — А я сам послушаю, интересно.
— В этом кабинете вы застрелили Федоренко? — спросил я.
Митрофаныч пристально посмотрел на меня, но ничего не сказал.
— А ведь поначалу все казалось проще простого, — я продолжил, — Вы убираете Федоренко и начинаете сами дергать за американское вымя. Тем более Вадим — а ведь это руководитель вашей службы безопасности — предложил такой план — пообещал, что добудет документы, которыми вы собирались шантажировать Джона Стэндапа. Но он вас обманул, и могу сказать, почему. Во-первых, Федоренко был не так глуп, чтобы допустить такую возможность — документы попадут в чужие руки. А во-вторых, если бы Вадим все-таки имел к ним доступ — то зачем тогда нужны вы? Он бы и сам смог получить некое вознаграждение в обмен на компрометирующие материалы. Из чего следует — шантажировать иностранца вам нечем. Потому что шантаж держался на двух людяхФедоренко и некоем Николае Григорьевиче. Только они знали факты, которые могли разоблачить Стэндапа как агента советской разведки.
Я перевел дух. Я не был уверен, что сказанное сейчас соответствует действительности. Просто выбрал наиболее возможный вариант. И теперь от реакции Митрофаныча зависело, угадал ли я.
Но он продолжал молчать и смотреть на меня.
— Вадим понимал, что в одиночку ему не удастся ликвидировать своего шефа. А если и удастся, то и сам он становится смертником. На Вадима открыли бы охоту те, с кем Федоренко делал свой бизнес. И не только потому, что с гибелью делового партнера они понесут убытки. Корпоративный интерес — если секьюрити повадятся убирать своих хозяев, наступит беспредел. Вы бы сами первый, — я показал пальцем на Митрофаныча, — подрядили кого-нибудь, вроде Шамиля, казнить зарвавшегося начальника службы безопасности.
— Выходит, я уже понес убытки, а? — усмехнулся Шамиль. — Потерял заказ? Но ты не просветил, на хрена они замочили этого Федоренко, если от этого никому никакой пользы?
— Я же сказал, шантаж строился на двух людях. Кроме Федоренко был еще Николай Григорьевич.
