Я сказала отцу, чтобы он не пил так много, иначе в конце концов станет похож на отца Хуаниты.
Отец с горечью посмотрел на меня и резким движением поставил банку с пивом на стол. Наша семья трещала по швам. Мы или сдерживались и не говорили друг другу того, что чувствуем, или же говорили это и тем самым делали друг другу больно.
— Какой еще отец Хуаниты? Кто это такой?
Поскольку отец с утра и до вечера работал, ему до сих пор не довелось увидеть мою подругу Хуаниту. Мы ходили с ней в один класс и были соседками. Когда она смеялась, у нее на щеках появлялись ямочки, из-за чего я очень ей завидовала. А еще Хуанита делала вид, что не замечает своего отца, когда мы видели, как он выходит из бара торгового центра, сильно пошатываясь.
16
Лаура, пусть эта фотография хранится у тебя
На одном из столиков в гостиной откуда ни возьмись появилась моя фотография, сделанная уже давным-давно — еще тогда, когда я ходила в свою первую школу, называвшуюся «Эсфера». Тогда мне было всего лишь десять лет, а сейчас уже исполнилось девятнадцать. В той школе мы не носили форму, как в школе «Санта-Марта», где почти все сотрудницы были монахинями. А еще у нас в той школе был тренер по баскетболу, которого звали Олаф. Я помню черты его лица так хорошо, как будто видела его секунду назад. Чем ты моложе, тем отчетливее тебе видны очертания лица, веснушки, ресницы, морщинки, форма пальцев — все это бросается в глаза в мельчайших деталях. В ту эпоху моей жизни мне навсегда запомнились запахи, исходившие от одноклассников, голоса учителей, мелкие повреждения на поверхности оборудования спортивной площадки… Однако я не помнила, чтобы кто-то сфотографировал меня на этой площадке и сделал фотографию. Эту фотографию. Более того, я никогда не видела ее ни в одном из наших фотоальбомов. В общем, эта фотография была для меня чем-то абсолютно новым.
Стрелки часов показывали половину десятого. Я только что вернулась домой из хореографического училища. Бабушка Лили уже надела пижаму из белого шелка (в которой ее грудь и бедра выделялись так, будто она была скульптурой), а мама готовилась пойти куда-то с друзьями. Мне в такое время суток нравилось ужинать, глядя в телевизор и слушая краем уха шум снующих по улице машин, которые на сегодня уже остались для меня по ту сторону входной двери. Я уже могла больше не обращать внимания ни на бибиканье, ни на повизгивание тормозов, ни на звуки сальсы, доносящиеся из какого-нибудь автомобильного окошка.
— Где вы взяли эту фотографию?
Я помнила, что джинсовый комбинезон, в котором я была запечатлена на фотографии, вместе с другой одеждой, которая мне стала мала, мы передали в местный церковный приход, а баскетбольный мяч до сих пор, наверное, лежит у нас в кладовой. От возраста десяти лет до девятнадцати прошла, мне казалось, целая вечность.
— Возьми, Анна оставила это для тебя, — сказала мама, передавая мне пудреницу с логотипом компании «Диор». — Она сказала, что эта пудра того же оттенка, что и твоя кожа, и что с ее помощью можно скрыть прыщики, которые у тебя время от времени появляются.
Емкости в пудренице были почти полными, а с обратной стороны крышки было зеркало.
— Эту фотографию тоже принесла Анна?
— Она, наверное, нашла ее где-то у себя дома. Пусть эта фотография хранится у тебя.
Я легла спать рано — после того как сделала бабушке Лили массаж ступней и посмотрела сериал, в котором снималась моя двоюродная сестра Кэрол. Лили смотрела каждую очередную серию с таким видом, как будто снималась сама, но при этом почти не вникала в ход событий. Если Кэрол не появлялась на экране более пяти минут, Лили сердито вставала и с мрачным выражением лица шла спать.
— Они не ценят ее талант, — говорила она. — Это все равно что метать бисер перед свиньями.
17
Вероника хочет знать
Это был маленький офис с гипсокартонными перегородками, выкрашенными в серый и белый цвета. На столе секретарши в керамической тарелке, примерно на треть заполненной водой, лежал пасхальный цветок. На маленьком дополнительном столике стояли несколько чашек и кофейник. Чуть дальше у стены виднелся металлический картотечный шкаф, из замка которого торчал ключ. На шкафу стояли в рамках несколько фотографий. Фамилия детектива была Мартунис. Встретиться с ним без предварительной записи было практически невозможно. «Вы секретарь детектива?» — спросила я у сидевшей в офисе женщины. «Я его помощница. Меня зовут Мария, — ответила она. — Ты можешь рассказать мне, по какому делу сюда пришла. Мы потом сами тебе перезвоним».
