— Мне очень-очень хочется сказать «да».
— Так в чем же дело?
Саша вздохнула, пожала плечами.
— Мне кажется, я еще слишком маленькая и глупая для замужества. Подожди, я подрасту и поумнею.
Вдруг что-то в небе привлекло ее внимание. Она вскинула голову.
— Смотри! Звезда падает, — она проследила путь яркой, крошечной искры на темном покрывале неба, поворачиваясь вслед за ней. — Скорей загадывай желание! — и прислонилась к Грише спиной.
Он обхватил ее за плечи, качнул аккуратно.
— Такая маленькая девочка.
— Вот видишь!
Он поцеловал ее в затылок.
— Но я хочу, чтобы у меня была девочка-жена.
— Да? — изумленно воскликнула Саша, ее мысли метались неудержимо и неисповедимо. — Ты читал «Дэвида Копперфилда»?
— Нет, — теперь пришла очередь удивляться Грише. — Почему ты спрашиваешь об этом?
— Так. Небольшой каприз, — Саша беззаботно махнула рукой.
— Только ты можешь, когда тебе делают предложение, вспоминать о Диккенсе.
Саша лукаво улыбнулась.
— Ты знаешь, что «Дэвида Копперфилда» написал Диккенс?
— Сашка! Веди себя прилично!
— Что? Ах, да! — она заворочалась, делая вид, что пытается освободиться от его объятий. — Немедленно отпусти меня. Неприлично обниматься в общественных местах. Ты-то об этом должен знать.
Звезды замерцали, небо склонилось, море накатило волной. Все они не просто присутствовали, они наблюдали за этими людьми, они жили в их жизни и переживали за их жизнь.
8
Никита сидел верхом на скамейке и следил за порхающей вокруг него Инной. Та, словно красивая бабочка, то приближалась, то удалялась, никак не давалась в руки и нестерпимо манила. Вот подошла сзади, положила ладони на плечи. Он чувствовал каждый ее пальчик, те жгли прямо через рубашку, и не шевелился, боясь спугнуть Инку и лишиться этого чудесного, сладкого до боли ощущения.
— Представляешь, он живет в том доме! — она наклонилась через его плечо, коснулась волосами его щеки, указала на темнеющий за деревьями дом. — Второй подъезд. Тридцать девятая квартира.
— Кто — он? — спросил Никита, и ее волосы защекотали его губы.
— Ну, он! — выпрямилась и отодвинулась Инна. — Помнишь, я тебе рассказывала? Я познакомилась с ним в баре. Ну, помнишь?
Конечно, он помнил. И хоть не знал его, а уже ненавидел.
— Откуда ты знаешь? — он пытался доказать себе, что она врет.
— А может, я была у него!
Нет, он не верил, не хотел верить, не желал верить. Она не стала разубеждать, легкомысленно прибавила:
— А может, и не была.
Инна вспомнила про этот разговор через несколько дней и прокляла себя. Зачем назвала адрес? Зачем наговорила столько ерунды? И сегодня. Зачем, с самого начала наткнувшись на сдержанную холодность Никиты, возмутилась и завела прежнюю глупую песенку?
В сумерках, в легком шелесте деревьев, в мягком теплом воздухе ее воображение рисовало страстные любовные сцены, отчаянного мальчишку, на грани беспамятства шепчущего ей о том, как она прекрасна, как она великолепна, и как безгранична его любовь к ней. Но мальчишка, всего лишь, стоял рядом и смотрел. Она опять не заметила в его взгляде ни мольбы, ни признания, ни отчаяния, он опять показался ей равнодушным.
Он встречается со мной, потому как любому парню в его возрасте нужна девчонка. Чтобы чувствовать себя мужчиной, чтобы давать разрядку своим сексуальным эмоциям. Я ему нравлюсь, конечно. Но он совсем меня не любит. Иначе бы он сказал об этом. Или сделал бы что-нибудь такое…
— Представляешь, я сегодня встретила его, — сказала Инна. — Того мужчину. Я тебе рассказывала.
— И что? — Никита дернул углом рта.
Как бесстрастно он спрашивает!
Он пригласил меня к себе. Сегодня вечером! — Инна нарочно взглянула на часики, потом подняла глаза, желая пронаблюдать произведенный ее словами эффект, и увидела перекошенное злобой лицо.
— Ну, и катись! Времечко, наверное, уже подходит? Ну? — он оставил ей последний шанс передумать, признаться, что она все сочинила, он, не отрываясь, смотрел в ее лицо. — Ну? Беги же!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— И что? — вызывающе воскликнула Инна. — И побегу. Он не такой, как ты.
