Среди пучков сон-травы и связок сушеных лягушачьих лапок омерзительно скалился козлиный череп.
Глава 20
Случай в конюшне
Глеб отшатнулся. Комната поплыла у него перед глазами. Лишь козлиный череп явственно и глумливо усмехался из темноты шкафа. Что это, явь или кошмарный сон? Чему же верить, если не глазам своим?
Неужели Марика и впрямь оборотень? Все складывалось против нее, но не слишком ли очевидно? Кто-то пытался ее опорочить, понял Глеб. Странно, но именно теперь злость на Марику улетучилась, и он больше чем когда-либо был уверен в том, что все это какая-то нелепая ошибка.
— Что это? Зачем тебе эта мерзость? — спросил Глеб.
Девочка молчала. Он хотел, чтобы она сказала хоть слово в свое оправдание, он бы поверил ей, а не чужим наветам.
— Скажи, что все это попало сюда случайно! Что ты не занимаешься колдовством. Скажи хоть что-нибудь. Я хочу знать правду!
Как нетерпеливы порой бывают люди. Они требуют правды сейчас, чтобы завтра казниться и кусать локти, что не смогли подождать.
«Что тебе слова мои? Звук. А мне? Вечный мрак», — с безысходностью подумала Марика. Она поняла, что судьба ее решена. Она не сумеет больше противиться заклятию клада. Стоит ли краткий миг правды того, чтобы погибнуть и вечно скитаться среди неприкаянных душ?
Может, и нет. Но она решила, что такова месть духов, разгневанных ее ослушанием. Марика глубоко вздохнула и уже открыла рот, чтобы сбросить с себя тяжкий груз обвинений, когда в комнату вбежал Прошка.
Паренек запыхался от быстрого бега. Его глаза горели возбуждением, а на лице читалось беспокойство.
— Дозвольте слово молвить. Там барышню кличут, — сбиваясь с дыхания проговорил он.
Волнение Прошки передалось Глебу.
— Где? Что произошло? — спросил он. Прошка кивнул на Марику.
— Ейный жеребец взбесился. Одному работнику так копытом саданул, что лекаря надобно. Конюха чуть не зашиб. Главный конюший просит, чтобы барышня пришла. С ее конем только она может справиться.
Марике не надо было повторять дважды. Воспользовавшись заминкой, она стрелой метнулась к двери, выскочила из комнаты, пронеслась по коридорам дворца и, оказавшись на улице, побежала на задний двор.
Она была уверена, что переполох на конюшне — не случайность. Это духи подавали ей знак, что она прощена. В тот самый миг, когда она готова была навлечь на себя заклятие клада, духи послали ей избавление, позволив избежать объяснений и неминуемой расплаты.
Девочка неслась во все лопатки, будто у нее за спиной выросли крылья. Сейчас она меньше всего думала о том, что произошло в конюшне. В голове пульсировала одна радостная мысль: спасена!
Следом за Марикой, точно хвост за кометой, бежали Глеб и слуги. На заднем дворе толпился народ. Возле конюшни Марика остановилась, впервые осознав, что ее любимец в беде. Из запертого помещения доносилось отчаянное ржание лошадей и топот. Беснующиеся животные били копытами, пытаясь разнести стойла. Конюхи в растерянности топтались возле дверей, не решаясь зайти внутрь.
Увидев Марику, главный конюший бросился к ней.
— Госпожа! Беда! Резвый взбесился ни с того ни с сего, будто его кто сглазил. Ей-богу, на то никакой причины не было. Я взялся его утихомирить, да куда там. За вами послал, думал, вы с ним поговорите — он и успокоится. Он ведь вас больно слушается. Да за это время другие с ума посходили. Теперь не знаю, что и делать. Люди боятся туда заходить. Да и опасно, право.
Конюший растерянно мял шапку в ожидании распоряжений и наказания. Марика слушала истошное ржание лошадей и понимала, что если ничего не сделать, обезумевшие животные покалечат друг друга. Даже цыгане, искусные знатоки лошадей, дивились ее удивительному дару ладить с гордыми животными. В таборе признавали, что нет никого, кто мог бы управляться с конями лучше нее. Явись она чуть раньше, и несчастья можно было избежать. Даже сейчас она могла бы попытаться успокоить лошадей, если бы не обет молчания. Злой рок преследовал ее, заставляя нарушить запрет.
Выбор был невелик: навлечь на себя заклятие или позволить взбесившимся животным искалечить друг друга. Был еще третий, безрассудный путь: войти в конюшню. «Лучше пойти на верную гибель, чем разделить судьбу кузнеца. Духам виднее: карать или простить», — решила Марика.
Подавив страх, девочка отважно направилась к воротам.