Я сказала, что меня зовут Вероника, что я дочь Роберты Моралес и просто хочу познакомиться с детективом. Мария слушала меня, не переставая работать на компьютере: ее большие и сильные руки бегали по клавишам. Возможно, она пыталась найти в базе данных файл, посвященный моей матери.
— Познакомиться с ним?
— Да, мне хотелось бы с ним познакомиться.
Мария остановилась и впервые пристально посмотрела на меня непонятного цвета глазами — то ли серыми, то ли зелеными, то ли голубыми. Глаза эти не были невзрачными, но я не стала бы утверждать, что они красивые.
— Хорошо, присядь на минуточку, — сказала она, указывая на два серых стула возле стены. — Я посмотрю, что могу для тебя сделать.
Перед стульями стоял низенький столик с журналами. Это означало, что посетителям иногда приходится ждать. Наверное, они могли случайно встретить здесь, в офисе детектива, какого-нибудь своего знакомого и таким образом попасть в неловкое положение. На одном из стульев сидел мужчина — лысый, с большими пучками волос над ушами. Его руки, насколько позволяли видеть рукава, были очень белыми и полными, без волосяного покрова. На запястье у него виднелись часы размером чуть ли не с кулак. Судя по джинсам, сегодня у него был выходной день. На безымянном пальце у него было обручальное кольцо. Лежащие на столике журналы выглядели такими потрепанными, что, пожалуй, их могла листать моя мама, когда приходила сюда несколько лет назад и сидела на стульчике, размышляя о том, что же она скажет детективу и его помощнице.
Мария, набрав на телефоне какой-то номер, разговаривала так тихо, что было просто невозможно услышать, что она говорит. Она поэтому даже не стала прикрывать рот рукой. Закончив разговор, она встала, вышла из-за стола и подошла ко мне. На ней были туфли на тонких серебристых каблуках — настолько тонких, что они вдавливались в ковровое покрытие. Одета она была в облегающие джинсы и что-то вроде красной кофточки с очень большими вырезами на спине, на боках и на груди. Шла она, горделиво расправив плечи и, казалось, внутренне радуясь тому, что ее длинные, гладкие черные волосы покачиваются при ходьбе, скользят по ее щекам и плечам и цепляются за бретельку лифчика.
Я, сидя на сером стуле и держа в руках журнал, смотрела на нее, наверное, с открытым ртом. Она остановилась напротив меня, поставив ноги в туфлях на серебристых каблуках так, как будто собиралась нанести мне удар ногой. Ей, несомненно, доводилось держать в своих больших руках пистолет далеко не одной марки, и она умела метко стрелять. А еще она наверняка помнила мою мать.
— Он будет здесь через полчаса. Ты можешь сходить куда-нибудь и вернуться.
— Я лучше подожду здесь, — ответила я.
Она, чуть-чуть наклонив голову вправо, собрала волосы и в задумчивости закрутила их в узел. Я подумала, что ей больше идут распущенные волосы: благодаря им ее крупное лицо кажется не таким большим, и они частично скрывают ее довольно мощную челюсть.
— Может сложиться так, что и больше, чем через полчаса, — сказала она. — Сидеть здесь тебе будет скучновато.
— Мне есть над чем поразмыслить, — откровенно призналась я. — Мне нужно побыть в месте, которое бы мне ни о чем не напоминало и в котором мой мозг мог работать, ни на что не отвлекаясь.
— Как хочешь, — сказала Мария.
И она направилась к своему столу, выпустив волосы из рук. Они снова стали покачиваться туда-сюда, чиркая по ее спине. Эта женщина явно гордилась своим телом, и я готова была дать голову на отсечение, что в свободное от работы время она либо занимается в спортзале, либо разглядывает всю себя в зеркале.
Мои родители познакомились случайно на пляже. Они до этого никогда не встречали друг друга. У них не было в жизни абсолютно ничего общего. Отец учился на менеджера по туризму, а мама работала продавщицей в большом универмаге. Их родители жили в совершенно разных местах: родители отца — на Канарских островах, а родители матери — на средиземноморском побережье Испании. Сколько же должно было произойти совпадений, чтобы эти два абсолютно разных человека встретились и чтобы у них родились именно мы с братом. Сколько миллионов глаз, ртов, костей, клеток, сколько миллиардов людей были необходимы для того, чтобы мы появились на свет, а еще до этих людей — сколько миллиардов животных, бактерий, лет, черт знает чего еще… И в конце концов появились мы. Какое значение могла при этом иметь смерть Лауры?