— Конечно! — перебил ее Никита. — Куда мне до него! С его-то опытом! Он знает, как обращаться с такими молоденькими дурочками. Гад! Ненавижу его!
Инка, напуганная содеянным, решившая, что у нее нет хода назад, обиженная, потрясенная, никогда не видевшая в Никите столько злобы, надрывно, отчаянно смело крикнула:
— Он тут ни при чем. Это все я. Я сама.
Она почувствовала непривычно сильную хватку рук, его пальцы так и впились, так и вдавились в ее тело, причиняя боль.
— Ты? — Никита зло встряхнул ее. — Ты?
— Я! Я! Я! — завопила Инка от страха.
Мгновенно исчезла злоба, глаза вспыхнули презрением, ненавистью и решительностью. Никита с силой оттолкнул ее от себя, она чуть не упала.
— Ты больше никогда не увидишь его.
Он развернулся и пошел, нет, почти побежал прочь.
— Ты куда? — растерянная, пораженная Инка кинулась следом.
Он не ответил, даже не оглянулся. Он не услышал ее.
Она недолго бежала за ним. Отчего-то быстро выбилась из сил, остановилась, жадно глотая воздух.
— Куда? — спросила, скорее уже сама себя, с трудом узнала место, где находилась, долго определяла направление, в котором исчез Никита.
Она плутала среди домов, заблудившись в улицах, досконально знакомых с детства. Наконец она догадалась, куда он побежал. И ужаснулась.
Господи! Что она наделала?! Зачем придумала очередную историю и упоенно рассказывала ее, желая вызвать ревность? Еще и приплела абсолютно невиновного человека. А Никита поверил. Еще как поверил! И возненавидел. Почему-то вовсе не ее, а того, кто был совершенно ни при чем. Да, да! Совершенно ни при чем! Хотя он и существовал, являлся реальным, живым и, действительно, встретился ей в баре.
Каким бы значительным и обещающим ни казалось это словосочетание, встреча получилась самой, что ни на есть, невинной. Она произошла днем, ясным, чистым днем, пожалуй, даже ближе к утру. Бар был пуст и прохладен, превратившись в обыкновенную кафешку, куда несколько заботливых родителей привели своих малышей, чтобы накормить их мороженным. Инна неторопливо и досадливо проходила мимо, помахивая пакетом с хлебом, за которым против желания была отправлена своей мамой. И, видимо назло ей, с нетерпением дожидавшейся дома мягких батонов, дочь решила потянуть время, заглянуть в почти безлюдный зал и тоже съесть мороженое, подольше и с удовольствием.
Она, не спеша, раскапывала кремовую массу в вазочке и глазела по сторонам. Редкие родители с чадами ее не интересовали, и она перевела взгляд на стойку.
За стойкой сидел мужчина и так же, как Инна, неторопливо потягивал что-то из высокого стакана, тихо переговариваясь с барменом. Его поза была небрежна и уверенна: прямая спина, свободно расправленные плечи, спокойно лежащая на барьере рука; затененное лицо и яркий блик света на стекле. Инна с интересом рассматривала его. Никогда раньше она не обращала особого внимания на мужчину такого возраста. А он вдруг отвел взгляд от бармена и посмотрел в зал. Инна вздрогнула, мгновенно приняла изящную позу и очаровательно потупила глазки, из-под ресниц наблюдая за сидящим за стойкой. Он оглядел полупустую перспективу и, кажется, не нашел в ней ничего интересного для себя. И, наверное, даже не заметил Инну. А ей показалось чем-то знакомым его лицо.
Во власти необъяснимого порыва она, оставив на столе недоеденное мороженное, выбежала за ним, стоило ему только выйти из бара, и проводила его до самого дома, старательно незаметно шагая следом чуть вдалеке.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Оказывается, они были почти соседями. Инна в задумчивости постояла возле его дома, и вечером, изменив смысл, рассказала обо всем Никите. Тот лишь посмеялся, назвав незнакомца стариком и недвусмысленно глядя на подружку. Ясно, он посчитал ее ненормальной в этом ее несуществующем увлечении. Она лишь сейчас поняла, несмотря на насмешку, он поверил ей тогда, а если и не поверил, то принял во внимание возможность существования столь странного соперника. И Инне необходимо было всего лишь не вспоминать о нем, хотя бы при Никите, чтобы развеять его опасения, но она даже не догадывалась об их существовании. Она заметила только смех, обиделась, подумала, Никите безразлично, и решила, такое невозможно терпеть.