— Госпожа, туда нельзя. Это опасно, — конюх встал у нее на пути, но она отстранила его.
— Марика, стой! Это безумие! — Глеб схватил Марику за руку, но она вырвалась.
В ее взгляде было столько решимости, что он покорно отступил. Никто больше не пытался ее остановить. Марика с трудом отодвинула тяжелый засов и, приоткрыв ворота, шагнула внутрь, в кромешный ад. Топот, ржание, хрип слились в одну пронзительную какофонию. Взбесившиеся жеребцы вставали на дыбы и били копытами куда попало. Они мотали головами и натужно ржали. С губ слетали хлопья пены. Казалось, даже воздух вокруг пульсирует от дикой паники животных. Как только Марика оказалась лицом к лицу с опасностью, страх, тугим клубком ворочавшийся у нее в груди, разом прошел. Она словно шагнула за ту черту, где ужас бессилен. Ее охватило удивительное спокойствие, будто все происходило не с ней, а она лишь наблюдала со стороны, как кто-то другой бросил вызов творившемуся безумию.
Марика поискала глазами Резвого. Конь бил копытами и яростно мотал головой. Девочка мысленно воззвала к своему любимцу, надеясь, что тот услышит ее молчаливый призыв. Резвый повернул голову и налитым кровью красным глазом уставился на хозяйку. Марика беззвучно уговаривала и успокаивала его. Конь вскинулся на дыбы и протяжно заржал, точно разрывался между двух огней: желанием повиноваться хозяйке и охватившим его бешенством.
Невозможность говорить жгла девочку. Если бы только она могла произнести ласковые слова, которые теснились у нее на языке. Ей казалось, что все невысказанное сплелось в золотой шар. Она даже ощущала в груди исходящее от него тепло. Повинуясь необъяснимому порыву, Марика воздела руки и направила открытые ладони на беснующихся коней. Она почти физически ощутила, как потоки золотого света незримыми лучами заструились по конюшне.
Постепенно кони стали затихать. Топот и ржание смолкли. Лишь тяжелое дыхание и похрапывание лошадей говорили об их недавнем возбуждении.
Марика не замечала перемены, происшедшей с животными, и даже не осознавала, что сотворила чудо. На какое-то время мир вокруг перестал для нее существовать. Она всецело отдалась пронизывающему ее свету и словно растворилась в волнах бескрайнего счастья.
Золотой поток стал слабеть. Вместе с ним из Марики утекали силы. Незримые нити истончались и исчезали. На девочку накатила приятная истома.
Шум в конюшне стих, и вместе с ним прошло странное оцепенение, охватившее ожидавшую снаружи толпу.
— Откройте ворота! — скомандовал Глеб.
Конюх потянул за створку. Та нехотя подалась. Люди не сразу увидели затерявшуюся меж лошадей хрупкую фигурку с воздетыми к небу руками. Толпа потрясенно молчала. Люди как зачарованные глядели на ребенка, сумевшего обуздать неистовство табуна. Они столкнулись с чем-то необъяснимым, а все, что непонятно разуму, вызывает опасение. Никто не решился подойти к Марике. Чудом восхищаются лишь по прошествии времени или на расстоянии. Столкнувшись с ним лицом к лицу, люди испытывают не восторг, а суеверный страх.
Девочка как подкошенная рухнула на землю. Первым очнулся Глеб. Подойдя к Марике, он склонился и прослушал ее сердце. Оно билось ровно и четко. Девочка безмятежно спала и улыбалась во сне. Мгновенное чувство облегчения у Глеба сменилось беспокойством. Уж не случилось ли с Марикой то же, что и с Агнессой?
— Отнесите ее в опочивальню, — приказал юноша.
Никто не тронулся с места. Лишь конюх решился поднять девочку. Когда он бережно взял ее на руки, Марика на мгновение открыла глаза. Она хотела что-то сказать, но была еще слишком слаба для этого и снова погрузилась в забытье.
— Ваше Высочество, вы и теперь сомневаетесь в том, что она ведьма?
Гнусавый голос мадам Стилет прозвучал в тишине так резко, что все невольно обернулись в ее сторону и прислушались. Меньше всего Глебу хотелось выслушивать бредни старой девы сейчас, когда Марика ничего не могла сказать в свое оправдание. Он бесцеремонно оборвал гувернантку:
— Молчите! Неужели вы не видите, что она в беспамятстве.
Однако мадам Стилет не была намерена отступать. Ведунья так нагнала на нее страху, что гувернантка решила любой ценой избавиться от воспитанницы.
— Эта особа околдовала вас, и вы не видите очевидного! — в сердцах воскликнула она.
Пыл и искренность ее слов привлекли внимание толпы. Гувернантка громко обратилась к стоящим во дворе:
