Священник чуть заметно пожал плечами.
— Слово «фарисейство» стало употребляться для обозначения лицемерия позже, в период развития христианства. Дело в том, что в Новом Завете описываются разговоры Христа с фарисеями, которые пытались уличить Сына Божьего во лжи. Там они изображаются как люди, стремящиеся к внешнему, обрядовому исполнению Моисеева закона и отвергающие новый, принесённый на землю Христом. На самом деле фарисеи осуждали лицемерие. Просто они защищали свой закон, не желая становиться христианами. Будучи новаторами в одном, они остались консерваторами в другом. Именно это вменялось им в вину христианством.
— Слушая вас, я невольно прикидывал, как ложится история о фарисеях на нашу действительность, — сказал Макс.
— Правда? — пастор удивлённо приподнял брови. — И как же?
— Федерация зародилась как общество гуманистов, стремившихся сделать жизнь лучше. Им удалось повысить благосостояние большинства, избавить человека от физического труда, создать целую индустрию развлечений на грани сибаритства, почти искоренить преступность, сделать достоянием далёкого прошлого нацизм и сегрегацию. Но, делая акцент на благополучии, Федерация слишком увлеклась материальными ценностями, забыв о духовной составляющей человеческой жизни. Вы же сами признаёте, святой отец, что люди перестали разделять хорошее и плохое, забыв о том, что такое грех и безнравственность. Во главу угла прочно встало развлечение и личное удовольствие. Республика хочет изменить этот порядок вещей. Но правящая верхушка Федерации уже уподобилась обществу, которое создало. Верховный Поверенный и Правительство сами стали сибаритами от власти и не хотят лишать себя этого удовольствия быть отцами целой космической системы. Они не замечают, что общество всё больше разделяется на тех, кто видит только звёзды, и тех, кто лишь мечтает их увидеть. Почти тотальная элитарность не позволяет им понять, что человечество поделено на две неравные части. Они не хотят признать этого, предпочитая объявлять случаи преступности и существование трущоб исключениями и искореняя их полицейскими мерами. В них уже нет той заботы о человеке, с которой начиналась Федерация. Подобно фарисеям Правительство Содружества оказалось не готово к назревшим переменам, которые несёт Республика. Сепаратисты тоже напоминают мне фарисеев. Подобно им они стремятся преодолеть лицемерие официальной власти, освободить сознание человека от власти внешнего, материального комфорта, вернуть ему нравственность.
— Они близки вам по духу, да? — проговорил отец Матвей, слушавший Макса с большим вниманием.
— Я понимаю их стремления, — сказал Макс. — Но и у них есть недостатки. Например, Пентаклизм, который вы назвали сатанизмом, является, по сути, только ритуалом, призванным объединить людей под единым флагом. Он не содержит возможности длядуховного развития. Признаться, мне ближе христианство с его Нагорной проповедью, хотя я считаю, что многое в нём безнадёжно утопично.
— Это зависит от людей, — сказал отец Матвей. — В наших руках превратить утопию в реальность.
— Вот поэтому я и не верю в то, что это возможно, — Макс не удержался от улыбки.
— Вы плохо думаете о людях, — печально покачал головой священник.
— У меня есть причины, святой отец.
— У каждого они есть. И больше всего их было у распятого Христа. Но это не помешало ему взойти на крест и принять страдание ради искупления грехов человеческих.
Глава 32
— Обнаружен корабль класса «истребитель», — механический голос бортового компьютера заставил Макса вздрогнуть. — Расстояние семь с половиной километров, скорость одна и две десятых сверхзвуковой, траектория полёта параллельна нашей.
Покровский бросился к приборной доске.
— Вывести изображение! — крикнул он.
На мониторе появилась картинка летящего истребителя.
— Это республиканский корабль, — проговорил Покровский. — Наверное, из гарнизона. Что им здесь надо? Выйти на связь.
-Слушаюсь, сэр. Связь установлена.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Приём, неизвестный борт, говорит перехватчик, который вы преследуете. Назовите себя.
— Говорит гарнизонный патруль Нового Гётеборга. На связи капитан Лемерекис. Назовите себя и совершите посадку для проверки документов.
— Это Всадник Покровский, капитан. Выполняю особое задание. Приказываю немедленно прекратить преследование.
— Сэр, прошу приземлиться для идентификации.
— Капитан, у нас нет времени.
— Мы будем вынуждены открыть огонь.
— Совершите большую ошибку, капитан! — в голосе Покровского прозвучала явная угроза.
— Сэр, даю вам двадцать секунд, чтобы сбросить скорость и пойти на снижение.
Покровский отключил связь.
— Компьютер, через сколько они нас догонят?
— Если мы продолжим лететь с прежней скоростью, то через две минуты.
Покровский вновь включил связь.
— Капитан Лемерекис.
— Да, сэр?
— Мы снижаемся.
— Хорошо, сэр.
— Совершить посадку, — приказал Покровский, отключив канал.
Перехватчик резко сбросил скорость и начал снижаться. Макс следил за тем, как сокращается расстояние между ним и истребителем.
— Выведи картинку ещё раз, — попросил он Покровского.
— Зачем?
— Хочу кое-что посмотреть.
— Компьютер, дай изображение республиканского корабля.
Макс придвинулся к монитору, на котором возник истребитель.
— Почему на нём нет опознавательных знаков? Это нормально?
— Что? — Покровский вгляделся в изображение. — Да, действительно, никаких номеров. Ну, и что? Возможно, краска обгорела в бою, а новые рисовать не стали.
— Да, конечно. Всё может быть.
— Кто это, по-твоему, если не гарнизон?
Макс пожал плечами.
— Лучше быть наготове, — сказал он. — У меня плохое предчувствие.
Покровский усмехнулся.
— Ладно, если настаиваешь. Компьютер, готовность к бою номер один.
— Слушаюсь, сэр.
— Игорь, позови Хэлен. Дэн, помоги пацану пристегнуться.
Покровский защёлкнул карабин своего страховочного ремня.
— Думаю, стоит надеть шлемы, — сказал Макс, беря свой. — На всякий случай.
— Ладно, подстрахуемся, — кивнул Покровский.
— Слушай, могуполучить свой бластер? А то мало ли что, — Макс решил, что тянуть с оружием больше не следует, да и момент, вроде, был подходящий.
Покровский усмехнулся.
— Собрался воевать с кораблём? Ладно, забирай. Дэн, выдай ему пукалку.
Штурмовик открыл оружейный шкаф, достал бластер Макса вместе с кобурой и протянул хозяину.
Макс застегнул ремень на поясе, но спокойней от этого не стало: Покровский был абсолютно прав — бластером с истребителем не повоюешь.
В рубку вошла Хэлен.
— В чём дело?! — спросила она громко. — Игорь сказал, нас преследуют.
— Да, похоже на республиканский патруль. Но лучше подготовиться ко всему, — отозвался Макс. — Надень шлем и пристегнись.
— А Никита и пастор Матвей? — спросила Хэлен с тревогой.
— Лишних скафов нет, — бросил Покровский через плечо. — Не переживай, я уверен, что всё обойдётся.
Хэлен надела шлем. Теперь все были в скафандрах, кроме мальчика и священника. Макс взглянул на них с беспокойством: если корабль разгерметизируется, им конец.
Перехватчик продолжал снижаться, сбрасывая скорость. Теперь от истребителя его отделяло чуть больше четырёхсот метров, так что корабли шли точно друг за другом. Вдруг из орудий преследователя вырвались лазеры и ракеты. За долю секунды они врезались в кормовую часть перехватчика, уничтожив тяговые дюзы и разворотив часть корпуса. Один из реакторов взорвался, оторвав от корабля часть обшивки и орудий. В рубке мгновенно погас свет, монитор, вспыхнув ослепительной искрой, стал чёрным, с потолка дождём посыпались искры. Макс почувствовал, как перехватчик, накренившись, устремился вниз под опасным углом.
— Твою мать! — заорал в темноте Покровский, перекрывая вопли остальных.
Корабль ударился о планету, подскочил и рухнул на неё снова. Макса тряхнуло так, что голова едва не оторвалась. Правая стена рубки раскололась, и воздух ринулся наружу. Из повреждённой гидравлики повалил пар. Приборная доска неожиданно загорелась, осветив фигуры людей. Макс увидел искажённые ужасом лица священника и ребёнка. Через секунду на них отразилось действие вакуума: из глаз, носа и ушей хлынула кровь, кожа начала покрываться язвами и лопаться. Из неё сочилась вскипевшая лимфа.
