Ратники быстро обменялись взглядами и… никто ничего не сказал — похоже, мишкин аргумент оказался для них совершенно неожиданным и очень серьезным. Опыта, хотя бы единичного, они тоже не имели— какие бы деяния за Ратнинской сотней в прошлом не числились, князей ей пленять не доводилось еще ни разу.
— Теперь второе, — не дождавшись комментариев, продолжил Мишка — если брать, то сколько? Сколько вообще с князя запросить можно? Нет, я понимаю, что много, гораздо больше, чем с боярина, но сколько точно? И как с ним торговаться?
— Так ты, говорят, торговаться мастер, — оживился задумавшийся было Фаддей. — В Турове, сказывают, купца чуть без штанов не оставил.
«Ну, да! Муж Варвары — первой ратнинской сплетницы. Знает даже то, чего не было и, что примечательно, в мельчайших подробностях».
— Так это купец! С ним торговаться любому пристало, а тут князь! К тому же купец тот родич мой, разошлись, в конце концов, полюбовно. Ты себе можешь вообразить, как с князем полюбовно разойтись?
Фаддей вылупился на Мишку так, словно у того внезапно выросли рога или перья: представить себе подобных отношений с князем он явно не мог.
— Ну, и третье: а с кого брать-то собираемся? Не с князя ли Вячеслава Владимировича Туровского? — окончательно огорошил Мишка собеседников.
— Это как? — озвучил общее недоумение Арсений.
— Да вот так! Выкуп князь будет собирать с земли, которой владеет. Но владеет-то Всеволод Давыдович частью земель Туровского княжества! Он же не удельный князь, а подручный. Выходит, мы с Туровских земель выкуп брать собираемся! Это как? Правильно? И как на это князь Туровский посмотрит?
— Тьфу, чтоб тебя! — Арсений с чувством плюнул под ноги. — Все через задницу! Кои-то веки думали, что великую добычу взяли… Обрадовались, придурки, а тут… как бы не вышло, что сами в долгу.
«Блин, вот так и рубили головы вестникам за дурные новости… ишь, уставились, будто вы, сэр, у них кусок изо рта выхватили. А надежды-то, надо полагать, у господ военных были самыми радужными. Облом-с, сэр! А не слинять ли вам по-английски, пока личный состав в задумчивости пребывает? Не дай бог, разгорячатся излишне…»
— А с Гоголя сколько запросил? — впервые за весь разговор произнес что-то членораздельное Молчун.
— Доспех, оружие, коня строевого, коня заводного с поклажей и сверх того двенадцать гривен. На гривны грамотка дадена, если до Рождества Христова не расплатится, на эти двенадцать гривен лихва набираться станет — по гривне в месяц, за год просрочки еще двенадцать наберется. С тем и отпустим в Городно.
— Отпустим? Да ты в уме?
«Угу. Традиционно, пленника держат у себя, пока за него выкуп не привезут. В европах-то могут и отпустить под рыцарское слово, но здесь такого обычая нет».
— А ты прикажешь его с собой тащить? — Мишка опять, отвечая, вроде бы Чуме, поглядывал на всех ратников. — Охранять, кормить… и так-то намаемся, пока князя с княгиней в Туров доставим, а тут еще такую мороку себе навязывать.
— Ничего! Своя ноша не гнетет!
— Тогда и ратников городненских придется с собой тащить, о них, между прочим, по две гривны с носа уговорено. Что, будем ладьи, как бочки солониной набивать? И ведь тоже: кормить, охранять, да еще и раненых обихаживать — не дай Бог помрут.
— А ежели обманет твой Гоголь? — вполне резонно усомнился Чума. — Человечек-то дерьмовый, всякой пакости ждать можно.
— Зимой в усадьбу его наведаемся — я с опричниками, да вы. Не откажетесь, поди? Я у дружинников выведал, где у Гоголя имение. День пути от Городно, никто не помешает.
— Хе-хе, вестимо, не откажемся! Возьмем свое, да с лихвой!
— Имение-то велико ль? — снова поинтересовался Молчун, и снова в точку!
«Ай да Молчун! Позволю себе заметить, сэр, живая иллюстрация к пословице «Молчание — золото». Как он личный состав от мрачных мыслей на конкретную прибыль перевел! Снимаю шляпу, сэр Майкл, и вам рекомендую то же самое!»
— Да, верно! — подхватил мысль Молчуна Арсений. — В простой веси на двенадцать гривен добычи и не наберется, это село большое нужно.
— Я что, дурак, по-твоему? — изобразил обиду Мишка. — Выспросил, конечно, да не у самого Гоголя, а у дружинников. Имение велико. Три веси, рыбные ловы на Немане и, самое «сладкое», торговля у него там с ятвягами устроена. Вроде бы… слушок прошел, что Гоголю княжий тиун пенял, будто тот беспошлинно торгует, пользуясь тем, что рубеж ятвяжский рядом. Если правда… а с чего бы неправде быть, рубеж-то и впрямь рядом? Так вот: если это правда, то там и поболее двенадцати гривен взять можно.
Судя по мимике и переглядыванию, егоровых ратников явно посетила мысль о зимней «турпоездке» на ятвяжскую границу, вне зависимости от того, расплатится Гоголь вовремя или нет.
«А что, сэр? Ничего невероятного в вашем предположении нет. Мужики ушлые, уговорить Егора вспомнить флибустьерскую молодость вполне способны, а к Гоголю они питают отнюдь не симпатию, скорее наоборот. Ну, попал тезка великого писателя, прямо скажем, очень конкретно попал! Средневековье-с, изволите ли видеть, сэр. Лихие девяностые — лишь подобие нынешних нравов! Все то же самое: есть место, где компактно сосредоточены немалые средства, и которое можно взять силой, оставаясь инкогнито. Да и неизвестно, станет ли терпила обращаться к властям, поскольку у самого рыло в пуху. Классика!»
— Когда ж ты успел все обговорить-то? — Арсений явно задал вопрос только для того, чтобы что-то спросить, потому что полученную от Мишки информацию требовалось как-то осмыслить, переварить, возможно, возникнут еще вопросы или сомнения, так что разговор о выкупе заканчивать было рано.
— Так с князем еще там, где Ерофея Скуку со товарищи нашли…
— Ну! — поторопил Арсений.
— Не было никакой торговли, — Мишка изобразил мимикой вынужденное подчинение грубой силе. — Тут и утаивать нечего. Князь Всеволод за спасение детей, на что угодно согласен был. Баш на баш договорились — мы спасаем княжье семейство, боярин Солома возвращается назад и приказывает княжьим дружинникам взять ляхов в ножи. Потом возвращает полон — доводит его до Пинска. Авдея Солому пришлось отпускать, тут-то и зашла речь о выкупе. За Солому, а за Гоголя и дружинников так уж — попутно. Ну, конечно, пришлось Соломе коней и доспех оставить… как иначе-то? Он потом взамен выложит то, что на ляхах возьмет. И двенадцать гривен, само собой.
— Почему с обоих бояр по двенадцать гривен?
— А сколько еще-то? С того боярина, что мы на Припяти в плен взяли, назначили двенадцать, и за сына его десять. Вот и я так же. Чтобы иную цену называть, надо же знать насколько боярин богат, какое имение… мы же этого ничего не знаем.
— Про Гоголя-то вызнал!
— Это уже потом, хотел узнать: не продешевил ли? Вроде бы не продешевил. Ну, а раз Солому отпустили, то и Гоголя тоже — князь за них поручился.
— А чего ж с самого-то князя выкуп не запросил? Он же на все согласен был?
— Да не вправе я князя судить! — Мишка повысил голос почти до крика. — Это вам не Спирьку-паскуду повесить! Там я в своем боярском праве был, а здесь неизвестно еще, виновен князь Всеволод или нет. Да, пошел с ляхами против своих, но семью же в заложниках держали! Да он еще зять Великого князя Киевского. Как там рассудят, неизвестно. По-всякому может повернуться, но как по мне, так лучше мы спасителями всего княжьего семейства будем, чем татями, ради выкупа князя пленившими!
Мишка оглядел ратников. Все молчали, обдумывая услышанное, даже Фаддей Чума хоть и глядел исподлобья, но словно и не он недавно на Мишку так тупо наехал.
— Ну, и приказ же тоже исполнять надо, — привел Мишка последний аргумент — князья князьями, но воевода Корней приказал всячески ляхам вредить и, если получится, отбить у них хоть часть добычи. А тут, если повезет, всю добычу у них отнять получится, да еще и перебить их, если не всех, так многих.
— О! — Арсений состроил такую физиономию, как будто удивился неожиданной находке. — А я уж решил, что ты и про приказ позабыл. Князя пленил, княгиню спас, занесся… прям близко к тебе не подойди.
— Угу. Занесешься тут… нам еще до Турова неизвестно как добираться. И нахрена мы проводников отпустили? Прямо как затмение какое-то нашло: до места довели, нате вам плату и прощевайте. А как назад? И Егор почему-то ничего не сказал.
